Алхимик только усмехнулся, вытирая руки тряпкой.
– Любовь – это прекрасно! – провозгласил Квайл, отрываясь от супруги.
– Мерзость! – не согласился Черри.– Тьфу и еще раз тьфу! Полное разочарование! Крах мечты, можно сказать. Одна надежда теперь на алхимию. Авось в будущем люди перестанут размножаться таким дурацким способом и станут расти в пробирках. Как и пристало порядочным разумным существам. Квайл, и как ты только можешь заниматься этим…
– Замечательно может,– мечтательно протянула Найса-Мария.– Квайлик мне самим Богом предназначен! Словно его по моему заказу лепили. Тютелька в тютельку…
– Молчи, женщина! – строго оборвал хомункулус.– Твоя тютелька вообще гнуснейшее зрелище! Теперь понимаю, отчего Аарус во время своих кобеляжей пудреницу крышкой прикрывал. Меня, родимого, от шока берег! Тьфу!
– Но почему сразу «тьфу»? Откуда такие грустные выводы?– с высокомерием опытного ловеласа хмыкнул Квайл.– Только не придумывай, что видел лично!
– Зачем придумывать? – пожал пестрыми плечами Черри.– Правда, видел. Вчера. Своими собственными глазами. Ветерок сеть раскачал, я за подоконник уцепился, в вашу с Найсой комнату заглянул и… лучше б меня вообще сдуло. Ей-богу! Чудом удержался, чтобы от омерзения с подоконника не сигануть.
– Черри! Ты за нами подсматривал? – ахнула Найса.– Ах ты, поганец мелкий!
– Стоп! А как же крышка?! – вскинулся Аарус.– Я же ее плотно прикручивал!
– Ее теперь плотно прикрутить невозможно,– доверительно поведал хомункулус, грызя палец.– Дорогая Квайлова супружница аккурат вчера горшочек мой мыла. Так усердно скребла, что резьбы уже почти не осталось. Спасибо тебе, Найса-Мария Тресс, за доброту и хозяйственность, а отдельное спасибо за силушку богатырскую.
– Я же хотела как лучше.– Черные глаза молодой жены наполнились слезами.
– А вышло даже лучше, чем ты хотела,– буркнул алхимик, хватая крышку и внимательно ковыряя ногтем резьбу.– Точно! Ты бы, Найса, чем столбом стоять, лучше сообразила бы нам с Квайлом какую-никакую еду. Но не оладушки! Купи что-нибудь у разносчика.
Все еще насупленная девушка отправилась выполнять поручение.
– А чем тебе, Аарус, оладушки не нравятся? – удивился Квайл, прихватывая с блюдца давно остывший румяный овал и отправляя его в рот.– По-моему, вкушно…
– Стар я уже для этого деликатеса,– с издевкой поведал алхимик, пихая Черри обратно в горшок и старательно заматывая поверх крышки кусок ткани.– Зубы не те. А алмазные протезы нынче дороги, не укупишь.
– Да они же во рту тают! Даже вчерашние! – не поверил Квайл, взмахивая рукой и нечаянно сшибая блюдце на пол. С глухим стуком оладьи рассыпались по прикроватному коврику.
– Прогресс наблюдается, улыбнувшись, согласился алхимик, поправляя сеть за окном.– По крайней мере, звук падения уже гораздо мягче, с этаким многообещающим «шлеп», не как камень. Ох, ученик… Смотрю я на тебя и диву даюсь – редких качеств ты человек! И умный, и решительный, и упрямый, и в еде неприхотлив, и если уж воруешь, то не безделушку какую-нибудь, а сразу бесценную вещь. Недаром именно к тебе обратился за помощью демон. И ангел, что характерно!
Квайл потупился от комплимента, одновременно чувствуя некий скрытый подвох. Ведь не может же быть, чтобы сам Аарус Густ – ученый сухарь, высокий авторитет, меняющий учеников как носки, чуть ли не каждую неделю – его хвалил!
– Я вот давно хотел тебя спросить… – задумчиво продолжил алхимик.– У тебя в роду, случайно, не было гномов?
Из-за приоткрытого окошка донесся тонкий язвительный хохот, резкий вскрик, шум скользящего по стене и цепляющегося за выступы кирпичей тела и, наконец, задавленный кашель.
– Допрыгался,– подытожил Аарус, с кряхтением поднимаясь с пуфа.– Допрыгался и докаркался. Сбылось пожелание идиота, его сдуло. Но раз кашляет, то жив, только пыли наглотался. Наверное, на козырьке лежит. Сейчас посмотрю… Ого! Сетка слетела, странно…
– Что там? – Ученик алхимика встал рядом и высунулся за окно.– Не пойму…
Аарус добродушно хмыкнул:
– А вот я, кажется, догадываюсь. Кривая линия мастерски превращена в практически прямую. Зато металл… так и сверкает, так и сверкает на солнце! Квайл, как ты думаешь, не могло ли твоей обожаемой супруге прийти в голову вымыть наружный крюк?..
…Подсобка утилизатора оказалась невероятно гадостным местечком.
Из мебели здесь имелись только вешалки (ровно две штуки, по количеству форменных комплектов), кровать, тумбочка и подставка для ног. Все.
Аппаратура была представлена шире. Уже упомянутый хозяином комнаты, прежде сломанный, а сейчас без умолку трещащий приемник; пара качественных наушников; мини-монитор; несколько разнообразных устройств для связи с сотрудниками базы; соковыжималка, забитая морковным жмыхом.
Теперь вы имеете представление о том, как живут утилизаторы.
Скромно. Грустно. Одиноко. (Ведь не считать же временно томящихся в подсобке гномов домашними животными, правда?)
С тех пор, как нас заперли, прошел час. Никто и не думал приходить, а уж о том, чтобы дать уставшим и проголодавшимся полевым работникам хоть бутерброд, и речи не шло. Спасибо, в тумбочке нашелся пакет с сухарями, и мы с напарниками разделили его поровну. Гномы, правда, что-то вопили в знак протеста, дескать, жрут другие, а отвечать потом опять придется маленькому народцу, но мы не особо реагировали. В конце концов, любой черт имеет право перекусить на нервной почве парой пусть даже чужих сухариков, пока решается его судьба.
А она, зараза, все решается и решается. Решается и решается. Решается и никак не может решиться.
Да что они там, перемерли, что ли?!
Замок скрипнул, и гномы моментально слиняли под кровать– чувствовалась выучка.
– Крепитесь, ребята,– шепнула Вторая.– Я загадала: если войдет существо мужского пола, то все будет хорошо. Если женского… ну… сами понимаете.
– Почему именно так? – мявкнул толстяк, обмахиваясь пустым пакетом из-под сухарей.
– Потому что с мужчинами мне всегда везет… везло… – грустно уточнила чертовка.– Войдите!
Посетитель так резко дернул дверь на себя, что висящее на дверной ручке полотенце взлетело к потолку. Круглый колобок с явно несъедобным выражением лица вплыл в комнату, зыркнул в нашу сторону и вдруг расплылся в широкой кариесной улыбке:
– А-а-а! Вот вы где!
Голос. Хорошо знакомый голос. Больше, чем просто хорошо знакомый – почти родной!
В некотором роде это было одно из самых горьких разочарований в моей жизни.
Всем известно, что особь, постоянно находящаяся за кадром, которую ты никогда не видел, а только слышал, обретает некий флер внушительности. Скрытый тайной отдаленности, невидимый собеседник внушительно говорит, внушительно молчит, и даже в тривиальном кашле, сопении носом или икоте такого товарища тоже присутствует налет значимости.
