— Мантикоры умеют быть благодарными за добро, в отличие от некоторых иных существ, коих наука незаслуженно поместила на высшую ступень развития, — я не утаил обиды.
— Как он смеет превозносить зверей над людьми! Он и вправду дикарь! — возмутилась Борщева, похожая на сдобную плюшку с завитками крема.
Зал тревожно загудел.
— Минутку внимания, дамы и господа! — Лаврентий постучал ложкой по чашке, — Начинается главное действо торжественного вечера — чайная церемония. Я счастлив представить вам женщину умопомрачительной красоты. Она могла бы править империей, а выбрала путешествие с возлюбленным в незнакомый край. Так в былые времена жены декабристов отправлялись за своими мужьями в Сибирь. Приветствуйте хозяйку чайной церемонии — неподражаемую Юшико Яматори!
Зал взорвался аплодисментами.
Самураи потушили часть свечей и выстроились позади стола.
В столовую вплыли семенящей невесомой поступью две разукрашенные, как фарфоровые куклы, японки в шелковых кимоно. Они встали по углам «сцены» и заиграли неторопливую звенящую мелодию на музыкальных инструментах, похожих на лютни. Затем на «сцену» выпорхнула Юшико и начала исполнять то ускорявшийся, то замедлявшийся танец, шурша веером и постукивая боевыми спицами. В парении нимфы она подлетела к столу и обежала гостей, бросая кокетливые взоры на полупьяных мужчин. Потом она стремглав кинулась к свободной стене, будто за мерцавшими в тусклом свете обоями скрывалась дверь темницы, куда заточили ее любимого Маэно.
Танец молодой красивой женщины был полон трагизма. Она то билась птицей в клетке, то, словно получив шанс вырваться на волю, пролетала на цыпочках несколько шагов и снова ударялась о решетку, попадая в новый плен.
Окончив танец, Юшико приняла из рук подошедшей девочки глиняный чайник с бамбуковой ручкой. Надев ручку на верхнюю сторону запястья, она подошла к столу и стала, изящно ссутулившись, аккуратно разливать по чашкам зеленый чай с лотосом.
Ей не нравилось, что мужчины усердно стараются разглядеть не тонкие черты ее лица под искусно нанесенным гримом, а очертания ее тела под кимоно, украшенным цветочным рисунком. В моем взгляде Юшико обнаружила искомое сочувствие ее непростой судьбе, и задержала руку с чайником над моей чашкой. Я улыбнулся, не размыкая губ: «Поистине, ради любви столь прекрасной женщины можно устроить революцию». Рука Юшико дрогнула. Чай пролился на скатерть. Таинственные глаза японки потемнели от ненависти. Она распрямилась и посмотрела на хозяина.
Лаврентий брякнул по-японски примерно следующее: «Да, еще один вампир. Эка невидаль! Продолжай, рабыня, не то я прикажу отходить тебя палками!»
Не поднимая на меня глаз, Юшико налила мне чая и продолжила обход гостей.
Завершив церемонию, она выбежала из столовой, и я услышал ее далекий тихий плач.
Лаврентий поднял тост за счастливую жизнь на новом месте для всех новоселов, и застольные разговоры продолжились.
Профессор ботаники досаждал мне просьбами отыскать для него в лесу образцы редких цветов, распускающихся по ночам. Остальная публика вела спор о карточных играх. Меня вывело из себя восхищение революционера Затребина талантом Лаврентия в этой области.
— Прошу прощения, господа! — я перебил спорщиков. — Думаю, вам следует меня выслушать. Как я успел заметить, вы горите желанием узнать секрет беспроигрышной игры моего друга. Все до безобразия просто, господа. Произведя нехитрое умозаключение, я пришел к выводу, что Лаврентий — типичный шулер. Правда, метод его мухлежа покажется людям странным и не вполне приличным. Он помечает карты собственной мочой и различает их по запаху.
— Что за низменные разговоры за ужином! — охнула Марина.
— Господа, посадите перевертного волка за игральный стол, — я упивался местью. — Даю вам право публично назвать меня идиотом, ежели он не унюхает на картах моего друга вампирской мочи.
Лаврентий растерялся до испуга.
— Верни мне полсотни, мошенник, — потребовал Борщев.
— А мне золотую трость!.. А мне настольные часы! — послышались крики с разных концов стола.
— Что упало, то пропало! — выкрутился Лаврентий. — Никто не приневоливал вас резаться в карты с вампиром.
— У вас на удивление светлая голова, Тихон Игнатьевич, — похвалила Виола. — Напрасно вы пропадаете в лесах. Вам бы вести расследование убийства… или жениться на крайний случай.
— Не увивайтесь за Тихоном, дорогуша, — Лаврентий постарался отнять у меня победу в словесном поединке. — Полноте вам расходовать обаяние светской дамы на дикаря. Слушайте все! — он поднял над головой руки. — Тихон влюблен. А угадайте, в кого? Не догадаетесь за все ваши годы! Но поскольку он раскрыл мой неблагопристойный секрет, я отплачу его сообразно. Дамы и господа! — он вскочил и указал на меня правой рукой. — Внимайте без стеснения! Тихон влюблен в лесную кобылу!
— Какой позор!.. Стыд и срам!.. Батюшки мои! — заохала почтенная публика.
— Ты лжешь! — я вскочил и оскалился.
— А ты скажи при перевертном волке, что я неправ, и он учует твою ложь… Что-о-о ты рже-о-ошь, моя-а кобылка… — Лаврентий запел на мотив стихов «Что ты ржешь, мой конь ретивый».
Лейла и Агния сделали вид, что происходящее их не касается.
Я вышел из-за стола. На моем пути возник Маэно. В руках он держал блюдо для жареной птицы, накрытое железной крышкой.
— Погоди, друг, ты не видал моего главного сюрприза, — Лаврентий подошел к самураю и поднял крышку.
На блюде посреди надкусанных пирожных сидела Шенигла, задрав по — павлиньи хвост.
— Здорово, Игнатьич, — шепотом прочирикала она, поковыряв в зубах пальцем на крыле. — Давненько не виделись.
Лаврентий посадил ее как ловчего сокола на руку, почесал ей шею и грудь:
— А теперь пшел вон, Тишка! Чтоб духом твоим не пахло в моем дворце! Надеюсь, ты понял, кто из нас вожак стаи?
Маэно вернулся к гостям.
— Нашей стаи больше нет, — проворчал я, выходя из столовой.
— Правильно, — Лаврентий зло усмехнулся. — Ты просрал стаю! Ты все просрал! Всю свою жизнь! Знать тебя не хочу! И не вздумай приближаться к Лейле!
— Пр-р-к! Пак-пак-пак! Поди пр-рочь, пр-редатель, — стрекотала мне вслед Шенигла.
Спустившись с крыльца, я остановился и потопал ногами. В уме я держал строчки Евангелия, где Христос сказал апостолам, чтобы они отрясали с ног прах дома, в котором не найдут мира. Я вытер подошвы ботинок о влажную траву и навеки проклял этот дом для всех злодеев.
Глава 26. НЕДОСТРОЕННАЯ ИМПЕРИЯ
Наступил двадцатый век. Предчувствие скорых перемен затронуло не только человеческое, но и вампирское сообщество. Я не ждал лучшего, но и не придумывал мрачных перспектив. Жил одним днем, вернее, одной ночью, состоявшей из питья «готовой» крови и шпионажа за недоступными для отмщения врагами.
