Костя нисколько не обиделся, «после», сказал он и приготовился слушать дальше. Но старик Вынько-Засунько на слух не жаловался. Это только соловьи, когда поют, ничего вокруг не замечают и не слышат, а уж дедугана нашего соловьем назвать было никак нельзя.
– Денег, стало быть, у вас тоже нет, – констатировал он, делая ударение на слово «тоже».
– Нет, – простодушно ответил Костя и дружелюбно улыбнулся.
– А чего это я тогда перед вами распинаюсь? – резонно спросил дедуля. – С какой, спрашивается, стати я тут вам все рассказываю? Думаете, налили стакан, и готово? Палыч-Алкагол, он такой, он задарма вас поить-кормить да привечать станет? Гастарбайтеры хреновы!
С одной стороны, в части «кормить-поить» дед был в корне не прав, что-то я ничего такого не заметил, может быть, плохо смотрел. А с другой стороны – и впрямь гастарбайтеры, по-другому нас и не назовешь. Местных паспортов или каких-нибудь других видов на жительство у нас тоже скорее всего не имеется, учитывая общую неорганизованность нашей, с позволения сказать, экспедиции.
– Ладно, все ясно, – резюмировал я, взял гитару и выразительно посмотрел на Люту. – Домой пора, давай, девочка, сыграем дорогу домой. Я начну, а ты мне поможешь.
И я взял несколько тусклых аккордов.
Но Люта, похоже, вовсе не собиралась мне помогать. Вместо этого она подошла к старикану, положила ему руку на плечо и проникновенно сказала:
– Дедушка, вы же без нас пропадете, вас же эти Аавы да Кмаги в конце концов прикончат, не сами, так чужими руками. Мы вас защитим, а вы нам картошечки в мундире сварите или лучше я сама сварю. И переночевать пустите, вон хоть в сарайчик, вам же не жалко, правда? Он у вас все равно пустует. А завтра мы решим, что делать. Вы, мальчики, покурите пока на крыльце, я с Иваном Павловичем само обо всем договорюсь.
Ох, как мне все это не понравилось, да и Косте, по-моему, тоже, однако на крыльцо мы с ним вышли. Я отказался от предложенной мне неизменной фирменной сигары – вот ведь, сигарами он запасся, а жратвой нет – и опустился на дощатые ступеньки, пристроив гитару меж колен, а герой наш закурил.
– Ну? – спросил я, глядя на сырые горбушки крыш, уже плохо различимые в наступающих сумерках. – Что скажешь, господин герой?
– Все, похоже, гораздо сложнее, чем казалось сначала, – задумчиво ответил он. – Я-то думал, что дело в этом старике, а дело-то не только в нем. Старику не под силу справиться с неупокоенным железом, он не может его разбудить, и вообще силы в нем осталось всего ничего. Злость, правда, есть, но это даже не злость, а обыкновенная старческая досада, что жизнь вот так прошла, без великих дел, без настоящей любви, без ничего. Как будто и не жил вовсе, а так, срок отживал. Каково это – на старости лет понять, что будущего у тебя и в молодости не было? А вот эта самая… как ее, мнимая родственница местного бога, она, безусловно, здесь очень даже при чем. Придется ее отыскать и расспросить, зачем она мирному пенсионеру такие опасные неупокоенные игрушки подкидывает.
– Какие такие игрушки? – спросил я. – Железки эти, что ли?
– Понимаешь, Авдей, тут вот какая штука. Если какая-то боевая железяка не получила вдосталь положенной ей крови, а крови оружию никогда вдосталь не бывает, и не легла в землю, чтобы раствориться в ней, то она как бы засыпает. Но и во сне эта железка копит ярость и ждет своего часа, чтобы обещанную кровь получить. Вроде как консервирует в себе свою смертельность по поры. И некто, обладающий знанием и силой, может эту железку пробудить, и этот некто это сделал. А деда подтолкнул к мысли, как эту злобу использовать. Хорошо, что старикан наш, в сущности, безобидный, другой бы на его месте такого наворотил… Хотя, впрочем, не такой уж он и безобидный, вон как этого… Кабана уделал! А теперь еще и на местного бога посягнул, пускай, как он говорит, демократически выбранного, но ведь все равно бога. А уж боги, особенно «демократически выбранные», такого неуважения к себе не терпят. Знают, что временщики, поэтому при случае лютуют по полной программе.
– Магия? – устало спросил я. Жрать по-прежнему хотелось, но уже не так, как раньше. Был острый голод – стал хронический, так сказать. – Был дед – стал маг?
– Если бы… – протянул Костя. – Если бы маг или колдун какой-нибудь… Нет, Авдей, уж если кто здесь маг, так это ты, неполноценный маг, опустившийся, но все-таки, а дедуля наш так… Вроде той ручки от лопаты, к которой он самую первую злую железяку пристроил. Но маг, и, безусловно, настоящий, в этой истории присутствует.
Ну, подумалось мне, если уж он меня магом считает, что, конечно, является недопустимой поэтической вольностью, так каков же этот неизвестный? Честно говоря, мне больше импонировал дедок. Что-то в нем было артистичное, что ли. Этакий престарелый архангел с карающей ржавой железякой в одной руке и бутылкой пива в другой. Вам, уважаемый пенсионер, нимб не жмет?
– Дед наш, стало быть, перст карающий? Или точнее сказать – бич? – Я решил все-таки закурить, достал из кармана сигарету и затянулся. В желудке негодующе уркнуло.
– Ну, вроде этого, – рассеянно отозвался герой. – Бич, как известно, ничто без направляющей его руки, так же как и перст. А значит, этот некто должен лично присутствовать и направлять. А вот этот некто, я подозреваю, что это все-таки женщина, почему-то пустила все на самотек, так что действует господин Вынько-Засунько по собственной инициативе и в меру своего разумения, партизанит, так сказать. Только вот зарвался наш партизан, решил, что знает, кто главный виновник всех безобразий, да и запулил богу железяку в очко. Неупокоенную, между прочим. Надо же…
– Богу? – недоуменно спросил я. – Это какому такому Богу?
– Да я же уже объяснял тебе. Всенародно избранному, – невозмутимо ответствовал Костя. – У них тут богов, оказывается, выбирают, как у вас депутатов, кого выберут – тот и бог. Со всеми правами и привилегиями, между прочим. Ты что, не понял? Или не слушал?
– Жрать хотел, – огрызнулся я. – А чего ж этот бог его не того… Не наказал? – Я поискал, куда бы сунуть бычок, нашел ржавую консервную банку, прикрученную к перилам, плюнул туда на всякий случай и встал. Ночевать, стало быть, придется здесь. А Костя, он все-таки, похоже, не только не здешний, но и не нашенский, ишь ты, «как у вас…».
– Да не случилось пока еще ничего, не долетела железка, не ужалила, – просто объяснил Костя. – Кто его знает, сколько ей лететь – до бога, даже выборного, в любом мире ох как далеко. Тем более что наш пенсионер ни за какого бога не голосовал, проигнорировал, а поэтому цель свою представлял плохо. И хорошо, если не долетит, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Злому железу упрямства не занимать. И вот тогда тут такое начнется… Ну, пойдем ужинать, бард, а то я что-то тоже проголодался.
