— Сандора Клигана в последний раз видели при набеге на Солеварни. Потом он ушел вдоль Трезубца на запад.
— Трезубец велик, — хмуро сказала Бриенна.
— Да, но не думаю, что наш пес отбежал далеко от устья. Вестерос, как видно, ему опостылел — в Солеварнях он хотел сесть на корабль. — Сир Хиль достал из-за голенища пергамент и, отодвинув блюдо с колбасами, развернул его на столе. Это оказалась карта. — Пес убивает трех людей своего брата в гостинице на перекрестке дорог, вот здесь, а после налетает на Солеварни, — показывал пальцем сир Хиль. — Похоже, он угодил в западню. Вверху, в Близнецах, Фреи, на юге, за рекой, — Дарри и Харренхолл, на западе Блэквуды дерутся с Бракенами, в Девичьем Пруду — лорд Рендилл. Дорога в Долину завалена снегом, не говоря уж о стерегущих ее горных кланах. Куда псу податься?
— Если он заодно с Дондаррионом…
— Алин уверен, что нет. Люди Дондарриона его тоже ищут. Говорят повсюду, что хотят повесить его за то, что он натворил в Солеварнях. Они, дескать, к этому непричастны. А лорд Рендилл распространяет обратные слухи в надежде настроить простой народ против Берика и его братства. Пока люди укрывают лорда-молнию, взять его нет никакой возможности. Есть еще и другая шайка, которую возглавляет Бессердечная, будто бы любовница лорда Берика. Рассказывают, что ее повесили Фреи, но Дондаррион поцелуем вернул ее к жизни, и теперь она, как и он, бессмертна.
— Если Клигана в последний раз видели в Солеварнях, — изучая карту, сказала Бриенна, — то искать его след нужно там.
— Алин говорит, что в Солеварнях не осталось никого, кроме укрывшегося в своем замке старого рыцаря.
— Может быть, но начинать откуда-то надо.
— Есть один человек, септон. Он прошел через мои ворота за день до вас. Зовут его Мерибальд. Родился, вырос и прослужил всю жизнь на реке. Завтра он отправляется в свой обход и Солеварен никак не минует. Мы можем поехать с ним.
— Мы? — вскинула взгляд Бриенна.
— Я еду с вами.
— Нет.
— Скажем иначе: я еду с септоном Мерибальдом в Солеварни, а вы с Подриком как хотите.
— Лорд Рендилл снова приказал вам следить за мной?
— Он приказал мне держаться от вас подальше. Лорд Рендилл полагает, что изнасилование шайкой разбойников пошло бы вам только на пользу.
— С чего же вы тогда решили ехать со мной?
— Либо так, либо снова караулить ворота.
— Но если ваш лорд приказал…
— Он больше не мой лорд.
— Вы отказались от своей службы? — изумилась Бриенна.
— Его милость известил меня, что не нуждается более ни в моем мече, ни в моем нахальстве, что, впрочем, означает одно и то же. Отныне я буду вести полную приключений жизнь межевого рыцаря… хотя за Сансу Старк нас, думаю, вознаградят щедро.
Земли и золото — вот что у него на уме.
— Моя цель — спасение девушки, а не продажа. Я дала клятву.
— Но я-то, насколько помню, ни в чем не клялся.
— Потому я и не желаю, чтобы вы со мной ехали.
Они отправились в путь на следующее утро, как только солнце взошло.
Странное зрелище они представляли собой: сир Хиль на гнедом скакуне, Бриенна на крупной серой кобыле, Подрик на пегой кляче и пеший септон Мерибальд с посохом, ведущий за собой ослика и большую собаку. Ослик был так навьючен, что Бриенна опасалась за его спину.
— Тут у меня еда для голодных, — объяснил он своим спутникам у ворот Девичьего Пруда. — Семена, орехи, сушеные фрукты, овес, мука, ячменный хлеб, три круга желтого сыра из гостиницы у Шутейных ворот, соленая треска для меня, соленая баранина для Собаки… ну и чистая соль. Еще лук, морковь, репа, два мешка бобов и четыре с ячменным зерном. Еще девять штук апельсинов — у меня, признаться, к ним слабость. Мне дал их один моряк. Боюсь, что до весны других отведать уже не придется.
Мерибальд, септон без септы, согласно церковной иерархии, стоял всего одной ступенью выше нищего брата. Сотни таких же, как он, служителей переходили от деревни к деревне, отправляя священные таинства, скрепляя браки и отпуская грехи. Жителям полагалось кормить септона и давать ему кров, но поскольку они были такие же бедняки, как и он, Мерибальд старался не задерживаться долго на одном месте. Добрые хозяева гостиниц порой разрешали ему переночевать на кухне или в конюшне. Кроме того, он мог рассчитывать на гостеприимство в септриях, острогах и даже в нескольких замках. Когда никакого прибежища поблизости не оказывалось, он устраивался ночевать в лесу или под изгородью.
— У нас на реке много хороших изгородей, — говорил он. — Старые лучше всего. Со столетней живой изгородью ничего не сравнится. Заберешься внутрь и спишь, что в твоей гостинице, а блох там куда как меньше.
Он, не чинясь, признался, что читать-писать не умеет, зато знает сотню разных молитв и заучил наизусть целые страницы из Семиконечной Звезды, а деревенским больше ничего и не надо. Морщинистое обветренное лицо септона обрамляла грива седых волос. Высокий, шести футов ростом, он привык клониться вперед на ходу и казался из-за этого много ниже. Руки у него были словно дубленые, ногти грязные, а таких больших ног Бриенна в жизни не видела. От ходьбы босиком они ороговели и сделались черными.
— Двадцать лет никакой обуви не носил, — сказал он Бриенне. — В первый год у меня на ногах было больше мозолей, чем пальцев. Наступишь, бывало, на камень, и кровь хлещет, как из свиньи, но я молился, и небесный Сапожник сделал мои подошвы твердыми.
— На небе нет никакого сапожника, — возразил ему Подрик.
— Есть, только ты, наверно, зовешь его другим именем. Скажи, паренек, кого из семи богов ты любишь больше всего?
— Воина, — не задумываясь, выпалил Подрик.
— Отцовский септон в Вечернем Замке всегда говорил нам, что бог один, — сказала Бриенна.
— Един в семи лицах. Вы правы, миледи, но простым людям трудно понять единство Святой Седмицы. Я и сам человек простой, а потому говорю всегда, что богов семеро. Что до Воина, я еще не видывал мальчика, который бы его не любил. А я вот, по своим годам, люблю Кузнеца. Без его трудов Воину и защищать было бы нечего. В каждом городе и в каждом замке есть свой кузнец. Они куют плуги, чтобы землю пахать, гвозди, чтобы корабли строить, подковы для наших верных коней, крепкие мечи нашим лордам. Кузнеца все уважают, потому мы и назвали одного из Семерых в его честь… но он, бог то есть, мог бы называться и Крестьянином, и Рыбаком, и Плотником, и Сапожником. Это все равно, каким он ремеслом занимается. Главное то, что он трудится. Отец правит, Воин сражается, Кузнец работает — вот вместе и получается то, что должен делать мужчина. Кузнец — один из ликов божества, ну а Сапожник — один из ликов самого Кузнеца. Именно он услышал мою молитву и укрепил мои ноги.
