- Я рад, что ты так беспечна, королева, - фыркнул знакомый до омерзения голос за спиной.
Кела обернулась, едва не уронив кушак. Гном, еще более безобразный, чем раньше, сидел в колыбели келиного сына и раскачивал ее.
- Я пришел за тем, что мне причитается. Сначала я заберу Максимилиана, - гном ткнул тонким пальцем в мальчика. - Потом Зельду. Ну, о женихе ее я уж сам позабочусь, позднее.
Кела без сил рухнула в кресло.
- Я... я не ждала тебя так рано...
- Прошел ровно го с нашей последней встречи, королева, зачем же мне еще ждать? - усмехнулся гном.
- Может быть ты возьмешь что-то другое вместо моего сына.
Гном разразился фырканьем и полусмехом-полукашлем.
- Боишься гнева своего супруга, королева? Что же ты можешь предложить мне взамен, интересно?
Кела помяла в пальцах кушак, после чего протянула его гному.
- Ну и зачем мне это? - пожал плечами гном. - Обыкновенный пояс.
- Этот кушак соткан из моих волос. Он не такой уж обыкновенный.
Гном задумался, потом протянул руку и подцепил вышитую ткань.
- Хорошо, будем считать, что сына ты выкупила. Но не надейся, что с дочерью будет так же легко. Впрочем, ты мне нравишься... Я приду через неделю, и ты попытаешься угадать мое имя. Угадаешь, я исчезну навсегда. Не угадаешь, и я приду в последний день лета, а потом в день последних костров. Если же за три раза ты не сможешь сказать, как меня зовут, не обессудь, я заберу малышку Зельду с собой.
Он завернулся в кушак и пропал. Кела позвала кормилицу, оставила детей на ее попечение и побежала к Августе.
Баронесса, естественно, была занята - привычно скрипела пером по пергамену. Однако, увидев взволнованную королеву, она отложила недописанное стихотворение.
- Имя? - переспросила Августа, когда Кела рассказала ей о новых условиях гнома. - И у тебя уже есть какие-нибудь идеи?
Кела покачала головой.
- Я, конечно, слышала множество имен, но не берусь сказать, как могут звать это чудовище.
- В святцы можно даже не заглядывать... - Августа закусила кончик пера. - Вот что, девочка моя. Садись и пиши все имена, которые только можешь вспомнить.
Всю следующую неделю Кела и баронесса собирали имена. Король смотрел на это с легким недоумением, но снисходительно, и даже сам подсказал парочку. В положенный срок Кела поднялась на башню и на закате встретилась с гномом. Устроившись на спинке массивного дубового кресла, он сцепил свои похожие на ножки паука-сенокосца пальцы на колене и ухмыльнулся. Кела срывающимся голосом начала называть имена. К полуночи список закончился, а нужное так и не было найдено. Гном спрыгнул на пол, шутливо поклонился и исчез.
Кела принялась за новые поиски. Она и не подозревала, что в мире существует такое количество имен, да еще и престранных порой. Списки составили уже несколько томов, а у королевы по-прежнему не было никакой уверенности в успехе. Все лето она старалась не отходить далеко от малютки Зельды. Угроза потерять ее сделала девочку самым дорогим для Келы существом. Королева укачивала дочь, напевая мелодию, услышанную у гнома, и еще когда-то раньше. Слова появились не сразу, и Кела вполне допускала, что сама выдумала их.
Я иду по яблоневому лесу,
пела она.
По карамельному небу.
И Зельда засыпала со счастливой улыбкой.
Горы ярко-сине-звенящи.
Яблоневый дух нестерпим.
Яблоки в подоле несу.
Лето подходило к концу. Последний день выдался дождливым. Кела поднялась на башню со свитками и книгами и замерла у окна. Гор не было видно за пеленой воды, и Кела лишилась последней поддержки. Царапая ногтем камень стены, она замурлыкала странный мотив, силясь успокоиться.
- Облака сбиваются в стаи,
Нежные, пушистые звери.
Шерсть их, словно пух-одуванчик.
Ласковый полет паутинки
В карамели и пуху тонет, - насмешливо пропел гном. - Ну что, ты готова?
Кела преувеличенно спокойно в кресло и открыла первую книгу. На этот раз чтение имен заняло всю ночь. Гном сидел на низеньком табурете, щелкая пальцами и отрицательно мотая головой на каждое новое имя. К рассвету Кела охрипла и почти поддалась панике.
- У тебе осталась последняя попытка, - напомнил гном, прежде, чем исчезнуть.
Кела осталась в комнате одна. Некоторое время она, как безумная, раскачивалась в кресле, мыча проклятую песню, но вскоре уснула, совершенно вымотавшись. В тот же день королева слегла с горячкой, но и вбреду пыталась найти имя гнома. Баронесса Августа не отходила от своей юной подопечной. Король уже успел позабыть о жене-крестьянке, и новость о ее тяжелой болезни не слишком его взволновала. Тем не менее, Аугустус Петер прислал к жене целую армию медиков и аптекарей. Все ученые мужи в один голос заявили, что корень болезни ее величества - разлитие в организме дурных соков, которые породили сначала черную меланхолию, а затем и горячку. По крайней мере в случае с меланхолией они были правы.
Однажды ненастной ночью Келе в бреду привиделся Григор. Тонкий и смуглый, он был одет во все черное и перепоясан ярко-синим кушаком. В левом ухе покачивался сгустком солнца янтарь. Вид у покойника был почему-то виноватый. Присев на край постели, он опустил приятно прохладную узкую ладонь на лоб королевы.
- Понимаешь, Кела, есть законы, и все мы должны им следовать. Только тогда мир будет крутиться, а сезоны сменять друг друга.
Кела не поняла, что он имеет в виду, поэтому спросила о другом.
- Ты знаешь песню про яблоневые сады?
- Да, ее сочинил Господин и часто поет, гуляя по горам.
- Что там дальше после строфы про облака?
Григор неожиданно тепло улыбнулся и запел тихим, мягким голосом:
- Вереск и полынь под ногами.
Вереск - путь, полынь - мои слезы.
Горы ярко-сине-поющи.
Вереск и полынь неразрывны.
Вереск и полынь здесь - годами.
Я иду пшеничным полем,
Я иду лугами и лесом.
Запах яблок с медом мешая,
Я в венке, в пуху, в паутине.
Я иду, и дайте мне волю.
Кела задремала под эту тихую, успокаивающую песню. Допев, Григор склонился, поцеловал ее и шепнул:
- Болезнь больше не будет мучить тебя.
