Новые раскаты колокольного звона почти заглушили звуки его голоса.
— Сарагосе Серрано пора считать оставшиеся денечки. Попомни мои слова, Сааведра: очень скоро я займу его место.
* * *
За кратчайший отрезок времени между рассветом и полуднем Алехандро Бальтран Эдоард Алессио до'Веррада из единственного сына превратился в старшего брата. На этот раз он был способен вполне осознать и перемену, и ее последствия — в отличие от прежних родов, когда он, совсем малютка, знал только, что мама запирается и кричит, а отец, который обычно проводит много времени с семьей, вдруг ни с того ни с сего покидает ее и уезжает в Каса-Варру, свой загородный особняк.
Конечно, такое могло случиться и на этот раз. Лишь тем из новорожденных гарантирована жизнь, кого должным образом благословили Матра эй Фильхо. Если не снискать их милость, не будет и благословения, не будет и жизни. Иными словами, лишь тот, кому мирволят Пресвятая Матра эй Фильхо, может стать гражданином Тайра-Вирте, а посему смерть отверженного надлежит считать благом.
Во всяком случае, так утверждали санктос и санктас, эхом вторя своим иерархам. Если верить обрывочным слухам, Премиа Санкта и Премио Санкто соглашались друг с другом далеко не всегда, но в этом вопросе были едины: мертворожденные или умершие после родов младенцы не стоят оплакивания.
…Вот и теперь мать лежит взаперти, и никто ее не слышит, кроме фрейлин, а отец уехал из города, и Алехандро в Палассо Веррада предоставлен самому себе. Но на этот раз он одинок не из-за смерти ребенка, а вследствие его благополучного рождения; сегодня родителям не до первенца. Поэтому он предался размышлениям о своем положении в мире, а также о том, что происходит, когда умирает ребенок. Две младшие сестры умерли и похоронены рядом с остальными покойными до'Веррада… Но ведь если они умерли, значит, такова воля Матры эй Фильхо. Разве следует детей, не сподобившихся их милости, погребать в фамильных усыпальницах и резьбой по мрамору отмечать краткий миг их присутствия в этом мире?
Мальчику это казалось бессмыслицей. Что случается, когда умирают взрослые? Судя по всему, в течение жизни они пользуются святым благословением, иначе бы умирали младенцами. Когда они наконец покидают этот свет, их оплакивают, отдают им последние почести — иногда это выглядит довольно интересно. Неужели Матра эй Фильхо по какой-то своей тайной, но естественной причине забирают благословение, дарованное при появлении на свет? Не потому ли умирают взрослые?
Никто в Палассо не снисходил до ответов на эти вопросы. Слуги нервничали, краснели и убегали. Придворные, те, кого ему удавалось найти, не могли ничего объяснить. А может, и не хотели. Некоторые из них советовали — вежливо, разумеется, — поговорить с няней.
Но сейчас няня сидела с новорожденной, и Алехандро было запрещено входить в покои матери. Поэтому он в конце концов забрел на кухню, где кипели приготовления к торжеству Первого Дня — Премиа Диа, так как родилась девочка. Ему дали миску и ложку — выскребать и облизывать — и почтительно отвели в уголок, дабы он играл там в герцога кухонной страны и не путался под ногами.
Вот тогда-то будущему наследнику Бальтрана до'Веррада и объяснили, что в мире не все равны, что некоторых любят больше, чем других, что он и его род лучше всех остальных в целом герцогстве.
Потому что, сказали ему, так устроен мир.
Казалось, повара и поварята только рады поболтать с ним о том, что такое смерть и что такое жизнь, и как Матра эй Фильхо, да святятся Их Имена, отличают новорожденных до'Веррада от детей кампонессос — крестьян, дворян от торговцев, чистокровных тайравиртцев от тза'абских полукровок — чи'патрос, простых санктас и санктос от Премиа Санкты и Премио Санкто и даже ничтожнейших инитиатас и инитиатос, только-только допущенных к обрядам, — ничтожнейших, но все-таки более достойных, чем простонародье, ибо они служат Матре эй Фильхо.
А самые достойные в герцогстве, разумеется, до'Веррада… Это утверждение спровоцировало жаркий спор мясника и пекаря: кто важнее, на взгляд Матры эй Фильхо — его светлость, правящий целым герцогством, или благочестивые Премиа Санкта и Премио Санкто, которые распоряжаются Святой екклезией, что главенствует над мириадом меньших санктий и молелен, рассеянных по городу и стране?
Наконец философская риторика, обильно сдобренная грубоватым уличным жаргоном, надоела Алехандро. Он поднялся на ноги, опустил на стул подчищенную миску и с мрачным выражением лица вышел из кухни. В тот день родилась не только его сестра, пока еще безымянная; родилась уверенность, что фамилия до'Веррада — его фамилия — неразрывно связана с властью.
Он — Алехандро Бальтран Эдоард Алессио до'Веррада. Наступит день, когда любой человек в Тайра-Вирте (а может, и Премио Санкто с Премиа Санктой) будет обязан исполнять его просьбы или приказы. Наступит день, когда Алехандро — по праву рождения и с благословения Матери и Сына — сможет изменить облик мира как ему заблагорассудится.
Алехандро хихикнул. Да, он сможет изменить все что захочет, вплоть до такого пустяка, как цвет и аромат его любимых конфет. Сегодня к столу подадут шоколадные, очень темные, почти черные.
За стенами дворца колокола екклезий и санктий возглашали здравицу в честь малышки до'Веррада. А в одном из его покоев десятилетний наследник тешился новообретенным открытием: он не такой и никогда не будет таким, как все.
* * *
В промежутке между закатом и рассветом Сааведдра не спала, Так и не удалось заснуть с того момента, когда она легла на кровать в крошечной ученической келье. Мышцы конечностей и живота превратились в тугие узлы, и напрасно она умоляла свой измученный мозг расслабиться, не бояться, забыть, не видеть зловещих красок, расплывающихся на палитре ее воображения.
Томас.
Чиева до'Сангва.
И зачарованный, восхищенный Сарио.
Неоссо Иррадо — так Сарио называл Томаса. И себя. И это правда. Она знала, что Томас — вспыльчивый юноша, слишком взрослый, чтобы называть его мальчиком, но слишком молодой, чтобы величать его мастером. Томас Одарен, причем гораздо щедрее других, даже других Грихальва. Его артистичной натуре свойственны драматические выплески энергии и постоянная критика некоторых традиций семьи. И такое огромное, такое стойкое неприятие тесного для его Луса до'Орро мирка Палассо Грихальва, что однажды, быть может, он покинет эти стены, и яркое солнце Тайра-Вирте явит всем талант, намного превосходящий более чем скромные способности выскочек Серрано и многих других, коим хватает дерзости называть себя художниками.
