— Моя душа и мои предположения — это мое дело, — небрежно ответил я. — Не о них речь. Есть человек, который не может сам справиться с возникшими трудностями и у которого есть то, что надо мне. Почему бы не попробовать обменяться? А, Герхард?
— И что же у меня такого, без чего ты, одиночка, не можешь обойтись? — устало спросил он. — Назови цену твоим услугам.
— Еще не знаю, какова работа, — возразил я. — Боюсь продешевить. У тебя много чего есть…
— Не бойся. Если посчитаешь, что плата слишком мала, можешь или потребовать больше, или отказаться от дела. На цепь тебя никто не сажает.
— Хорошо. Мне нужен пропуск в катакомбы, к наставникам.
— Хм… — Герхард потер свой тройной подбородок дрожащей рукой, бросил взгляд на почти закатившееся за горизонт солнце, на вот уже второй день безоблачное небо. — Наставники… боюсь, вожаки других банд не оценят, если я пущу к ним чужака, одиночку. Сам понимаешь, по традиции банды недолюбливают таких, как ты. Чего скрывать, вы гораздо более живучи, чем любой из нас. Еще и хорошее обучение… Твой отец заставил нас с опаской относиться к хорошо обученным одиночкам.
— Не ты — так кто-нибудь другой, — пожал я плечами. — Банд много. Одиночка и познавшая таинства. Думаешь, такая пара не найдет чем заплатить?
— Познавшая таинства… — Он задумался, крепко задумался. — Бледная. С Темной стороны?
— Да, — только и бросила мать.
— С проклятиями работать приходилось?
— Да.
— С нежитью?
— Да.
— С вампирами?
— В бою встречалась с низшими, сама делать не умею, если ты об этом.
— Неупокоенные духи?
— Ерунда. — Мать презрительно скривилась.
Герхард переглянулся с Вещей. Та сделала какой-то знак рукой. Я напрягся, но это действительно был всего лишь знак, а не начало какого-либо ритуала. Язык жестов. И уж точно не сигнал окружающим нас людям к атаке. Иначе я бы уже был в гуще боя.
— Да, вы действительно ценные союзники, — согласился Герхард.
Он присел на камень. Видимо, ноги устали держать такую тушу. То, что я смотрел на него сверху, главаря нисколько не смущало. Ох, Миракл, расслабился ты, расслабился. Да, старый, да, толстый, да, измученный теми неприятностями, которые я на него свалил. Но от этого он не перестал быть опасным противником. Плутон — не место для слабых. Он пережил резню, устроенную Хансером. После такого всегда идет смена власти — ведь, по сути, он потерпел поражение в войне с одиночкой. Парочка молодых и предприимчивых наверняка в те времена решила, что Герхард уже не тот и пора бы его подвинуть, но он все еще главарь, а значит, его противники кормят червей. Ему хватило сил и ума продержаться очень долго. Это — уже достаточный повод опасаться его.
— А где гарантии, что ты выполнишь свою часть сделки? — с хитрым прищуром взглянул он на меня.
— Даже если не выполню, что ты теряешь? — небрежно спросил я. — Нет работы — нет платы, все остаются при своих. Никто ничего не теряет. Сам понимаешь, оплата такова, что задаток требовать сложно.
— Хорошо. А ты не боишься, что после выполнения работы я пошлю тебя куда подальше? Сам понимаешь, оплата такова, что силой ее не возьмешь.
— Ну… — Я выдал одну из своих кривых усмешек. — В нашей семье неплохие традиции. Мы знаем, что делать с главарями банд, которые переходят нам дорогу.
Он вздрогнул. Он понял — намек был слишком прозрачен. Даже не намек — я прямым текстом сказал: если что пойдет не так, то стану на путь отца. В этот момент мне показалось, что он готов подать своим головорезам знак уничтожить нас. Но нет.
— Ты знаешь, из-за чего началась охота на твоего отца? — устало спросил он.
— Нет, а какая разница?
— О-о-о, Миракл, разница есть. Твой отец проник в катакомбы и убил одного из наставников. Сокрушающего врагов — того самого, который поклялся убить его. Говорят, у них был поединок. Говорят, он как-то сумел обойти чутье марсианина, умение предсказывать действия противника. Говорят… эх, да много чего говорят. И пишут много чего. Но я не припомню, чтобы кому-то еще удавалось подобное, хотя способ известен. И еще… с тех пор катакомбы охраняются в десять раз серьезнее. Даже Хансер, вздумай он вдруг воскреснуть и повторить эту свою выходку, не сможет пройти. Так что… сам понимаешь, единственный способ попасть туда — это договориться о проходе.
— Так это я вроде бы и делаю, — позволил я себе тихо рассмеяться.
— И это правильно. Приятно иметь дело с разумным человеком.
— Тогда, может, к делу перейдем? Слухи — вещь ненадежная.
— Перейдем, перейдем. — Герхард опустил взгляд. — Все совсем не просто. Именно потому я с тобой и разговариваю. Вчера ко мне приходили двое, они тоже взялись за работу. Приступят завтра. Это так, между делом. Как вы между собой разберетесь — мне все равно. Вы их положите, они вас или договоритесь и будете действовать вместе. Мне все равно — пропустить в катакомбы двоих или четверых.
— В катакомбы? — заинтересовался я.
— Да. Они попросили в награду то же, что и ты.
— Понятно. Ближе к делу.
— Мою младшую дочь прокляли, — сказал он, как в воду прыгнул, словно болт арбалетный выпустил.
— Не прокляли, — проворчала Вещая. — Убили и превратили в нежить.
— Молчи ты, старая ведьма, — устало произнес Герхард.
— Прокляли или убили? — вмешалась мать. — Разница немаленькая, сам понимаешь.
Вот теперь он не сдержался, поднял взгляд. Наверно, так он умел смотреть когда-то давно, в далекой молодости, когда только становился вожаком. Я даже вздрогнул.
— Верните мне мою девочку, — прорычал он сквозь зубы. — Верните мне ее!
На миг мне показалось, что Герхард все-таки меня вычислил, специально согласился на встречу, чтобы самому убить. Усилием воли я сумел сохранить невозмутимость, не позволил вздрогнуть ни одному мускулу, не отвел глаз от полного ярости взгляда вожака.
— Сделайте это — и награда будет достойной, — уже спокойнее продолжил он. — Что там катакомбы! Я и все мои люди встанем как один против любого вашего обидчика. Я в жизни творил всякое. Это — Плутон, здесь не место слабости. Но никогда я не поднимал руки на семью моего врага. Если сын или дочь берутся за оружие — это одно, но вот так, в доме, без объявления войны… Я найду этих ублюдков, и они пожалеют, горько пожалеют. Есть тысячи способов заставить человека желать смерти. А вы — вы верните мне мою девочку.
Вещая вроде бы хотела что-то сказать, но передумала, махнула рукой и отвернулась. Герхард вновь опустил взгляд: иссякла ярость. И передо мной опять был тучный старик. Ненадолго его хватило. Мы с матерью переглянулись. Да, у меня даже слов не находилось.
