Никто даже не догадывался, что этот милый, воспитанный мальчик — на самом деле очень скрытный и замкнутый ребенок. Никто не догадывался о его тайной жизни и о его любимой игре… Игре в достижение целей. Даже отец, который, собственно, и подтолкнул Конрада к мысли, что достижение недостижимого — это самое интересное на свете, даже он не знал, что сын впитывает его слова, как губка, и по-детски прямолинейно их понимал.
— Нет недостижимых целей, — говорил ему отец. — Просто некоторые кажутся слишком далекими. Тогда нужно просто разметить дорогу к ним и проходить эти короткие отрезки — от одной цели к другой — пока не достигнешь той самой, главной. Это как лезть на дерево: сначала забраться на одну ветку, затем на другую, на третью… И вот ты уже на вершине! Так же и в бизнесе. Только, конечно, ты не должен понимать это в буквальном смысле. Мама не любит, когда ты залезаешь на деревья. Она боится, что ты упадешь… Мне-то кажется, что для мальчишек нормально — лазать и падать. Но мама очень за тебя боится. А маму огорчать нельзя…
Конрад понимал это так: папе нравится достигать цели, а значит — это самая замечательная игра; сам Конрад пока не может играть в бизнес, но зато может попробовать свои силы, залезая на самое высокое дерево; папа не против того, чтобы Конрад залезал на высокие деревья, а вот мама огорчится, если узнает; огорчать маму нельзя, но если она не узнает — она и не огорчится; значит, главное — скрыть от нее; а папа был бы доволен и горд, если бы увидел, что Конрад успешно играет в его любимую игру — в достижение целей.
И Конрад, убегая в глубь сада, залезал на самые высокие деревья, а когда облазил их все — начал придумывать другие цели. Например, переплыть прудик, в котором ему летом разрешали купаться, но запрещали заплывать на глубину — «Там из середины струя ледяная бьет, от холода ноги сведет и ты утонешь!» — Конрад заплывал на глубину и нырял там в поисках этой самой ледяной струи, и ни разу ее не обнаружил, хотя вода в середине пруда была действительно холодная… Он переплывал его летом, а однажды забрался в пруд осенью, когда было по-настоящему холодно. Ведь ему вообще запрещали купаться в холода! А он смог переплыть прудик! Правда, результатом этого приключения стала ангина, на две недели приковавшая его к постели. Да и с деревьев он не раз падал… Приходил домой ободранный, в синяках и шишках. И упрямо молчал в ответ на вопросы «Где же он так расшибся?»
Цели становились все более сложными, все менее достижимыми. Когда парк был исхожен и излазан, Конрад переключился на дом. Это было куда рискованнее: ведь здесь его проделки могли увидеть и донести матери! Но тем интереснее было достигать цели. Например, вылезти из окна и постоять на карнизе. А выяснив, что карниз широкий, пройти по нему от одного окна до другого. А потом — пройти вдоль всей стены, от окна детской до окна гостевой спальни. А потом — пройти и вернуться назад. А потом — обойти дом по кругу. Спуститься по водосточной трубе с третьего этажа на землю — это, впрочем, оказалось совсем легко. А вот погулять ночью по крыше — сложно. Хотя бы потому, что страшно: Конрад не боялся высоты, не боялся рисковать, но вот темноты боялся — как и все дети.
Удивительно, но взрослые ни разу не застали его за этими обезьяньими проделками. Бриггиту, наверное, удар хватил бы, если бы она узнала… Но никто из живущих в доме не имел привычки смотреть вверх, взрослые вообще редко без особой причины смотрят вверх. Конрада иногда так и подмывало окликнуть горничную или помощницу кухарки, которые сновали по двору даже не предполагая, что хозяйский сынок в это время бродит по карнизу на уровне третьего этажа. И никто конечно же не мог предположить, что Конрад именно так развлекается, причем среди бела дня! Правда, он был осторожен и выбирал для своих эскапад или жаркие полуденные часы, время послеобеденного отдыха, когда даже садовник, весь день копавшийся в саду у дома, отправлялся вздремнуть, или вечерние сумерки, когда работать на улице уже было нельзя.
Позднюю осень и зиму они проводили в городском доме Дрездене, и там ходить по карнизу Конрад уже не рисковал: карниз был узкий, да и нависал над многолюдной улицей — мальчика запросто могли увидеть. Зато в городской жизни были свои преимущества: у Конрада появлялись соперники. В поместье он не общался со сверстниками — деревенских детишек не пускали в господский сад, да и сам он не снизошел бы до общения с ними: Франц и Бриггита взлелеяли в своем единственном отпрыске аристократическую надменность, чувство избранности. Зато в городе Конрад дружил с мальчиками из богатых и почтенных семей. Дружил — в том смысле, что они общались. И соперничали. И Конрад мог побеждать. Не всегда и не во всем, но иногда и в чем-то удавалось.
Отец говорил ему:
— Нельзя преуспеть во всем сразу. Но надо вычислить что-то, что у тебя получается особенно хорошо, и совершенствоваться в этом, и стать лучшим — самым лучшим!
Конрад пока еще не решил, в чем он будет лучшим. Но точно знал — в чем-нибудь обязательно будет. А пока он наслаждался, если удавалось в чем-то превзойти своих сверстников. Ему это удавалось по целым двум пунктам. Во-первых, он умел «брать на слабо», то есть подначивать на совершение безумных поступков, подобных тем, которые сам совершал на протяжении всех летних месяцев: куда-нибудь залезть, откуда-нибудь спрыгнуть… Он умел организовывать все так, что взрослые даже не догадывались, чем заняты детишки. И даже когда один мальчик сорвался с ограды, по верхней кромке которой Конрад уговорил его прогуляться, и пропорол себе бок об острые колышки, никто из детей не выдал зачинщика: в конце концов, именно ему удавалось придумывать по-настоящему интересные игры! Конрада не выдали несмотря даже на то, что вторым пунктом, по которому он превосходил всех сверстников, была его благовоспитанность и послушание, демонстрируемое в присутствии взрослых. И не сказать, чтобы он был подхалимом, склонным к фальши: это дети сразу бы почувствовали и возненавидели бы его. Нет, просто Конрад очень рано осознал, что быть лучшим — это значит еще и нравиться окружающим людям, и что в глазах старших очень много значат именно хорошие манеры, аккуратность и благопристойное поведение, потому что они — неотъемлемая часть взрослой жизни. А еще Конраду хотелось выглядеть взрослым. Хотелось признания со стороны взрослых. В отличие от других детей он не относился к родителям, как к врагам, от которых исходят все малоприятные запреты. Ему хотелось, чтобы папа и мама им гордились. Особенно папа…
В результате Конрад имел некоторое признание со стороны сверстников и снискал поголовное восхищение со стороны знакомых взрослых: всех, кроме, пожалуй, дядюшек Августа и Отто. Но им вообще ничего не нравилось в жизни Бриггиты. И прежде всего их раздражало ее абсолютное супружеское счастье. Ведь еще перед свадьбой братья предсказали Бригитте, что она непременно будет несчастна «с этим вульгарным торгашом». Однако Бригитта была счастлива и любима, Бригитта царила в нарядном доме, в окружении друзей, у Бригитты был такой великолепный ребенок, веселый и любезный, здоровый и хорошенький. Август и Отто чувствовали себя оскорбленными благополучием сестры.
