— Герцог, я понимаю, к чему ты ведешь, но мы не будем отступать. Сколько раз можно повторять! — командующий всех войск империи с бешенством уставился на него своими поросячьими глазками. Пигрил прекрасно помнил, что не пожелай он лично руководить вторжением, эту компанию возглавил бы герцог Альтрейни — секунд, после приммера второй офицер в армии. Ох как он сейчас жалел о своем опрометчивом порыве, но прислушиваться к советам соперника, наверняка желавшего ему полного разгрома, не собирался.
— Ясно, — кивнул Фирриан, отворачиваясь от Пигрила и с трудом разжимая пальцы, стиснувшие рукоять висящего на боку меча. За его спиной расслабились охранники командующего.
Герцог Альтрейни с виду оставался привычно спокойным, но внутри него все кипело от бешенства. Битва была проиграна, но этот проклятый боров не желал признавать, что теперь приходится думать не о триумфе, а о спасении остатков армии. Брат императрицы не допускал даже мысли, что его обхитрили, и винил во всем глупых советников. Но даже не это заставляло Фирриана иступлено желать командующему смерти.
Герцог Альтрейни с самого начала сражения не находил себе места. Тревога за старшего сына, возглавившего особый отряд, съедала изнутри. Когда стало понятно, что безумная затея провалилась и никто из гвардейцев и магов, посланных расправиться с зиранскими колдунами, не вернулся, он едва сдержался, чтобы не обнажить меч. Ему хотелось с иступленным криком накинуться на Пигрила, отправившего Эллиана на верную смерть, но сейчас было не время сводить счеты и мстить за сына. Проблемы императорской армии только начинались.
С небольшой возвышенности, где расположилась ставка командующего, открывался хороший обзор на правый фланг и центр поля боя, но вот левый фланг и изгиб реки укрывала цепь пологих холмов. Запыхавшиеся легионеры, первыми принесшие черную весть, едва не сорвали голос, пытаясь объяснить бойцам Сплава, охранявшим офицеров, почему им нужно срочно попасть к приммеру.
Интуиция опытного воина и командира давно твердила Фирриану, что у зиранцев в рукаве спрятан какой-то козырь, но даже он был потрясен, услышав, как в одночасье покрылась льдом широченная река, и на практически беззащитный фланг армии обрушилась тяжелая рыцарская конница.
Про герцога Пигрила не стоит и говорить — не меньше пяти минут у командующего ушло только на то, чтобы поверить солдатам. Он даже пригрозил бедолагам смертью и успел рассечь одному из них щеку (а заодно и потерять крупный рубин, ранее украшавший массивный золотой перстень), но, к счастью для них, прибыли гонцы от еще двух легионов, спешно пытавшихся перестроиться в напрасных попытках остановить натиск зиранских рыцарей.
Впрочем, по мнению герцога Альтрейни, лучше бы командующий и дальше не верил в происходящее. Едва брат королевы осознал, что уже запланированная победа уплывает из рук, то пришел в бешенство и начал сыпать такими приказами, что остальные офицеры только и хватались за голову.
Больше не доверяя никому из своих советников, Пигрил не придумал ничего лучше, чем приказать пехоте продолжить наступление, а конницу кратчайшим путем бросить навстречу зиранскому прорыву. На словах это звучало красиво, но реальность быстро расставила все по своим местам, и теперь гирская кавалерия, ранее сосредоточенная на правом фланге, топтала собственную пехоту, напрасно пытаясь пробиться через насыщенный центр армии.
Оба резервных легиона вполне разумно были брошены навстречу зиранским рыцарям, но вот вместо того, чтобы приказать им обеспечить отступление армии, удерживая конницу на заранее выбранных позициях, командующий пожелал, чтобы они немедленно сбросили противника в реку. В результате солдаты империи были застигнуты в чистом поле, практически на марше, даже не успев толком развернуть боевые порядки. Исход этой схватки, все больше напоминавшей бойню, был предрешен.
Сам Фирриан и многие другие офицеры, не раз пытался объяснить Пигрилу, что нужно выводить армию из боя, а не сражаться, но брат императрицы закусил удила и не слушал даже своих советников, что уж говорить о ненавистном для него герцоге.
В довершение всем неприятностей, что-то мешало магам воздуха наладить дальнюю связь, и гонцам приходилось лично доставлять приказы. Адептов не хватало, поэтому по полю боя засновали и обычные вестовые.
— Молчать! Никакого отступления! Только вперед! — Пигрил брызгал слюной на очередного перепуганного гонца, а герцог Альтрейни все отчетливее понимал, что этот боров похоронит на этом поле всю армию. Он такое уже видел: командир отказывается принимать реальность и начинает раздавать приказы исходя из собственных фантазий. Это безумие нужно было остановить.
— И правду говорят, что раз переступив черту, будешь делать это вновь и вновь, — почти неслышно прошептал Фирриан и его губы скривились в грустной улыбке.
Он уже знал, что сейчас сделает, но что-то глубоко внутри все еще противилось этому решению. В сознании вновь совсем некстати всплыли воспоминания о том далеком дне, когда еще совсем юный племянник императора преклонил колени, поклявшись вечно служить империи и быть верным воинскому долгу.
— Живая совесть важнее мертвой чести, — мелькнула отчаянная мысль. Герцог Альтрейни достал ярко алый платок и вытер обильно выступившей на лбу пот, навсегда изменив ход истории.
Первая стрела, засияв жемчужным пламенем, и рассыпая серебристые искры, пробила защитную сферу багрового пламени, окутавшую командующего, и вонзила свой хищный клюв ему в плечо. Ее товарка оказалась еще удачнее, и пропитанный смертоносной магией наконечник вошел Пигрилу в грудь. Последняя стрела досталась одному из охранников, напрасно пытавшемуся заслонить себя и брата императрицы щитом.
Герцог Альтрейни первым оказался подле рухнувшего командующего и опустился перед ним на колени. Кровь заливала позолоченное плетение и драгоценную инкрустацию баснословно дорогой кольчуги, не спасшей своего владельца от стрел, под завязку наполненных смертоносными чарами. На груди каплей расплавленного метала шипел лопнувшей защитный амулет, а на губах Пигрила вскипела кровавая пена. Он с ужасом смотрел на Фирриана, в прозрении смерти поняв все, но не в силах даже пошевелиться. Смрад от содержимого внушительного пуза командующего возвестил о его смерти еще до того, как у брата императрицы остекленели глаза.
— Приммер мертв. Я, герцог Альтрейни, секунд империи, принимаю командование войсками, — уверено провозгласил Фирриан, поднимаясь на ноги.
— Но… — хотел возразить кто-то из прихлебателей Пигрила, но мгновенно замолчал, поймав многообещающий взгляд одного из офицеров, верных герцогу Альтрейни.
