Время от времени какая-нибудь из девушек привлекала внимание Мышелова тихим свистом, а потом льстиво, умоляюще или со взором, полным неги, указывала на покрытую драгоценными камнями ручку в стене, с помощью которой ее клетка, висящая на сверкающей цепи, проходившей через не менее сверкающие блоки, могла быть опущена на пол.
На эти призывы Мышелов отвечал мягкой и ласковой улыбкой, кивал и отрицательно помахивал ладонью, словно шепча: «Потом… Потом… Потерпи…»
Ведь в конце концов девушки могли запросто смазать впечатление от, быть может, не столь острых, но от этого не менее приятных ощущений. Девушек следовало оставить на десерт.
Нингобль и Шильба, а за ними и Фафхрд продолжали двигаться по темному переулку, пока Северянин не вышел из терпения и, поборов свой невольный трепет, не закричал с раздражением:
— Вы что, так и будете пятиться от меня, пока мы все не угодим в Великую Соленую Топь? Чего вы от меня хотите? И вообще, в чем дело?
Но две фигуры в капюшонах уже остановились, насколько мог разглядеть их Фафхрд в свете звезд и сиянии, лившемся из нескольких высоких окон, причем Северянину показалось, что сделали они это за миг до того, как он их окликнул. Обычная чародейская штучка, чтобы заставить человека почувствовать неловкость. Фафхрд в темноте прикусил губу. Так вот даже как!?
— О мой нежный сын, — начал Нингобль своим самым медоточивым тоном, и тусклые огоньки его семи глаз внутри клобука остановились и загорелись мягко, словно Плеяды, наблюдаемые летней ночью сквозь зеленоватый туман, который поднимается над озером, наполненным медным купоросом с растворенными в ней едкими газами.
— Я спрашиваю, в чем дело! — хрипло перебил Фафхрд. Чуть раньше он проявил нетерпение и теперь был готов на все.
— Если позволишь, я попытаюсь выдвинуть одну гипотезу, — невозмутимо отозвался Нингобль. — Предположим, мой нежный сын, что во вселенной есть некий человек; крайне злые силы явились в эту вселенную из другой вселенной или даже скопления вселенных, а этот человек — смельчак, который так хочет защитить свою вселенную, что ни во что не ставит собственную жизнь, и, кроме того, его наставляет весьма мудрый, осторожный и проникнутый общественным сознанием дядюшка, знающий все об этих гипотетических делах…
— Пожиратели угрожают Ланкмару! — бросил Шильба голосом, напоминающим треск ломающегося дерева, причем столь неожиданно, что Фафхрд чуть не подпрыгнул и, насколько нам известно, Нингобль тоже.
Выждав несколько мгновений, дабы не произвести ложного впечатления, Фафхрд перевел взгляд на Шильбу. Глаза Северянина уже привыкли к темноте, и он видел гораздо лучше, нежели у входа в переулок, однако и теперь не смог разглядеть внутри клобука Шильбы ничего, кроме абсолютного мрака…
— Что это еще за Пожиратели? — осведомился он.
Ответил ему Нингобль:
— Пожиратели — это самые искусные торговцы во всем множестве вселенных — настолько искусные, что продают лишь всякий хлам. Это совершенно им необходимо, поскольку Пожиратели используют всю свою ловкость лишь для оттачивания способов продажи и не имеют поэтому ни секунды свободного времени, чтобы задуматься о ценности того, чем они торгуют. Да, они не позволяют себе и помышлять об этом из опасения потерять хоть крупицу своего мастерства, а между тем они так наловчились торговать, что никто не в силах устоять против их товаров, которые, стало быть, самые лучшие во всех вселенных — ты улавливаешь мою мысль?
Фафхрд с надеждой взглянул на Шильбу, но на сей раз тот не стал кратко резюмировать речь коллеги, и Северянин кивнул.
Нингобль продолжал и, судя по движениям семи зеленоватых огоньков, принялся при этом слегка вращать глазами.
— Как ты легко можешь догадаться, Пожирателям доступны все самые могучие чары, собранные по разным вселенным, а их штурмовые отряды возглавляются агрессивнейшими из колдунов, которые в совершенстве владеют любыми методами сражения, будь то с помощью разума, чувств или собственного тела, снабженного оружием. Действуют Пожиратели следующим образом: открывают в новом мире лавку и заманивают туда сперва наиболее склонных к риску людей, обладающих самым гибким умом — у них так сильно развито воображение, что даже после легкого намека они сами проделывают почти всю работу по продаже товара. Когда подобные люди оказываются в ловушке, Пожиратели продолжают работать с остальным населением, то есть продают, продают, продают — продают хлам, беря за это самые настоящие деньги, а порой и красивые, дорогие вещи.
Нингобль вздохнул — шумно, но с оттенком уважения.
— Все это очень скверно, мой нежный сын, — продолжал он, завораживающе вращая глазами под клобуком, — но вполне естественно для вселенных, которыми правят такие боги, как у нас, — естественно и даже, быть может, терпимо. Однако, — он немного помолчал, — это не все, худшее еще впереди! Пожиратели стремятся не только к тому, чтобы все существа во вселенных покупали только у них, им нужно — без сомнения потому, что они боятся, как бы в один прекрасный день кто-нибудь не поднял крайне неприятный для них вопрос относительно истинной ценности товара — им нужно довести всех своих клиентов до состояния рабской покорности и полной внушаемости, чтобы они были способны лишь пялить глаза да покупать хлам, который Пожиратели выставляют на продажу. Естественно, это означает, что в конце концов их клиентам будет нечем платить за этот хлам, но Пожирателей это, похоже, не слишком-то заботит. Возможно, они считают, что всегда найдется новая вселенная, где они смогут развернуться. И скорее всего, они правы!
— Чудовищно! — заметил Фафхрд. — Но что же в конечном итоге Пожиратели получают от своих бешеных коммерческих вылазок, от всей этой безумной торговли? Чего они добиваются?
— Пожиратели стремятся, — ответил Нингобль, — лишь копить деньги и воспитывать потомство, которое сумело бы еще ловчее набивать карман, и кроме того, они соревнуются друг с другом: у кого карман туже? (Ты, случаем, Фафхрд, не знаешь такого города — Кармантуг?) Пожиратели страшно любят распространяться относительно великой пользы, которую они оказали множеству вселенных — они утверждают, что раболепные покупатели это самые послушные подданные для богов, — а также жаловаться, что набивание мошны гнетет их рассудок и расстраивает пищеварение. К тому же, каждый Пожиратель втайне собирает и прячет навеки от любых глаз, кроме своих собственных, все наиболее красивые вещи и лучшие мысли, рожденные истинными мужчинами и женщинами (и подлинными чародеями и демонами тоже) и приобретенные по бросовым ценам в обмен на хлам или же — это они любят больше всего — и вовсе доставшиеся им даром.
