- Горе тебе! Что ты говоришь?! - это заорали со всех сторон, и Тарику осталось лишь прижать уши.
- Постой! - замахал рукавом аль-Мамун, еще и для того, чтобы прекратить возмущенный гомон. - Ты забыл про "Красных"! Про аль-Хамра!
Тарик, по-птичьи вертевший головой в ответ на возмущенные вопли военачальников, кивнул и сгорбился.
- О том и речь, - медовым голосом пропел Тахир, и вокруг все быстро затихло. - Аль-Хамра.
- Ты хочешь что-то сказать в этом собрании? - нутром чувствуя нехорошее, строго сказал аль-Мамун. - Говори же!
- Аль-Хамра не придет в Басру, - поглаживая бородку, важно проговорил парс. - До меня дошли сведения, что под Саной их встретили карматские послы. После переговоров пять тысяч тяжелой конницы Красных развернулись и ушли следом за карматами в аль-Ахсу.
- Каким образом? - подался вперед нерегиль, но его уже, конечно, никто не слушал.
В маджлисе поднялся крик, военачальники сыпали проклятиями. Сиях аль-Усвари поднял руки в широком жесте молитвы - услышь меня, о Всевышний, и покарай предателей!
Аль-Мамун в ярости обернулся к вазиру барида:
- Почему я узнаю об этом не от тебя и не загодя, о ибн Сакиб?
Абу-аль-Хайр побледнел до бледно-серого цвета:
- Казни меня, о мой халиф. Казни за нерадивость...
Он говорил с такой скорбью и так тихо, что аль-Мамун не расслышал бы, сиди начальник стражи чуть дальше, чем в одном шаге от него.
- Тихо! - звенящий яростью голос нерегиля перекрыл общие вопли.
Тарик вскочил, и все замолкли - потому что все смотрели, как его ладонь легла на рукоять меча.
- Как они ушли в аль-Ахсу, о Тахир? - нерегиль целился в парса носом, как клювом.
- Через тайные тропы карматов в Руб-эль-Хали, - прищурившись, ответил парс. - А проводниками у них шли всадники племен бану руала. Числом не менее восьми тысяч.
- У карматов нет никаких тайных троп в Руб-эль-Хали, - костяшки пальцев нерегиля побелели, до того сильно он стиснул навершие рукояти. - Скольких невольников они с собой вели? Где они их взяли?
- Об этом мне ничего неизвестно, - опуская глаза, проговорил Тахир.
- Мне известно, - подал голос Абу-аль-Хайджа. - Руала напали на мутайр и перерезали всех, до кого смогли дотянуться. А несколько сотен человек угнали в плен. Но Красные и войско руала действительно ушли в пустыню.
Помявшись - любопытство шейха таглиб боролось со смертельной обидой на нерегиля - Абу-аль-Хайджа все же спросил:
- Они действительно пойдут через... Вабар?
- Нет никакого Вабара, - бесцветным голом ответил Тарик и медленно сел. - Есть мертвый город, который является в песках умирающим от жажды. Лаонцы рассказывают о нем легенды. Говорят, что город сгорел во время войны Детей Тумана и богов с запада. Теперь там живет... нечто.
- Это нечто дружит с карматами, как я погляжу, - мрачно заметил аль-Мамун.
- С карматами дружит столько видов нечто, что ты удивишься, Абдаллах, - тихо отозвался нерегиль и запустил пальцы в волосы, хмурясь и кусая губу.
- Как ты узнал о произошедшем, о Тахир? - строго спросил аль-Мамун.
- Среди Красных служил один мой родственник. Он не присоединился к карматам и тайно покинул лагерь, чтобы сообщить о столь беспримерном предательстве.
- Так почему же...? - крутанувшись на подушке, Абдаллах пригвоздил взглядом начальника тайной стражи.
- Твой слуга не виноват, клянусь именем "Справедливый", - вдруг сказал Тахир. - Договорившись с аль-Хамра, карматы вошли в Сану и перебили всех служителей барида. Вместе с семьями. Почтовых голубей они сожгли вместе с домами погубленных.
- Не позабудь про храбрость воинов пустыни, о сын Хусайна, - строго напомнил Абу-аль-Хайджа.
- Да буду я проклят перед Всевышним, если забуду, - веско отозвался парс. - О мой халиф! Если бы не помощь бедуинов из племени мутайр, спасшихся от резни, не добрался бы мой племянник до Басры!
- Вот видишь, Тарик, - мрачно смерил взглядом нерегиля аль-Мамун. - А ты говоришь - бедуины ни на что не годятся. Смотри, твоя гордыня едва не завела нас в страшную ловушку...
И тут Тахир громко и отчетливо произнес:
- Горе нам, что у нас такой предводитель.
В голосе парса прозвучало столько ненависти, что все вздрогнули. Нерегиль медленно поднял широко раскрытые глаза.
- Горе нам! - громко повторил Тахир. - Красные отказались сражаться под знаменем того, кто истребил Самлаган и Нису!
Словно отзываясь на клокочущую ярость парса, за воротами заорали с новой силой.
Тарик положил ладонь на рукоять меча.
- С-сидеть, - прошипел аль-Мамун.
- И что же ты сделаешь, о сумеречник? - усмехнулся Тахир, подаваясь вперед. - Отрубишь мне голову? А им, - он показал в плещущийся огонь факелов, - тоже отрубишь?
- Если ты хотел сказать что-то важное - говори, о сын аль-Хусайна, - строго оборвал его аль-Мамун.
- Горе тебе, о халиф, что у тебя такой военачальник, - разворачиваясь к Абдаллаху, твердо сказал парс. - Он мнит себя непобедимым и совершает оплошность за оплошностью. Его ненавидят его же воины. Его преследует злая удача.
Последние слова парс отчеканил, глядя прямо в глаза нерегилю. Тарик тяжело дышал, но молчал - растерянно?..
- Горе тебе, что ты говоришь? - рявкнул аль-Мамун, переставая понимать, что происходит.
- Я говорю чистую правду, - сказал Тахир, распрямляясь. - Твой нерегиль проклят, о мой халиф! Глупцы говорят, что он приносит удачу. Эти глупцы не знают истинного положения вещей! Тарик несет лишь смерть! Всем! И союзникам, и врагам!
- Что?!
- Сколько лет прожил халиф Аммар? А его военачальники? Все, кто служил под его началом, погибли - и безвременно! Если б не он, разрушительница собраний не пришла бы к ним еще долгие годы!
Тарик нашелся с ответом - и прошипел:
- Почему ты не спросишь, сколько лет прожил аль-Амин, о Тахир? Разве не ты укоротил его век? Ты - убийца!
- Хватит! - взорвался аль-Мамун. - Хватит! Я не желаю слушать эти старушечьи бредни! Укороти свои речи, о Тахир! Наши судьбы в руке Всевышнего, и никто, кроме Него, не знает, когда нам суждено стать третьими между прахом и камнями!
- Спроси его сам, о мой халиф, - не меняясь в лице, проговорил Тахир. - Спроси его сам.
- Не надо, - вдруг тихо сказал нерегиль. - Это не принесет никакой пользы ни аш-Шарийа, ни тебе, о Тахир.
Военачальники ошалело переглядывались. За воротами продолжали гомонить, а в Большом дворе слышалось только позвякивание блях на перевязях и тихое покашливание.
Аль-Мамун собрался было нарушить жутковатое молчание, но Тарик заговорил снова. Кашлянув, словно у него запершило горло, он раздельно и очень спокойно сказал:
