— Что это ты читаешь? — невозмутимо спросил он.
— Я взяла его со стойки со свитками. Здесь говорится о Тейкере Видящем, который впервые поднял стены замка Баккип над городом.
— О, да. Задолго до того, как появился сам город.
— Точно. Но кому принадлежали те руины?
Он нахмурился.
— Думаю, это были укрепления Элдерлингов. Камень же использовался для Камней-Свидетелей.
— Но у Элдерлингов была сильная магия. Зачем им крепость? Кто были их врагом? И кто разрушил замок в первый раз?
— Знаешь, это очень хорошие вопросы. Немногие люди задаются ими, и до сих пор, насколько я знаю, никто не может найти ответов.
Разговор прервался, и, чтобы нарушить молчание, я выпалила:
— Когда-нибудь я хотела бы поехать в замок Баккип.
— Правда? Значит поедешь.
Он помолчал, а затем заговорил так, будто слова причиняли ему боль.
— Твой учитель говорил за столом об утреннем уроке.
Я молчала. Глупо, но мне захотелось, чтобы рядом оказался кот. Отец вздохнул.
— Он похвалил детей гусятницы за их знание арифметики. И было очень приятно узнать, что Лаксп умеет читать и писать.
Я ждала. Он слегка откашлялся и добавил:
— Леди Шан спросила, какую пользу принесут цифры ребенку, который будет всю жизнь возиться с гусями? Или что садовник сможет прочитать на земле или в листьях. Она не видит смысла в обучении детей слуг.
— Рэвел умеет читать, писать и считать, — напомнила я. — Мама давала ему списки, он брал деньги и покупал на рынке то, что она просила, и всегда возвращал сдачу. Даже те, кто занимается гусями, должен знать цифры, чтобы сосчитать яйца в гнезде! А Лаксп много узнает о растениях и садоводстве из свитков леди Пейшенс. Кухарка Натмег умеет читать и писать, следит, сколько осталось мешков муки или сколько соли надо, чтобы засолить рыбу на зиму.
— Отличные доводы, — одобрил отец. — То же самое я сказал Шан. А потом я спросил Ланта, как прошли твои занятия.
Лант. Мой отец назвал его Лантом, будто он мой двоюродный брат. Я посмотрела на свои ноги, укутанные в одеяло. Когда на них лежал кот, им было теплее. В животе давило ужасное ощущение, будто там что-то застряло.
— Мне не понравилось то, что я услышал, — тихо сказал отец.
Никто в мире не любил меня. Я сглотнула и с трудом произнесла:
— Я не могла объяснить, — я потрясла головой и почувствовала, как разлетаются в стороны слезы. — Нет. Он не хотел, чтобы я объяснила. Он думал, что знает правду, и не хотел узнать, что ошибается.
Я прижала колени к груди, крепко прижала, жалея, что не могу переломать себе ноги. Что не могу уничтожить себя, чтобы избежать этих ужасных ощущений.
— Я встал на твою защиту, — тихо сказал отец. — Я упрекнул его за то, что он не спросил меня о твоих умственных способностях. И не поговорил с тобой перед началом уроков. Я сказал, что он обманул сам себя. Ты не лгала ему. И я сказал, что у него будет еще один шанс, чтобы начать учить тебя, выяснив все твои знания. И что если он не справится, пусть продолжает заниматься с другими детьми, но я не позволю ему тратить твое время. Мне будет приятно самому заняться твоим образованием и научить тебя всему, что, как я считаю, ты должна знать.
Он сказал все это так спокойно. Я, не дыша, смотрела на него. Он склонил ко мне голову и неуверенно улыбнулся.
— Неужели ты думала, что я могу поступить иначе, Би?
Я кашлянула, а затем бросилась на его колени. Отец поймал меня и прижал к себе. Он так крепко был закрыт, что я совсем не ощутила боли. Но все-таки я почувствовала, как кипит в нем гнев, подобно маслу в закрытом горшке, висящем над слабым огнем. Он заговорил с таким рычанием, как Волк-Отец говорил внутри меня.
— Я всегда буду на твоей стороне, Би. Права ты или нет. Именно поэтому ты должна быть всегда права, чтобы не выставить своего отца дураком.
Я соскользнула с его колен и посмотрела на него, не понимая, шутит он или нет. Его темные глаза были серьезны. Он понял мои сомнения.
— Би, я всегда буду верить в первую очередь тебе. Так что очень важно, чтобы ты была права в том, что делаешь. Это будет наш уговор.
Я никогда не могла долго выдерживать его взгляд. Я отвела глаза, обдумывая его слова. Подумала о случаях, в которых я уже его обманула. Плащ. Кот. Мои вылазки в туннели. Украденные записи. Но ведь и он уже обманывал меня? Я тихо заговорила.
— В обратном направлении это тоже будет работать? Если я приму твою сторону, я не останусь в дураках?
Он ответил не сразу. Странно, но мне это понравилось: значит, он всерьез задумался над моим вопросом. Способен ли он дать мне обещание никогда не лгать мне?
Он откашлялся.
— Я сделаю все возможное, Би.
— Я тоже.
— Отлично. Ты спустишься к ужину?
— Да. Но не раньше, — медленно ответила я.
— Малышка, ты здесь уже слишком долго. Подозреваю, нас давно ждут.
Это было слишком неожиданно. Я на мгновение сжала зубы, а затем честно спросила его:
— А я должна? Я не чувствую, что готова встретиться с ними.
Он посмотрел на свои руки, и я почувствовала ужасную пустоту в своем животе.
— Ты должна сделать это, Би, — сказал он мягко. — Вспомни, что Риддлу придется отчитываться перед твоей сестрой. Я не хочу, чтобы Шан или Фитц Виджилант подумали, что ты застенчива или труслива. И хоть ты еще маленькая, тебе придется перебороть себя и свои чувства, и спуститься к столу. Что чувствует человек к учителю, который наказывает вместо того, чтобы учить, я понимаю гораздо лучше, чем ты можешь себе представить. Ты не поверишь, но я не думаю, что он по своей сути жестокий человек. Он просто очень молод и склонен доверять чужим словам прежде, чем проверит все сам. Я даже смею надеяться, что он окажется достойным твоего уважения, и, быть может, вы еще поладите друг с другом. Хотя сейчас мне очень трудно делать вид, что его компания мне нравится. И, кажется, он это чувствует.
Последние слова он произнес с глухим низким рычанием, и я поняла, что отец был очень рассержен на Фитца Виджиланта. Он соблюдал правила приличия, но неприязнь к писцу не утихала в нем. Я смотрела на свои руки, свободно лежащие на коленях. Если отец может сдерживать гнев и развлекать Фитца Виджиланта по всем правилам приличия, возможно, я тоже это смогу. Я представила, как сижу за столом. Я не должна виновато опускать голову. И не должна показать ему, какую боль он мне причинил. Я смогу быть дочерью своего отца. Неуязвимой. Полной собственного достоинства.
Я задрала подбородок.
— Кажется, теперь я очень проголодалась.
И все-таки ужин выдался беспокойным. Я знала, что Шан и Лант смотрят на меня, но никогда не была сильна в игре в гляделки. Так что я смотрела в тарелку или в сторону отца и Риддла. Я не вздрагивала, когда Леа или Эльм проходили мимо моего кресла, но не брала ничего из блюд, принесенных ими. Один раз я заметила, как они обмениваются взглядами, проходя за спиной Риддла. Щеки Эльм пылали, и я вдруг поняла, что Риддл, хоть и старый, по-прежнему красивый мужчина. Эльм, меняя блюда, старалась встать как можно ближе к его креслу. Но Риддл замечал ее не больше, чем муху на стене. Я торжествующе улыбнулась.
В первой половине ужина я молчала. Отец и Риддл снова обсуждали отъезд в Баккип. Шан и Лант вели тихую беседу, то и дело прерывая ее смехом. Я когда-то читала стихотворение о девочке с «серебристым смехом», но Шан смеялась так, будто кто-то уронил на длинную лестницу целую корзину дешевых оловянных мисок. Когда отец закончил разговаривать с Риддлом, он повернулся ко мне и сказал:
— Так что ты думаешь о Тейкере Видящем и его вторжении на эти земли?
— Я не думала об этом, — ответила я. Я правда думала не об этом. Но через вздох я спросила: — И все-таки кто был здесь раньше него, раньше Тейкера и его людей, заявивших права на земли в устье реки Бакк? Свиток говорит, что развалины старой каменной крепости пустовали. Кто были эти люди, которые жили в ней и строили эти укрепления? Ты говорил, что это могли быть Элдерлинги? Так он боролся с самими Элдерингами за эти земли?
— Знаешь, я думаю, в основном там жили рыбаки, фермеры и козопасы. Лорд Чейд пытался найти больше описаний тех людей, но они, кажется, не доверили свои знания письменам и свиткам. Некоторые из бардов говорят, что наши старые песни на самом деле берут начало в их песнях. Но мы не можем говорить «они» и «их», ведь на самом деле мы — потомки Тейкера и народа, который жил здесь.
Он что-то знает? Намеренно подталкивает меня к открытию?
— Тогда, в те дни, люди учились всему из песен? И стихов?
— Конечно. Лучшие менестрели до сих пор могут перечислять по памяти длинные родословные. Они, конечно, записаны на бумаге, благо что бумаги теперь много. Но менестрель узнает их из уст своего мастера, а не с бумаг.
Риддл слушал так же восхищенно, как и я, и, когда отец замолчал, он влез в разговор:
