Когда я узнал, что Каролина родила сына, я пришел в неистовство, по своему обыкновению выплеснув злобу в стихах. Я опустился до того, что узнал у знакомого лекаря о скрываемых женщинами интимных подробностях и описал разочарование и отвращение поэта, увидевшего изменившую ему возлюбленную, когда та носила ребенка. Леворукий, в существовании которого я больше не сомневаюсь, послал мне вдохновенье, и «Ода брюхатой Клариссе» обрела широкую известность. По ряду не украшающих меня причин я не поставил под ней своей подписи, чем незамедлительно попытались воспользоваться балующиеся пером бездарности, но Каролина узнала и себя, и меня.
Позднее она утверждала, что ею двигала любовь, мне кажется, что тогда это был страх. Страх разоблачения. Каролина решила откупиться от меня и, воспользовавшись тем, что граф Ариго отбыл в Торку, приехала в столицу. Мы встретились. Моя эсператистская жена предложила мне денег и должность в ее родной провинции. Я отказался, и Каролина предложила мне себя. Она уже не была девственницей, ее супруг отсутствовал, к тому же она была с ним несчастлива.
Мы обезумели, но не как люди, а как двое изголодавшихся животных. Через неделю моя жена должна была возвращаться в Гайярэ, в наш прощальный вечер я сам заговорил о должности в Ариго. Каролина обещала и на этот раз сдержала данное слово. Получив приглашение, я сразу же подал в отставку. Меня не удерживали: я не был особо любим собратьями по службе, а желающих занять мое место имелось в избытке. Я переехал в графство Ариго и спустя год стал отцом.
Я был счастлив и горд рождением сына, пока муж Каролины не потребовал, чтобы ребенка назвали Ги, а не Иорам, как хотелось мне. Я еще больше возненавидел человека, который, как мне казалось, украл мою жену, ведь я женился на Каролине первым. Она полностью разделяла мои чувства, но что-то менять было поздно, к тому же нам достало корысти понять, что сын графа в этой жизни добьется большего, чем сын поэта. Второй наш сын все же стал Иорамом, затем родилась дочь Катарина-Леони. Когда малолетнему Жермону Ариго потребовался наставник, Каролина устроила так, что граф Ариго пригласил меня, и я, отринув последнюю гордость, стал домашним ментором. Мы были бы счастливы, если бы не приезды генерала Ариго и не взаимная неприязнь, вспыхнувшая между мной и сыном Каролины от графа.
Я и моя жена (а я всегда считал Каролину своей женой) мечтали о том, чтобы граф Ариго погиб, но он всякий раз возвращался и поднимался в супружескую спальню, а я в своей комнате страдал от унижения и бессильной ненависти. Каролина молила Создателя избавить нас от графа, потом она прибегла к волшбе и попыталась наслать на Ариго порчу. Я не верил ни в милость Создателя, ни в деревенские заговоры, но вскоре граф едва не погиб. Он выжил чудом, но был вынужден выйти в отставку и вернуться в свои владения, окончательно разрушив наше счастье.
Его сын к тому времени уже покинул отчий дом и служил в гвардии. На мой взгляд, он вырос ограниченным, грубым и ординарным молодым человеком, не ценившим то прекрасное, что было создано человеческим гением, и помышлявшим лишь о военных развлечениях. Неопрятный, прожорливый и навязчивый, он был истинным сыном своего отца. Сперва мы с Каролиной произносили эти слова с горечью, позже – со страхом.
Возвращение графа Ариго превратило нашу жизнь в пытку. И раньше невоздержанный и грубый, граф, лишившись любезных его сердцу военных утех, перестал отпускать от себя жену. По ночам его часто мучили боли, и он требовал, чтобы Каролина оставалась с ним в одной спальне. Попытки объяснить графу, что его состояние требует воздержания, ни к чему не привели. В отчаянии Каролина вызвала свою сестру Маргариту, так и не вышедшую замуж. Мы надеялись, что граф обратит внимание на свояченицу, но тот гостью сразу же невзлюбил. Граф Ариго по-своему неплохо относился к Ги, но я даже сейчас не могу назвать его влияние благотворным. Иорама граф не любил, громогласно называя своей неудачей, а дочь не замечал. Все свои чаяния и надежды Ариго сосредоточил на старшем сыне, которого, по его собственным словам, желал «видеть не паркетным шаркуном, а торским офицером».
Мы с женой соглашались с тем, что Жермону отъезд в Торку пойдет на пользу, но граф Ариго хотел подобной судьбы всем сыновьям Каролины. Врачи строжайшим образом запретили ему путешествовать, как верхом, так и в карете, и граф решил вызвать наследника к себе и устроить ему экзамен. Затем графу Ариго пришла в голову мысль совместить встречу со старшим сыном и празднование шестнадцатилетия Ги. Жермона он намеревался перевести в действующую армию, а Ги определить в оруженосцы к кому-то из высокопоставленных военных. Последняя мысль настолько завладела графом, что он не мог ни о чем другом говорить. Я и Каролина с ужасом ждали этого дня, не в силах помешать распоряжавшемуся судьбой нашего сына упрямцу.
До шестнадцатилетия Ги оставалось немногим более полугода, когда граф Ариго получил приглашение на прием в честь дня рождения Его Величества Фердинанда. Сам он ехать не мог, но настоял на том, чтобы поехали Каролина с младшими сыновьями. Я, как наставник, должен был сопровождать мальчиков. Мы были счастливы этой поездкой, казавшейся глотком благословенной прохлады после Заката, в котором мы пребывали с момента возвращения графа. Однако этот глоток счастья оказался последним.
Мы остановились в особняке Ариго на площади Леопарда. Каролина, исполняя волю графа и опасаясь дурного влияния на Ги и Иорама со стороны единокровного брата, навещала сына в гвардейских казармах. В первый же день она вернулась потрясенной сходством Жермона с отцом. Это сходство отмечали все, от командующего гвардией генерала Понси до Ее Величества Алисы, которую Каролина, отдавая дань благодарности, посетила в ее уединении. Я не знаю, кому из нас первому пришла мысль о том, что Ги и Жермон не должны встречаться при посторонних, а меня с мальчиками не должны видеть вместе.
Иорам был еще мал, и его лицо сохраняло детскую неопределенность, но Ги уже сформировался. Наше сходство было очевидным, в то время как в мое отсутствие Каролина могла объяснить внешность младших сыновей своим северным происхождением. Мы решили, что я не вернусь в Ариго, и Каролина написала несколько писем своим друзьям, у которых подрастали сыновья, предлагая мои услуги.
Понимая, что нам суждено расстаться, мы заметались, как часто случается с людьми, которые осознают надвигающуюся беду и пытаются предотвратить потерю самого дорогого в их жизни. Увы, судьба решительно ополчилась против нас. Ее перстом стал генерал Понси, нанесший визит графине Ариго. Увидев Ги и Иорама и поговорив с ними, Понси пошутил, что, если б не всем известная добродетель не покидавшей Гайярэ графини, он бы решил, что у Ариго всего один сын. Мы поняли, что нужно что-то предпринять. В этот вечер мы поссорились впервые с того дня, когда я написал Каролине оскорбительное письмо.
