Он призвал свой спальный мешок, раскатал его и обратился к Ремеслу, чтобы надежно зафиксировать его в воздухе – теперь его крылья не будут задевать землю. Прислонив мешок к дереву, он сел, даже не пытаясь сдержать стона.
«Люцивар?»
Эйрианец обернулся и наконец заметил волка, выглядывавшего из-за дерева.
– Все в порядке. Просто Леди разрушает хижину.
Дым тявкнул и спрятался за деревом.
Люцивара озадачило беспокойство, которое испытывал волк, а затем, сообразив, в чем дело, послал Дыму ментальный образ полуразрушенной хижины.
«Дом, сделанный глупыми людьми».
Люцивар с трудом подавил смешок. С выводами Дыма спорить было сложно. Волк, приобретая свой взгляд на «нормальное человеческое жилье», использовал в качестве отправной точки Зал, коттеджи Хэлавэя, несколько мельком виденных фамильных поместий и домик Джанелль. Люцивар понимал, почему эта хижина в его представлении была логовом, устроенным глупыми людьми.
Повторное появление родства и его неохотное вступление в контакт с людьми расценивалось Кровью по-разному. Появились два лагеря, спорившие между собой о том, насколько разум и способности к Ремеслу родства отличаются от таковых у человека. Некоторых одновременно позабавило и обеспокоило, что у четвероногих Братьев и Сестер было ничуть не меньше предубеждений на счет двуногих. Для представителей родства они делились на две категории: «их» люди и «все остальные». «Их» людьми становились все близкие Леди – умные, прекрасно обученные, стремящиеся узнать чужие пути, не настаивая на том, что их собственный гораздо лучше. «Все остальные» были опасны, глупы, жестоки – и, по крайней мере, в глазах родства из семейства кошачьих – обычная добыча. И арсерианские коты, и тигры из числа родства обозначали людей словом, которое можно грубо перевести как «глупое мясо».
Люцивар как-то раз возразил, что, раз уж люди опасны и могут охотиться, используя оружие и Ремесло, их едва ли можно считать глупыми. Дым в ответ указал, что клыкастые дикие свиньи тоже опасны. Однако это не мешает им оставаться глупыми.
Убедившись, что Леди не нападает ни на кого четвероногого, Дым исчез на мгновение и вернулся с мертвым кроликом. «Ешь».
– А ты сам-то ел?
Не дождавшись ответа, Люцивар призвал сумку с едой и большую фляжку, которую дала ему Дрейка, прежде чем они с Джанелль ушли из Цитадели. Он чуть было не отказался от ее дара, наивно полагая, будто у них будет много свежего мяса и уйма времени, чтобы его приготовить на огне.
– Оставь кролика себе, – сказал Люцивар, зарывшись в сумку. – Я все равно не люблю сырое мясо.
Дым склонил голову набок. «Огонь?»
Люцивар покачал головой, отказываясь мечтать об уютном пламени и сне. Он вытащил из сумки сэндвич с говядиной и поднял его.
«Люцивар, ешь». Успокоившись, волк приступил к своему собственному ужину.
Эйрианец прихлебывал виски из фляжки и не спеша ел сэндвич, ни на миг не переставая прислушиваться к треску ломающихся досок.
Да, это путешествие шло совсем не так, как он ожидал. Люцивар привел Джанелль сюда, чтобы она могла спустить вызванную наркотиками ярость на четвероногой добыче, а не людях. И отправился с ней сам, чтобы предоставить мишень, которая сможет удовлетворить жажду крови, охватившую разъяренную ведьму. Жажду мужской крови.
Но Джанелль отказалась охотиться, отказалась платить за некоторое облегчение ценой жизни другого живого существа. Включая и его самого.
Зато для своего тела милосердия у нее не нашлось. Джанелль обращалась с ним так, словно оно превратилось в злейшего врага, не достойного ничего, кроме ненависти и презрения, врага, который предал ее, сделав неожиданно уязвимой для чьих-то грязных, жестоких игр.
«Люцивар?»
Эйрианец поспешно потряс головой, рефлекторно отправив быстрый ментальный импульс, чтобы отыскать источник беспокойства Дыма. Птицы щебечут. В ветвях над их головой скребется белка. Обычные лесные звуки. Только обычные лесные звуки.
Ощутив, как заколотилось сердце, Люцивар бросился вслед за Дымом к просеке.
Хижина превратилась в груду причудливых обломков. В нескольких футах от нее на земле сидела Джанелль, раздвинув ноги, по-прежнему стискивая рукоять кувалды и понурив голову.
Осторожно приблизившись, Люцивар опустился рядом с ней на корточки:
– Кошка?
По ее щекам стекали беззвучные слезы. Из прокушенной нижней губы бежала тонкая струйка крови. Джанелль хватала ртом воздух, содрогаясь всем телом.
– Я так устала, Люцивар… Но это чувство не отпускает меня и…
Мышцы напряглись с такой силой, что девушка задрожала всем телом. Спина изогнулась. Четко обрисовались мускулы на сведенном судорогой горле. Она дышала со свистом, сквозь стиснутые зубы. Рукоятка кувалды с треском сломалась в судорожно сжатых руках.
Люцивар ждал, не осмеливаясь прикасаться к ней сейчас, когда все мышцы так напряжены, словно в любой момент могут порваться. Это состояние продлилось не дольше двух минут. Ему показалось, что прошли часы. Когда Джанелль наконец стало легче, она обмякла и зарыдала навзрыд. Сердце Люцивара готово было разорваться в груди.
Она не стала сопротивляться, когда он заключил ее в объятия, поэтому Люцивар укачивал ее, гладил по голове, позволяя девушке выплакаться.
Эйрианец ощутил, как в ней вновь начало нарастать сексуальное напряжение, стоило девушке немного успокоиться, однако не выпустил ее из объятий. Если он правильно распознал симптомы, худшее уже позади.
Через несколько минут она расслабилась настолько, что положила голову ему на плечо.
– Люцивар?
– Мм?
– Я есть хочу.
Его сердце радостно подпрыгнуло.
– Тогда я тебя покормлю.
«Огонь?»
Джанелль резко подняла голову и уставилась на волка, выглянувшего из-за деревьев на самом краю просеки.
– А зачем ему так нужен огонь?
– Да будь я проклят, если понимаю причину. Но если бы мы и впрямь решили разбить лагерь с костром, я мог бы сварить кофе и плеснуть в него немного виски.
Джанелль обдумала это предложение.
– У тебя хорошо получается готовить кофе.
Решив, что это заявление можно смело принять за положительный ответ, Люцивар отвел Джанелль на другой конец просеки, а Дым принялся с энтузиазмом копаться в обломках, надеясь отыскать подходящее для костра топливо.
Люцивар призвал сумку с едой, фляжку и спальный мешок, который оставил у ручья. Джанелль бродила по просеке, понемногу уплетая сэндвич с говядиной, который он достал для нее. Люцивар краем глаза следил за ней, разводя огонь, призывая другую поклажу и разбивая лагерь. Девушка казалась беспокойной, не находила себе места, однако ею больше не владела та слепая, неуправляемая ярость, гнавшая их вперед несколько суток. Это и хорошо, поскольку уже совсем стемнело и дневное тепло начало уходить.
