Несмотря на то, что неожиданная земля была ничьей, она едва ли спасала жизни высадившимся на нее людям. Можно было с большей уверенностью сказать, что она, скорее, продляла их мучения. Уделом непокорных беглецов стали извечно стылый воздух летом, скудная пища и тяжелые болезни круглый год. Зимой Острова, которым так и не дали названия, сковывал лютый мороз и крепкий лед. Весной и осенью они продувались всеми ветрами, которые несли сырость и плотные туманы со стороны Прорвы.
И, все же, манны продолжали бороться с выпавшими им испытаниями. Они научились жить в вечном холоде, справляться с голодом и недугами. В конце концов, через несколько поколений, бывшие беглецы окрепли. Из нескольких маннов выживал один, но выживал сильнейший. В постоянных битвах с морем, его обитателями и друг другом манны превратились в суровых бойцов, каждый из которых умел держать в руках оружие едва не с пеленок.
И манны ничего не забыли. Ни позорного поражения со стороны романов, ни подлого предательства велльских соседей, которые сдались без боя. И через земли которых враг сумел подобраться к маннским селениям так быстро и незаметно.
Однако до недавнего времени у них не было надежды ни на то, чтобы одержать победу над давними обидчиками, ни даже на месть. Зеленое море оставалось очень суровым на юге. Только для того, чтобы пересечь его, требовались немалые усилия. Совет ярлов не решался отправлять воинов к берегам Веллии, не зная толком, что могли противопоставить им северяне.
Так было до тех пор, пока на морозных берегах Островов не появился странный маг.
... Манны проехали королевский парк, который отделял город от отстоявшего на холме королевского замка. Потом миновали внешнюю стену и спустя короткое время оказались во внутреннем дворе дома велльских королей.
Здесь их уже ждали. Перепоручив предоставленных им веллами лошадей заботам королевских конюхов, гости в молчании проследовали за направленными за ними проводниками.
В приемной зале эскорт из латных конников сменили пешие воины из охраны замка. Вождь маннов шел впереди. За ним двое его ближайших соратников несли большой деревянный ящик, и следовали прочие манны, отобранные для участия в посольстве. Позади всех, опустив голову под широким полотняным капюшоном, угрюмо шествовал прибывший вместе с послами чародей.
Зал, в котором король Веллии принимал послов и других почетных гостей, был велик. Тьму разгонял огромный ярко горевший очаг, настенные факелы и светильники. Из-за низких потолков, которые в глазах веллов имели преимущество перед огромными колонными залами романов, света казалось достаточно. Вальгард Снежный Волк прошел между рядов заслуженных дворян и королевской охраны и, наконец, оказался перед троном правителя Веллии.
На возвышении всего в три ступени стояло два деревянных резных кресла. То, что поменьше, теперь пустовало. На другом, вытянув ногу, сидел пожилой, благородный велл. Это и был король Хэвейд, правивший Веллией уже не один десяток лет. По обычаю его народа длинные, до плеч, светлые волосы почти не тронула седина. Короткая борода едва заметно серебрилась. Взгляд короля был проницательным и, как будто, усталым. Впрочем, последнее могло просто казаться. Игравшие на королевском лице тени время от времени меняли выражение его черт.
По левую руку от него на том же возвышении стоял среднерослый, как и сам король, коротко стриженный и коренастый велл. По описаниям Вальгард узнал Генриха, первого сына короля. Подле старшего принца находилась его жена, светловолосая, как ее супруг. Свежее, миловидное лицо женщины оттеняла еще не увядшая прелесть. Имени этой красивой веллийки вождь маннов уже не помнил, хотя краем сознания отметил привлекательность ее округлых женских форм.
Взгляд Снежного Волка, однако, уже обратился к другой паре по правую руку короля Хэвейда. Сам король пока еще молча изучал послов. Вождь маннов в свою очередь так же молча смотрел на огромного, как статуи романских героев, широкоплечего и широкогрудого великана, каким оказался младший сын Хэвейда Седрик. В отличие от брата, он ничем не походил на своего отца. Длинные темные волосы наследного принца были прихвачены на затылке. Черты его лица казались заостренными, а взгляд - пронзительным и жестким.
Но в следующий миг Вальгард Снежный Волк уже забыл о про-принце Седрике.
Он запамятовал уже и о том, зачем прибыл к этим берегам. Забыл об ожидавшем приветствия короле и застывших за его спиной товарищах. На несколько мгновений Вальгард забыл даже свое имя.
Причина тому стояла справа от наследника велльского престола. Это была жена Седрика Дагеддида, принцесса Марика. Вождь маннов был извещен, что она являлась матерью трех детей. Но при этом будущая королева Веллии смотрелась юной девушкой, почти девочкой, стройной и хрупкой. Она была настолько зримо ниже и меньше своего мужа, что на его фоне выглядела детской куклой. Точеные черты осеняла такая прелесть, что у нее не могло появиться названия в человеческом языке. Черные, как ночь, вьющиеся пряди подобно ореолу обрамляли тонкое, прекрасное лицо. Темноволосая красавица была вопрощением женской прелести и словно рождена для того, чтобы дополнять власть любого короля своим совершенством истинной дочери Лии. Но глаза, зеленые, с какими рождались только чистокровные романы, смотрели неожиданно прямо и без обычного женского стеснения. Если взгляд ее мужа был исполнен подозрительности, то блеклый взор принцессы, проникал, казалось, в самую душу, несмотря на внешнюю бесстрастность ее лица.
Ее одеяние довершало изумление пришлых. Фигуру первой принцессы облегало светлое женское платье, но вторая одевалась как воин. Романские сапоги защищали ее ноги до колен. Выше до середины бедра можно было видеть штаны из грубой кожи. На бедрах лежала кольчуга, поверх которой принцесса носила тяжелый нагрудник, как и оба принца. Обе ее руки, согласно церемониалу, более приличествующему мужам, лежали на рукоятях коротких изогнутых мечей.
Молчание затягивалось. Взор наследного принца Седрика, который углядел направленность взгляда гостя, становился все более острым. Принцесса Марика продолжала стоять прямо, не сводя глаз с пришлых послов. Выражение ее лица казалось непроницаемым.
Вальгард продолжал смотреть. Он понимал, что поступает вразрез с церемониалом приветствия, но не мог заставить себя оторвать взгляда от лица прекрасной романки. Он полюбил эту женщину сразу, едва поглядев на нее. И возжелал страстно, дико, как не желал до нее ни одну другую. Если бы вдруг ему предложили эту принцессу в откуп от всего того, что он замыслил и ради чего преодолел холодное море, о равноценности такого обмена он бы не думал ни минуты.