Затем Лагиш подошёл к сыну, выбил из его рук оружие и наотмашь ударил.
- Немедленно извинись перед миледи Стефанией.
Сплюнув кровь, сочившуюся из разбитой губы, маркиз гордо вскинул голову, сверкнул глазами и, прошипев: 'На небесах вам воздастся сторицей, предатели!', выбежал вон. Герцог пытался остановить сына, но тот оттолкнул его, заявив, что сыт по горло правдой и объяснениями.
Входная дверь хлопнула так, будто в неё ударили тараном: маркиз вымещал злость на ни в чём не повинном дереве. Несколько раз пнул со всей силы, а потом, как был, без плаща, метнулся к конюшне.
Через пару минут Ивар покинул Кавардийский замок, карьером несясь, куда глаза глядят.
Стефания плакала, корила себя во всём. Лагиш попытался её утешить, заверив, что сына непременно найдут и проследят, чтобы тот не натворил бед. Действительно: часть сопровождавших герцога людей уже неслись следом за маркизом.
- Он немного успокоится, и я поговорю с ним. Сейчас он никого не станет слушать. Всё будет хорошо, - убаюкивал Стефанию возлюбленный, а она, вздрагивая от рыданий, цеплялась за его плечи. - Ивару сейчас больно, это просто реакция на боль. Он ведь любит тебя, и мы для него действительно предатели. Но не вздумай себя винить!
Виконтесса пыталась, но не могла. Уснула только поздней ночью, после того, как вернулся один из людей Лагиша, сообщивший, что с маркизом всё в порядке, он заночевал у соседнего барона.
Герцог уехал, дав слово Стефании разыскать сына, уговорить понять и простить. Виконтесса жутко переживала, опасаясь, что стала 'чёрным ангелом' семьи Дартуа. Она помнила лицо Ивара, его бешенство, боль в глазах и понимала, что нанесла глубокую рану. Оставалось надеяться, что время её залечит.
Кольцо Стефания вернула. Подняла поутру и велела отослать в Амарену. Не удержалась и написала письмо, в котором умаляла простить, клялась, что всё вышло случайно, что он ей дорог, просто на свете есть герцог… Пообещала вечно молиться за Ивара, предложила принять на себя любой обет, оказать любую услугу, лишь бы он ни держал зла.
Засыпая, виконтесса молила бога, чтобы он послал маркизу красивую любящую жену. Пусть он встретит её сейчас, пусть она первой полюбит его, окружит заботой…
Незаметно пролетали дни, и наконец пришло письмо от Хлои. Она заверяла, что военной компании против Лагиша пока не планировалось, но Его величество намерен послать в герцогство пару полков и коллегию судей для установления законного порядка.
'Ты пока сиди там, но держи вещи собранными. Если вдруг начнётся война, беги. Я за тебя похлопочу. К слову, что там с маркизом Дартуа? Если он тот самый мужчина, то не советую появляться в Ородонии. Он тут позволил себе пару резких высказываний, да и Дартуа - красная тряпка для многих.
Жалко мне тебя, сестрёнка, - сидишь на пороховой бочке. Никогда бы не подумала, что жизнь так сложится! Но ради тебя и твоего счастья с лагишцем постараюсь нашептать королю пару добрых слов. Всё, конечно, зависит от самих жителей герцогства, так что держи ухо востро и сто раз подумай: не заплатишь ли за минуты удовольствия непосильную цену? Впрочем, твой маркиз присягал королю, а такие, как он, держат клятвы.
У меня самой всё так же. Живу сейчас с Дугласом, пытаюсь забеременеть. Он старается, а мне всё рано. Думаю, скоро должна понести. Честно тебе признаюсь: желания становиться матерью нет никакого, но часть моей сделки - наследник.
Пока не забыла: братца приблизил свёкор. Он теперь ему служит'.
Стефания немедленно написала ответ, пытаясь разузнать больше о настроениях при дворе, мерах против лагишцев, отношении к Дартуа. Она увлеклась, с упоением погрузившись в политические игры. Лучший способ не думать - занять себя чем-нибудь, вот она и занимала. Иначе мысли неизменно возвращались бы попеременно то к Ивару, то к герцогу. Стефания иногда позволяла себе называть последнего Эженом - и смущалась подобной наглости.
Вечерами виконтесса строила планы на будущее. Выдумывала планы по возвеличиванию герцогства - и отсылала их герцогу. Детские, наивные, они веселили Лагиша, но вызывали умиление. Он также читал выдержки из писем Хлои Амати, жалея, что та не служит во благо герцогства. Стефания, несомненно, уступала ей в остроте ума и жизненной хватке, но и то, что она делала, шло на благо.
Голуби с шифрованными письмами (Лагиш обучил виконтессу семейной системе тайнописи) регулярно летали между Амареной и Кавардийским замком. Не всегда доставляемые ими письма полнились политикой: так однажды Стефания получила послание безо всяких шифров, которое, прочитав, тут же спрятала за корсетом.
Она не знала, сочинил ли герцог это сам или просто процитировал какого-то поэта, но ей никто и никогда не писал такого:
'Очей Отрада! Случай мой чудной,
Все чудеса затмили вы собой,
Вы, чья краса столь чудно воссияла!'
Перечитывая немногие скупые ласковые строки - увы, Лагиш ни разу не написал, что любит и скучает, хотя и обещал забрать её по весне в Амарену, Стефания вздыхала и мечтала оказаться рядом с ним. Она бы родила ему сына. Или даже не одного. Пусть бастарда, но с таким же подбородком, глазами… Удивляясь самой себе, виконтесса жалела, что не забеременела в течение той недели.
Даже если Лагиш разлюбит, ребёнок станет утешением, хоть что-то будет напоминать об этом счастье. И она будет обожать его, воспитывать так, будто он настоящий Дартуа.
В одном из писем, пришедших в конце января, герцог сообщил, что Ивар покинул герцогство.
Лагишу всё же удалось встретиться с сыном.
Маркиз упрямо не желал ничего слушать, твердил о предательстве, но уже не спешил выяснять, кто прав, кто виноват в поединке. Укорял отца за то, что разрушил его счастье, недоумевал, что могло прельстить Стефанию в мужчине, в два раза старше неё.
- Я понимаю - ты. Видел, как отцы вдруг увлекаются юными прелестницами. В этом нет ничего удивительного: прекрасное, упругое, гладкое тело приятно любому глазу, но она! Предпочла брак любовной связи! Почему? За деньги? Чёрт побери, я бы осыпал её бриллиантами!
- Она просто полюбила. Прими это и смирись. Вспомни, как она колебалась, откладывала помолвку…
- Но дала слово! Нет, я не прощу вас обоих, даже не проси. Проклинать не стану, но и счастья не пожелаю. Видеть вас обоих не хочу.
Ивар уехал в княжество Бескар, соседствовавшее с Ородонией. Езды до него было три, а по зимней дороге и четыре месяца. Официально маркиз отправился искать союзников, неофициально - развеяться. Бескар славился своими девушками, как пристойного, так и лёгкого поведения. Последние, вероятно, и должны были облегчить груз печали на сердце Ивара.
Никаких рекомендательных писем он не взял, об отъезде не предупредил, покинув охотничий домик, в котором две недели запивал вином убитых на охоте зверей - ярости необходимо давать выход, чуть ли не ночью. Герцогу пришлось спешно выдумывать причину отъезда сына. Он надеялся, что Ивар достаточно разумен, чтобы не ввязаться в какую-нибудь грязную историю.
