Антон Орлов - Заблудившийся караван

– Это неправда, – вторя моим мыслям, произнесла слегка побледневшая Инга. – Это невозможно…

– Возможно, – негромко и грустно возразила Джазмин, по-птичьи нахохлившись в своей серебристо-черной шубе. – Когда мы ходили на поляну, я считала в том числе эти образы, но рассказала только капитану, с глазу на глаз. Поэтому у меня к Валеасу аналогичных вопросов нет.

– Их бы тогда преследовали как преступников… Где оно случилось?

– В четырех днях пути к юго-востоку отсюда, в стойбище Девятицветной Изморози на Лиловых Ветвях. – После короткой недоуменной паузы Валеас пояснил: – Я перевел, оригинальное название ни о чем вам не скажет.

Я чуть не выпалил, что нет же здесь никаких поселений на много дней во все стороны, однако вовремя вспомнил, что мне полагается помалкивать, пока не спросили. А Инга потрясенно промолвила:

– Так ты говоришь о кесу?! Уф, а я-то подумала… Мы воюем с кесу, и солдаты просто выполняют свой долг. Надеюсь, ты не кесолюб?

– Тот, кто просто выполняет свой долг, иногда может наделать дряни похлеще, чем отдельно взятый злодей с отвратными манерами, – вполголоса заметила Олимпия.

– Кто для вас важнее – свои соплеменники или серые твари? Вы же вроде бы люди!

– В Девятицветной Изморози на Лиловых Ветвях я до недавних пор снегоступы на сгущенку выменивал. Хорошие там делали снегоступы. А теперь, если Ола сломает последнюю пару, придется тащиться в другое стойбище, две недели туда и обратно.

– Значит, ты убил людей из-за снегоступов?! Знаешь, как ты после этого называешься? Живи с кесу, если ты предатель-кесолюб, а к человеческим территориям близко не подходи! И кто тебе позволил сгущенку им отдавать?!

Инга любит сгущенку. За живое задело… И лихо это она ему запретила, особенно если учесть, что без помощи лесных нам отсюда не выбраться.

Валеас даже не усмехнулся, глядит на нее, как на вешалку или кухонный табурет, с унизительным безразличием.

– Разве тебя не учили тому, что надо хранить верность своему народу?

– Народ – довольно сложная структура с уймой слоев, ячеек, уровней. – Смотри-ка, все-таки снизошел до полемики. – Ты считаешь себя колдуньей и не знаешь таких вещей? Скажем так, разные элементы этой структуры вызывают у меня разные реакции, от рвотной до «ладно, пусть оно будет».

– И ты готов сменять нашу сгущенку на кесейские снегоступы?

Обо мне, подсудимом, они забыли. Им и без меня интересно.

– Почему нет?

– Это называется предательством, понял?

Джазмин подняла длинные лаково-черные ресницы – как будто в течение нескольких мгновений она была не здесь и даже успела поймать обрывок какого-то далекого сновидения – и устало, с хрипотцой, произнесла:

– Инга, ты никогда не задумывалась о том, почему караванщики недолюбливают лесную пехоту?

– Еще бы, штатские и военные!

– Нет, милая, это не сводится к популярным анекдотам. Проблема в том, что мобильная и хорошо вооруженная лесная пехота нападает на поселения кесу, а те потом нападают на непричастные к этим делам караваны Трансматериковой компании.

– Да они бы в любом случае нападали на караваны!

– Мы как будто собирались судить этого несчастного парня? – игнорируя распалившуюся Ингу, обратился Валеас к нашей наставнице.

Сам ты несчастный. Этого я тебе тоже не забуду.

Джазмин кивнула, тряхнув волнистой иссиня-черной гривой, и повысила голос:

– Призываю уважаемый суд к тишине!

Уважаемый суд заткнулся, и теперь четыре пары глаз уставились на меня. Хорошо, что сижу, а не стою, а то колени сами собой мелко затряслись.

– Обвиняемый, представься и расскажи о своем проступке.

– Матиас Лугони, ученик Джазмин Гарбуш. – Слова еле проталкиваются через горло. – Я убил своим невмешательством двух человек. И я заблудил наш караван… То есть заплутал караван…

– Заплутил, – подсказывает Валеас, и я, как дурак, чуть за ним не повторяю.

Он смотрит насмешливо, Ола – удивленно и с неожиданной для нее серьезностью, Инга – с недобрым торжеством, словно подтвердились ее давнишние ожидания. Осунувшееся янтарно-желтоватое лицо Джазмин сохраняет подчеркнутую бесстрастность, из всех четверых она единственная похожа на судью.

В каком-то смертном оцепенении наблюдаю, как она вытаскивает из мехового, одной масти с ее шубой, ридикюля плоский темный флакон и три коньячных наперстка в красновато-радужных переливах. «Зелье проникновения», так положено. Если я совру, меня тут же застукают. Можно, конечно, закрыть свой разум, мы с Ингой уже научились, но это не одобряется, и я, в конце-то концов, сам захотел, чтобы меня судили.

А вот это уже из разряда весьма хреновых неожиданностей… За рюмками с зельем потянулись Ола с Ингой – и Джазмин. Понятно, вымоталась до такой степени, что ей сейчас без специального стимулятора не обойтись, но почему Валеас не пьет? Ответ единственный: он в гадком снадобье не нуждается, и так менталист. Ну почему, а? Где справедливость?

– Ее нет, Матиас, – негромко и небрежно замечает лесной колдун.

Глядит с обидной иронией – но все же как на человека, а не на табурет, который надо бы снести на помойку.

Неожиданно меня осенило. Ору ему мысленно: «А то, что ты сделал с теми солдатами-палачами, – что это, если не справедливость?!»

Уел я его или нет, узнать так и не довелось, потому что Инга вскакивает и орет на меня – уже вслух:

– Ты дурак и предатель, Матиас, что ты себе позволяешь думать?! Да ты за одно это преступник!

– Уважаемый суд, прошу соблюдать протокол, – утомленно дотронувшись кончиками пальцев до висков, говорит Джазмин.

– Так он же только что подумал…

В жизни не видел такого чокнутого суда. Когда я трудился на складах, дважды присутствовал на подобных мероприятиях в качестве зрителя: в первый раз судили магичку, замешанную в хищении крупной партии какао-бобов, а во второй раз парня, нарочно сгноившего огурцы, на которые наводил сохраняющие чары его недруг. Там все было честь по чести, без балагана.

– Матиас, расскажи обо всем по порядку.

Рассказываю. Начать пришлось со школьных махинаций с дневником, потом про Щагера и Сулосена, про встречу с последкой, про измученных горем близких Яржеха и Урии, про то, как я догадался насчет резонанса, в очередной раз работая с Куто.

– У кого есть вопросы к обвиняемому?

– У меня, разрешите? – тут же отзывается Ола. – Матиас, ты подозревал, что можешь вызвать у кого-нибудь резонанс?

– Нет.

– Но ты знал о том, что существует такое явление, как резонанс душевных колебаний? – спрашивает Джазмин.

– Да.

– Раньше, до случая с последкой, ты не совершал покушений на жизнь тех двоих? – присоединяется к допросу Валеас.