— Погоди, погоди, — пробормотал он. — Жбин ведь значит «черный».
— Верно, — согласился менг.
— На древнем языке Нола «черный» звучит как «жвэнг».
— Я и раньше замечал, что наши языки похожи, — сказал Мох. — Твое имя, например, и мое занятие: «Ган» и «гаан».
— Это не мое имя, — объяснил старик. — «Ган» значит «учитель». Но есть еще одно слово древнего языка: «гун». Оно означает «жрец». — Он размышлял, опершись подбородком на руку, и забыл обо всем, кроме научной проблемы. — «Гун Жвэнг». — Старый ученый обернулся к менгу. — А что будет, если на твоем языке сказать «жбенгаан»? Что будет это значить?
— «Черный колдун» или «черный шаман». Это просто другое имя Чернобога, потому что он еще и волшебник.
— Что за глупец, — поморщился Ган. — Что я за глупец! Когда Гхэ рассказывал о храме, я должен был догадаться. Но что же это все значит?
— О чем ты говоришь?
— Начало жречеству в Ноле положил некто по имени «Гун Жвэнг», Черный Жрец, — фыркнул старик. — Теперь ты понимаешь?
Мох вытаращил на него глаза и разинул рот.
— Так ваши жрецы ведут начало от Чернобога?
— Похоже на то.
— Расскажи мне это предание. Как такое может быть?
— Гхэ побывал в Храме Воды. Под ним он обнаружил…
Но Мох больше не слушал. Его глаза словно остекленели.
— С этим придется подождать, — прошептал он. — Может быть, тебе лучше бежать.
— Почему?
— Что-то напало на меня.
— Что-то?
Мох наконец взглянул на него, и взгляд его стал жестким.
— Да. Возможно, ты был прав. Я не понимаю почему, но Гхэ решил напасть на меня. Он только что перебил тех духов, что были наружным кольцом моей охраны.
«Я знаю, — лихорадочно размышлял Ган, — я знаю, почему он напал на тебя. Им распоряжается Квен Шен, а Квен Шен послана жрецами… жрецами, которых создал Чернобог». Чем бы ни был Чернобог, одно ясно — он враг бога-Реки и всех его потомков. Он враг Мха и враг Хизи, хотя она может об этом не знать.
— Беги, — повторил Мох.
— Н-нет, — с запинкой ответил Ган. — Мне кажется, я смогу тебе помочь.
— С какой стати ты станешь мне помогать? — спросил Мох, поднимаясь и поворачиваясь лицом ко входу в шатер. Снаружи начал завывать ветер.
Ган хотел ответить, но Мох остановил его, взмахнув рукой:
— Уходи. У меня нет больше времени разговаривать с тобой. — Контуры его тела стали словно слегка расплывчатыми. Сначала Ган подумал, будто что-то не в порядке с его глазами, потом понял, в чем дело. Ему случалось видеть, как император вот так же резонирует, когда его наполняет сила. Мох вышел из шатра. Ган поспешно последовал за ним до выхода и стал наблюдать.
Нечто, в общих чертах напоминающее по форме и размеру человека, висело в воздухе футах в десяти над землей. Вокруг этой фигуры завывал ветер, вихрь увлекал в бешеной пляске искры от горящего неподалеку костра; существо было темнее ночной тьмы и казалось самой пустотой.
— Почему ты явился ко мне таким образом? — довольно мягко спросил Мох. — И почему убиваешь моих стражей, хотя тебе достаточно попросить, и они тебя пропустят?
— Ты обманул меня, — сказала тень голосом Гхэ, в этом Ган был уверен.
— Я не делал этого и не знаю, почему ты так решил. Разве не лучше нам все обсудить?
Но Гхэ явно не собирался пускаться в разговоры. С неба хлынул поток света, словно небеса раскололись и извергли из себя миллион пылающих звезд, сначала раскаленных добела, потом ставших лиловыми и наконец тускло-красными. В то же мгновение этот вызванный Гхэ рой окружил Мха. Тот отпрыгнул назад, и Ган заметил в его руках барабан. Менг начал бить в него и что-то выкрикивать, и огненные осы, подхваченные неизвестно откуда налетевшим ураганом, разлетелись во все стороны. Несколько из них попало на шатер, и тот немедленно загорелся.
Тем временем ниже Гхэ в воздухе стал собираться огромный сгусток тьмы.
— Гхэ, ты идиот! — выкрикнул Ган во время краткого зловещего затишья. — Ты глупец!
То, что сгущалось в воздухе, вспыхнуло желтым пламенем, и похожая на тифа тварь выпрыгнула из барабана Мха, тут же разбившись на мелкие осколки об окружающий Гхэ кокон. Ган разглядел обвившую вампира змееобразную фигуру, потом тень вспыхнула и сгорела, не оставив после себя ничего, и Гхэ предстал глазам старика нагим, все еще висящим в воздухе с вытянутой к небу рукой. Однако в следующий момент он лениво опустил руки и вытянул в сторону Мха один палец, словно приглашая Гана и шамана полюбоваться им. Старый ученый заметил, что палец кончался смертоносным когтем.
Мох пошатнулся, ритм барабана стал неровным, но он тут же выпрямился и поспешно затянул песню-заклинание. Но Ган лишь краем глаза следил за ним. Все его внимание было поглощено Гхэ, который когтем провел по собственному запястью. Хлынула кровь, потекла вниз по пальцам; Гхэ взмахнул рукой, разбрызгивая капли.
Там, где они упали на землю, что-то зашевелилось. Воздух внезапно словно загустел от тошнотворно сладкого запаха крови, земли, разложения. Пахнуло озоном, как во время грозы.
С земли встали десять травяных медведей, тряся своими тяжелыми головами, и напали на Мха.
Тогда Гхэ обернулся к Гану.
— А теперь твоя очередь, — протянул он и двинулся к старику, словно спускаясь по невидимой лестнице.
— Я вспомнила тебя теперь, — тихим голосом проговорила Хизи. — Но ведь раньше ты была…
— Да, у меня много доспехов, много тел, которые я могу носить. Не так много, как у Карака, может быть, но достаточно, — ответила Охотница.
— Ты раньше хотела меня съесть, — сказала Хизи, стараясь набраться храбрости и заставить свой голос не дрожать.
— Да. Может быть, я тебя еще и съем, моя сладкая, но не сейчас. Мне наконец стал известен этот глупый план Карака, и когда я увидела, как ты направляешься сюда, я решила с тобой поговорить.
— Вот как? — Хизи почувствовала некоторое облегчение, но все еще не отказалась от своих опасений. Сможет ли она лететь так быстро, что Охотница ее не догонит? Может быть, им с быком это и удалось бы, но Хизи не хотела терять кобылицу и лебедя.
— Да. Мне есть что тебе показать. Дальше мы отправимся вместе. — Когда Охотница сказала это, кобылица и лебедь встряхнулись, словно пробуждаясь. — Пошли. — Охотница повернулась и поскакала вперед. — Ступай в мои следы, — крикнула она через плечо. Этот приказ легко было исполнить — отпечатки лап львицы светились на земле, сливаясь в дорожку холодного пламени. Хизи ехала на быке, посадив лебедя себе на плечо; кобылица бежала позади, так близко, что они фактически образовывали одно существо, крылатую химеру с восемью ногами. Окруженная своими животными, Хизи вновь ощутила уверенность в себе, но теперь она знала, насколько иллюзорно это чувство, и не позволяла ему захватить себя.
