– Я пойду с ним, – сказал Дьютифул и, не дожидаясь нашего согласия, схватил свой плащ. На мгновение он задержался около Эллианы и, не глядя ей в глаза, проговорил: – Я даю тебе слово: если мне представится возможность подарить милосердную смерть твоей сестре и матери, я это сделаю.
И ушел.
– Принц Видящих использует магию? – возмущенно спросил Пиоттр, глядя ему вслед.
– Том имел в виду совсем другое, – быстро соврал Чейд. – Принца сопровождает группа его друзей, использующих Уит, который в Шести Герцогствах иногда называют магией Древней Крови. Они прибыли с ним, чтобы оказать ему помощь.
– Магия – это грязь, – заявил Пиоттр. – Меч гораздо честнее, ведь в сражении мужчина может посмотреть в глаза смерти. Именно при помощи магии Бледная Женщина подчинила себе некоторых членов нашей семьи и навлекла на них позор. Она и сейчас использует магию, чтобы заставить нас выполнять ее волю.
Баррич медленно кивнул.
– Жаль, что нельзя использовать против нее честный меч. Нет ничего хорошего в том, что сильный мужчина оказывается во власти порочной и честолюбивой женщины.
Я знал, что он подумал о моем отце и о том, что причиной его смерти стали козни королевы Дизайер.
Кемпра клана нарвала медленно поднялся на ноги, словно ему в голову пришла очень неприятная мысль. Потом кивнул, будто соглашаясь с самим собой. Нарческа тоже встала и сказала очень тихо, ни к кому в отдельности не обращаясь:
– Попрощайтесь за меня с принцем Дьютифулом.
– И за меня, – добавил Пиоттр тихо. – Я опечален, что так все сложилось. Мне искренне жаль, что у нас нет другого выхода.
Они медленно покинули палатку, Пиоттр сутулился, словно на его плечи легла тяжелая ноша. Вскоре вернулся Дьютифул и принес часть припасов, необходимых для наших целей. Следом появился Лонгвик – он принес остальное и не торопился уходить после того, как его отпустили. Его явно подмывало задать парочку вопросов, но никто бы не стал ничего объяснять. Капитан стражи ушел, озадаченный и обеспокоенный. Он понял, что мы с Дьютифулом что-то задумали. Кроме того, мы никому не рассказали о том, что со мной случилось за время моего отсутствия. Однако как хороший солдат, Лонгвик смирился с нашим молчанием и вернулся на свой пост снаружи палатки.
Мы еще на некоторое время задержались, поскольку Чейд вдруг решил, что куски кожи, положенные на лед, могут не разгореться достаточно сильно, чтобы его смесь взорвалась. Он поэкспериментировал с котелком, пытаясь понять, какое количество смеси туда поместится, так чтобы потом можно было его надежно закрыть. Наконец он остановился на небольшом глиняном кувшине с пробкой, в котором хранил свои травы. Судя по тому, как он ворчал, эти травы представляли для него огромную ценность.
Покончив с этим, Чейд открыл бочонок, который выдал мне еще на берегу, и осторожно пересыпал содержимое в кувшин. Он старался держаться подальше от крошечного огня свечи, пальцами утрамбовывая порошок и приговаривая:
– Он немного отсырел, но бутыль, которую мы засунули в камин, тоже была сырой, и все отлично сработало. Правда, я не ожидал, что будет такой сильный взрыв, но… как говорится, не попробуешь – не узнаешь. Так, держи кувшин подальше от котелка, пока огонь хорошенько не разгорится, затем положи его в самый центр, чтобы он не загасил пламя. А потом убирайся оттуда, и как можно быстрее.
Это он говорил мне. Повернувшись к принцу, Чейд сказал:
– Ты должен отойти, как только займется огонь. Не жди, когда Фитц положит в него смесь. Постарайся встать как можно дальше от ямы. Ты меня понял?
– Да, – нетерпеливо ответил Дьютифул, который складывал все, что мы собирались взять с собой, в мешок.
– В таком случае, дай мне слово. Пообещай, что ты уйдешь оттуда, как только Фитц разведет огонь.
– Я сказал, что убью дракона, значит, я, по крайней мере, должен видеть, как он положит смесь в котелок.
– Он уйдет до того, как я положу твой порошок в котелок, – сказал я Чейду и взял запечатанный кувшин. – Это я тебе обещаю. Пошли, Дьютифул. Скоро рассвет.
Когда мы подошли к выходу из палатки, Баррич поднялся на ноги.
– Давайте я что-нибудь понесу, – предложил он.
Я несколько секунд удивленно смотрел на него, но потом понял, что он задумал.
– Ты с нами не пойдешь, Баррич.
Он остался стоять.
– Нам нужно поговорить. Тебе и мне. Очень о многом.
– Мы поговорим. Обязательно. Я тоже многое хочу тебе сказать. Но раз уж это ждало столько лет, давай сначала покончим с делами. А потом мы с тобой сядем вдвоем и все обсудим.
– Молодые люди думают, что впереди у них полно времени, – заметил Баррич, повернувшись к Чейду, а затем потянулся к Дьютифулу, чтобы забрать часть ноши. – Старики знают, что это не так. Мы вспоминаем о тех днях, когда нам казалось, будто у нас еще есть время, а его не было. Все, что я хотел сказать твоему отцу, когда наступит подходящий момент, так и остались в моем сердце. Пошли.
Я вздохнул. Дьютифул стоял не шевелясь и раскрыв рот смотрел на Баррича.
– Спорить с Барричем бесполезно. Все равно что с твоей матерью. Пошли.
Мы осторожно вышли из палатки в темную ночь. Мы шли очень тихо, как умеют ходить только обладатели Уита, хотя один из нас не желал мириться со своим даром. Баррич положил руку мне на плечо, словно признавая, что глаза ему больше не служат, и я промолчал. Оглянувшись назад, я увидел около палатки Чейда, который стоял в своей ночной сорочке и смотрел нам вслед. Заметив мой взгляд, он быстро опустил полог. Мне показалось, что старый убийца смутился. Я понял, что он обеспокоен, но заставил себя не думать о том, насколько хорошо он изучил свойства своей гремучей смеси. Лонгвик тоже провожал нас глазами.
Дорога шла в гору, подъем не показался мне слишком тяжелым, но сказывались события последних дней, и к тому времени, когда мы подошли к сходням, я задыхался. Мы остановились, я забрал у Баррича масло и поморщился, обнаружив, что бутыль довольно тяжелая.
– Подожди нас здесь, – сказал я Барричу.
– Не волнуйся, я за вами не пойду. Я знаю, что глаза у меня уже не те, и не стану подвергать вас опасности. Но перед тем как ты уйдешь, я хочу с тобой поговорить. Наедине, если ты не против.
– Баррич, каждая минута задержки означает, что Шут отдает все больше себя дракону.
– Сынок, в глубине души ты прекрасно понимаешь, что нам его уже не спасти. Но я знаю, что ты должен сделать то, что задумал.
Он повернул голову к принцу. Баррич не мог его видеть, но все равно будто сверлил взглядом. Я беспомощно пожал плечами, и Дьютифул отошел, чтобы не слышать наш разговор, однако Баррич все равно понизил голос.
– Я приплыл сюда, чтобы вернуть домой тебя и Свифта. Я обещал Неттл, что привезу ее брата в целости и сохранности, что, если понадобится, убью для этого дракона и все будет как прежде. В некотором смысле она еще ребенок и думает, что папа всегда будет рядом, чтобы защитить ее. Я хочу, чтобы она продолжала в это верить хотя бы еще некоторое время.
Я не совсем понял, о чем он меня просит, но я спешил и не стал спорить.
– Я сделаю все, что смогу, чтобы так и было, – заверил я его. – Баррич, мне нужно идти.
– Я знаю. Но… понимаешь, мы оба думали, что ты умер. Молли и я. И сделали то, что сделали, потому что не сомневались, что это так. Ты мне веришь?
– Конечно верю. Может быть, поговорим о Молли позже?
Его слова разбудили в моей душе такую боль и гнев, что я понял: я не хочу никогда об этом говорить. Что мне даже думать о таком разговоре страшно. Однако я вздохнул и сказал то, что так часто повторял себе:
– Ты для нее подходишь гораздо больше, чем я. И мне было спокойно оттого, что ты заботился о Молли и Неттл. А потом… я не вернулся… потому что не хотел, чтобы ты думал, будто…
– Я тебя предал, – едва слышно договорил он за меня.
– Баррич, скоро встанет солнце. Мне нужно идти.
– Послушай меня! – неожиданно сердито выкрикнул он. – Послушай и дай мне сказать. Эти слова рвутся наружу с тех самых пор, как я впервые узнал, что я сделал. Прости меня, Фитц. За то, что я невольно отнял у тебя. За прошедшие годы, которые не в силах тебе вернуть. Но… но я не могу жалеть о том, что я женился на Молли, о наших детях, о жизни, прожитой с ней вместе. О нашей жизни. Потому что я действительно подхожу ей лучше, чем ты. Точно так же Чивэл стал лучшим мужем для Пейшенс, когда, сам того не зная, забрал ее у меня. – Он вдруг вздохнул. – Эда и Эль, какие же диковинные штуки выделывает с нами судьба…
Во рту у меня пересохло, и я не знал, что сказать. А затем он очень осторожно, тихо спросил меня:
– Ты собираешься вернуться и забрать ее у меня? Забрать из дома и от наших детей? Потому что я знаю: ты можешь это сделать. В ее сердце всегда оставалось место для безрассудного мальчишки, которого она любила. Я… я никогда не пытался это изменить. Разве я мог? Я ведь тоже его любил.
Целая жизнь, края которой были соединены мостом из ветра, шептавшего мне о том, что могло или должно было быть. О том, что еще не поздно. Но я знал, что ничего этого не будет, и потому сказал:
