— Кат. Меня зовут Кат.
— Ты с юга?
— Моя мать… была взята в плен. Вышла замуж и осталась здесь.
Остальные трое так и стояли разинув рот. Я сказал им, что они должны научиться сражаться, коли намерены стать моими воинами, и изъявил готовность здесь и сейчас вступить в поединок с лучшим из них, вооружившись мечом Ката. Но они повалились на колени, три мужлана, лишенные предводителя.
Убрав ногу с груди Ката, я сказал:
— Я новый владелец замка, сэр Эйбел Редхолл.
Все трое кивнули. Кат с трудом поднялся одно колено.
— Ты. — Я ткнул пальцем в одного из мужчин. — Отведи Облако в конюшню. Разбуди моих конюхов. Моя лошадь устала после долгой скачки. Ее нужно расседлать и отвести на выгон. Скажи конюхам, что если они хоть пальцем ее тронут, я непременно узнаю об этом и жестоко отомщу.
Он взял Облако под уздцы и торопливо удалился.
— Здесь есть управляющий?
Кат ответил утвердительно и назвал имя управляющего: Хальверд.
— Хорошо. Разбуди его. И поваров тоже.
— Все двери заперты, сэр. Мне придется разбудить кого-нибудь…
Повинуясь моему повелительному взгляду и жесту, он отправился выполнять мой приказ. Наше с ним столкновение, пусть и короткое, прогнало у меня последние остатки сна. Я решил основательно поесть — во все время нашего путешествия мы питались скудно, и сейчас я просто умирал с голоду — и не ложиться спать, чтобы лечь пораньше завтра вечером.
Я так и поступил. Утолив голод, я внимательно обследовал Редхолл и пришел к заключению, что все амбары, поля и кладовые здесь содержатся в полном порядке, но воины и лучники не вымуштрованы должным образом и малость неопрятны.
На следующий день мы начали состязания по стрельбе из лука. Победителю я вручил свиной окорок. (Я обещал золотую монету Мардера любому, кто превзойдет меня в меткости, но таковых не оказалось.) Занявший предпоследнее место получил приказ крепко ударить луком по заднице товарища, занявшего последнее. Он ударил несильно, и я велел слабейшему лучнику ударить его за ослушание таким же манером. Он треснул со всей мочи, выбив клуб пыли.
Мои тяжелые воины наблюдали за происходящим и веселились от всей души. Вспомнив про ангридов, я решил проверить и их мастерство тоже. В арсенале у нас имелись луки и стрелы. Я вручил каждому из них лук и заставил каждого стрелять по цели, находящейся на весьма незначительном расстоянии.
Затем мы провели состязание в стрельбе из лука среди тяжелых воинов (в то время как лучники смеялись и улюлюкали), с такими же призами и наказаниями.
Вечером Кат сообщил мне, что солдаты, выступившие неудачно, выражают недовольство. Их оружие — меч, говорили они; меч, протазан и алебарда. Поэтому на следующий день мы вырезали тренировочные мечи из молодых деревьев (как некогда сделали мы с Гарваоном), и я все утро занимался с людьми, а ближе к вечеру сразился с ними, задав всем жару.
На четвертый день мы изготовили дубинки, и я объяснил, что из человека, умеющего обращаться с дубинкой, да еще вооруженного протазаном или алебардой, получается боец, с которым приходится считаться. Когда я одолел целую дюжину противников, один воин сбил меня с ног таким мощным ударом, который причинил бы мне серьезный вред, не будь я в шлеме. Я вручил победителю обещанную золотую монету и снова вызвал на поединок. В той схватке сила моря вернулась ко мне, и мне почти казалось, будто Гарсег плывет рядом со мной. Я сломал пополам дубинку противника и сильным ударом поверг его на колени, когда он попытался отбиваться половинками. Я велел парню научить драться дубинкой остальных, а потом устроил между ними ряд поединков, которые мы с ним судили. Звали его Бали.
Вечером я ужинал в обществе Гильфа. Хальверд принес мне хлеб, суп и пиво и остался стоять в ожидании, когда я отпущу его.
— Сегодня ночь студеная и ветреная, сэр Эйбел, — промолвил он. — На севере было холодно, я уверен.
Я сказал, что временами жутко холодно.
— У нас здесь холодов не было, только легкие заморозки, полезные для яблонь. А сегодня ударит крепкий мороз. Слышите, как завывает ветер в трубе?
Я тотчас же вскочил на ноги и в два счета натянул сапоги. Я покинул замок через ворота для вылазок, которые мы держали заложенными на засов, но не охраняли, и стремительно пересек три луга. Я нашел ее в лесу, и объятия наши были слаще любого вина, а наши поцелуи пьянили сильнее. Она показала мне убежище, устроенное для нас ее стражами, и там мы лежали на мху и целовались, целовались и согревали друг друга: я закутал ее в свой меховой плащ, а ее широкий плащ из листьев накрывал нас обоих. Мы говорили о любви, и все, сказанное нами, заняло бы книгу толще этой. Однако все наши речи сводились к одному: я любил ее, а она любила меня, и мы долго, очень долго ждали встречи и больше никогда не расстанемся.
Наконец она сказала:
— Я избрала тебя своим орудием и исполнила тебя словами, с которыми тебе надлежало обратиться к Арнтору и ко всем на свете королям рода человеческого, я сделала из тебя человека, достойного говорить с королями, и считала такой свой поступок правильным. Но все это глупости, и значение имеет только любовь. Я стану твой женой, здесь и сейчас.
Она изменилась, пока говорила; зеленая кожа стала белой.
— Нет, — сказал я, порываясь подняться.
— Я стану твоей законной женой — во всяком случае, мы всем так скажем, — и буду жить в темных комнатах, и расчесывать волосы при бледном лунном свете твоей ночи, и умащать свое тело благовониями для тебя.
— Нет, — повторил я. — Я буду любить тебя в любом обличье, но больше всего люблю тебя такой, какой ты была здесь.
— Не говори с королем. Пообещай, что не будешь.
Я рассмеялся:
— Я шел в бой против войска ангридов. Ужели в Тортауэре страшнее?
— Для тебя? Да.
Я задумался над ее словами и наконец сказал:
— А как же ты? Разве ты боишься только за меня? Будешь ли ты в безопасности здесь?
Она заплакала.
Я вернулся в Редхолл с припорошенными снегом волосами. Хальверд дождался моего возвращения и принес мне кувшин горячего эля, что было весьма любезно с его стороны. Я сообщил, что завтра утром отправляюсь в Тортауэр.
— Вы хорошо знаете Тортауэр?
— Совсем не знаю. Я никогда не бывал там.
— Я бы посоветовал вам найти какого-нибудь друга, который представил бы вас, какого-нибудь человека, знакомого со двором.
Я объяснил, что пока не прибудет Бил, у меня такого друга не будет, и отослал управляющего спать.
Мне и самому следовало бы лечь спать. Но я продолжал сидеть, прихлебывая обжигающе горячий эль, задумчиво глядя в огонь и размышляя о словах Дизири. Она не сотворила меня, как Кулили сотворила эльфов; мои родители произвели меня на свет. И все же в известном смысле она сотворила меня, многому меня научив, — и прежде всего научив словам, которые мне предстояло сказать в Тортауэре. Я закрыл глаза и услышал крики чаек, кружащих близ пещеры Парки, и плеск крыльев в воздухе. Что же я должен сказать?
