— Нет.
Папевайо опустил голову: он понял это так, что ему отказано в праве избегнуть позорной смерти. Черные пряди волос упали ему на глаза, когда он недрогнувшей рукой слегка ударил по своему мечу и вонзил его в землю у ног госпожи. Не скрывая сожаления, садовник подал знак своим помощникам. С веревкой в руках они поспешили приблизиться к Папевайо. Один начал связывать руки осужденного за спиной, а другой перебросил конец длинной веревки через толстый сук дерева.
До Мары не сразу дошло, что совершается у нее на глазах. Но прошло несколько мгновений, и она осознала: ее слуги готовятся предать Папевайо позорнейшей смерти, повешению — казни, к которой обычно приговаривали преступников и рабов. Тряхнув головой, Мара воскликнула:
— Остановитесь!
Все замерли в неподвижности. Помощники садовника переводили взгляды то на своего начальника, то на Накойю и Кейока, то на молодую хозяйку Акомы. Им совсем не по нраву была возложенная на них обязанность, и неопределенность повелений властительницы только увеличивала тяжесть, лежащую у них на сердце.
Накойя подала голос:
— Дитя, таков закон.
Мара едва удержалась, чтобы не накричать на всех своих советчиков. Она крепко зажмурилась. Разве можно было вынести все это — напряжение последних дней, совершенный ею погребальный обряд, нападение убийцы, а теперь еще и эти торопливые приготовления к казни Папевайо… за что? За подвиг, к которому его вынудило ее безответственное поведение… Озабоченная тем, чтобы снова не разразиться слезами, Мара твердо заявила:
— Нет… Я еще не решила. — Она вгляделась в окружавшие ее бесстрастные лица и добавила:
— Всем ждать моего решения. Вайо, возьми свой меч.
Ее распоряжение было вопиющим нарушением традиций; Папевайо молча повиновался. Садовнику, беспокойно переминающемуся на месте, она приказала:
— Уберите из рощи труп убийцы. — В ней вдруг вспыхнуло злобное желание избить кого-нибудь, но пришлось подавить этот порыв. — Раздень его и повесь на дереве у дороги в назидание любым шпионам, которые могут оказаться поблизости. Потом ополосни натами и осуши пруд: они осквернены. Когда приведешь все в порядок, отправь гонца к жрецам Чококана: пусть прибудут сюда и заново освятят рощу.
Не обращая внимания на всеобщую растерянность, Мара повернулась к слугам спиной.
Первой опомнилась Накойя. Прищелкнув языком, она проводила свою юную хозяйку в прохладу и тишину дома. Папевайо и Кейок смотрели им вслед, держа при себе тревожные мысли; садовник же поспешил прочь, чтобы исполнить повеление госпожи.
Два помощника садовника, обменявшись взглядами, смотали веревку. Бедствия, обрушившиеся на Акому, судя по всему, не кончились со смертью хозяина и его сына. Срок правления Мары может оказаться поистине коротким, ибо ее враги не станут дожидаться, пока она обучится сложным хитростям Игры Совета. Однако — и с этим безмолвно согласились помощники садовника — такие дела всегда в руках богов. Когда сильные мира сего борются между собой, порождая могучие приливы и отливы власти, простым людям остается только плыть по течению. Никто не может сказать, что такая судьба жестока или несправедлива. Судьба — она и есть судьба.
***
Как только властительница Акомы достигла своих покоев, бразды правления перехватила Накойя. Она приказала служанкам, бестолково суетившимся вокруг, поудобнее устроить хозяйку. Они занялись приготовлением душистой ванны, а Мара тем временем, сидя на подушках, с отсутствующим видом теребила ткань наволочки с изящным вышитым узором, изображающим птицу шетра. Тот, кто не знал Мару, мог бы счесть ее молчаливость естественным результатом перенесенных страданий — и телесных, и духовных; но Накойя видела, каким огнем горят черные глаза девушки; провести старую няню было не так-то легко. Собранная, негодующая, решительная, Мара уже пыталась оценить далеко идущие политические последствия нападения на ее особу. С необычным для ее живого нрава терпением она молча предоставила девушкам-служанкам возможность выкупать ее и перевязать раны. На истерзанную правую руку был наложен компресс из целебных трав. Затем Маре пришлось вытерпеть энергичное растирание; этим занялись — под бдительным надзором Накойи — две пожилые женщины, которым прежде было доверено точно так же растирать властителя Седзу. Их старые пальцы оказались на удивление сильными; они уверенно находили узлы мышечного напряжения и разминали эти узлы один за другим. Позже, когда Мара уже была одета в чистое платье, она все еще чувствовала себя усталой, но заботы этих двух пожилых женщин избавили ее от ужасного душевного опустошения.
Накойя принесла горячую чоку в тонкой фарфоровой чашке. Мара сидела перед низким каменным столиком и потихоньку отхлебывала горький напиток, вздрагивая при каждом глотке: глотать было больно. Нападение в роще в такой степени застало ее врасплох, что она не успела почти ничего почувствовать, кроме короткой Вспышки панического страха. Теперь же она с изумлением обнаружила, что измотана чуть ли не до полного бесчувствия. Косые лучи послеполуденного солнца, как и в пору ее детства, заливали ярким светом бумажные экраны над окнами. Издалека, с лугов, где паслись нидры, доносились звуки пастушеских свистулек, а вблизи слышался голос Джайкена, который распекал домашнего раба за неповоротливость. Мара закрыла глаза; казалось, еще немного — и она услышит скрип гусиного пера, которым пользовался отец, когда составлял черновики распоряжений, отсылаемых его подчиненным в дальние поместья; но предательство Минванаби навсегда покончило с этими воспоминаниями.
Все, кроме Накопи, удалились, и Мара помимо своей воли признала, что присутствие няни странным образом успокаивает ее. Старая служанка примостилась по другую сторону столика. Двигалась она медленно; в чертах лица явственно читались усталость и озабоченность. Тонкие украшения из морских ракушек, приколотые к уложенным вокруг головы косам, были закреплены не совсем на месте: поднять руки и воткнуть шпильку точно туда, куда нужно, с годами становилось все труднее. Будучи всего лишь служанкой, Накойя прекрасно разбиралась в тонкостях и премудростях Игры Совета. Много лет она была правой рукой супруги властителя Седзу, а после того как та умерла от родов, воспитывала их дочь. Она заменила Маре мать. Отчетливо сознавая, что старая няня ждет от нее каких-то высказываний, девушка признала:
— Я сделала много серьезных ошибок, Накойя.
Няня коротко кивнула:
— Да, дитя мое. Если бы у тебя было время приготовиться, садовник осмотрел бы рощу перед самым твоим приходом. Он мог бы обнаружить убийцу или сам был бы убит, но его исчезновение насторожило бы Кейока, который приказал бы воинам окружить рощу. Убийце пришлось бы либо покинуть свое укрытие, либо умереть от голода. Если бы убийца из Камои улизнул от садовника и затаился снаружи, твои солдаты сумели бы его найти. — Руки няни, лежавшие у нее на коленях, напряглись; тон стал суровым и жестким. — А в действительности твой враг надеялся, что ты наделаешь ошибок… как оно и вышло.
