Куки сжался, но не отвел взгляда. Внезапно до шута дошло, что лилипут слеп, слеп уже много лет, и его зрачки утратили подвижность. Он тихонько хихикал и повторял, как заклинание:
— Ты мертв! Ты мертв! Ты мертв!..
По-видимому, единственное, что удерживало Олимуса от того, чтобы осуществить свою угрозу, было опасение заблудиться в подземном лабиринте. Ему хотелось достичь цели поскорее и с наименьшими потерями. Он подтолкнул вперед Дилгуса, и его рука в черной кожаной перчатке зависла над головой хранителя.
— Я отведу тебя к герцогу, — пообещал тот, как только рука начала опускаться.
Куки повернулся и быстро заковылял по коридору, не касаясь стен. Он помнил малейшие неровности пола, которые ощущал босыми ногами, а подробнейшая карта подземелья была запечатлена в его воспаленном видениями мозге.
Двигаясь между двумя уродцами, Олимус пытался понять, что с ним происходит. Изменения внушали ему тревогу. Призрак был рядом — это он уже понял, но барон вдруг почувствовал себя голым, как будто лишился привычной защиты. Однако угрозы и разрушающая магия Куки Ялговадды его не пугали. Причина крылась в нем самом. Зло неизбежно окружало себя ответным злом. Олимус попал в безвыходное положение. Ему показалось, что он задыхается, хотя воздуха в подземелье было достаточно.
Ничтожность врага бесила его. Но он все еще слепо верил в могущество призрака и влияние Йэлти. Наверху, всего в нескольких сотнях шагов отсюда, находились его солдаты и оружие, которое могло уничтожить весь этот старый скучный мирок.
В подвале он впервые почувствовал, что его тяга к разрушению и смерти тоже болезненна, что он пробирается сквозь полосы безумия шириной в годы и уже не может остановиться…
Глава тридцатая
Куклы Хранителя
Несколько комнат выходили прямо в кольцевой коридор. Дверь одной из комнат была открыта, и Олимус успел заметить, как пламя свечи отразилось от множества полированных поверхностей и стеклянной посуды. Еще там промелькнуло что-то, похожее на скелет несуществующего животного. Лаборатория не выглядела заброшенной, и скорее всего ее хозяином был не кто иной, как слепой лилипут.
Куки Ялговадда привел гостей к радиальному ходу, уводившему в сторону от кольца. Чуть дальше чернел еще один коридор, в начале которого на стене был высечен знак, обозначавший в астрологии четвертую планету.
Новый ход выводил в галерею комнат, среди которых были трапезная, библиотека, совершенно пустое треугольное помещение и, наконец, чья-то спальня. Судя по тому, что почти каждая комната имела по две двери, лабиринт был достаточно сложным. Олимус не сомневался, что пока увидел только его малую часть.
Вскоре впереди забрезжил свет. Тут лилипут внезапно остановился. Чуть позже гости услышали скрип открывающейся двери. Сейчас они находились в спальне, и Олимус увидел здесь странные вещи. Широкая кровать была покрыта темной тканью. Перед большим зеркалом стоял изящный резной столик из черного дерева. На нем лежали женские украшения и плоские коробочки с благовониями.
Дверь в противоположной стене открылась, и в спальню вошла обнаженная женщина. Нимало не смутившись, она направилась прямо к гостям. Куки опять не удержался от своего визгливого смешка и повернулся к барону с видом непонятного торжества. Дилгус выглядел ошеломленным.
Олимус внимательно наблюдал за женщиной. Она была красива, но это не помешало ему отметить странную неподвижность ее лица и необычную походку. Когда она приблизилась, он удивился еще больше: у нее не было человеческого запаха.
Женщина остановилась и растянула губы в улыбке, открыв правильные, сверкающие белизной зубы, Куки положил свою ручку на ее тонкую талию. Она наклонилась, и он прошептал ей на ухо несколько слов.
Олимус улыбнулся. Он не мог допустить, чтобы какой-то урод издевался над ним. Схватив женщину за подбородок, он приблизил к себе ее лицо. Она даже не сделала попытки вырваться и безропотно подчинилась грубой силе.
Куки почуял неладное и с протестующим воплем повис на руке Олимуса, но тот отбросил его в сторону одним резким движением. Пальцами этой же руки он начал ощупывать женское лицо. Коснулся открытого глаза и повернул глазное яблоко. Оно было сделано из какого-то кристалла. При этом барон сломал что-то. Зрачок исчез, и на его месте теперь была дымчато-серая пелена. Второй глаз неподвижно уставился на человека.
Олимус тихо засмеялся. Он понял причину безумия Куки.
— Это и есть твоя Венга?
Он оттолкнул от себя механическую куклу и направился к лилипуту, сидевшему у стены. Тот сжался в ожидании удара, но барон схватил его за волосы и поставил на ноги. Стилет в руке Гха-Гула описывал замысловатые траектории.
Дилгус приготовился загасить свечу, желая этим помочь слепцу. Барон все еще смеялся — и вдруг погладил Куки по сморщенной грязной щеке.
— Хороший, умный старик, — прошептал он. — Твое искусство не должно умереть вместе с тобой… Я позабочусь об этом…
Шут содрогнулся от его шепота. Болотный Кот был непредсказуем и хитер, как дьявол. Ялговадда трясся всем своим перекошенным тельцем, прижавшись к ногам барона. Из слепых глаз брызнули слезы благодарности.
— Ты еще не забыл? — вкрадчиво спросил Олимус. — Мне нужен герцог.
Он вернулся к застывшей на месте механической женщине и приложил ухо к полной соблазнительной груди. Грудь размеренно вздымалась и опускалась, имитируя дыхание, а изнутри доносилось еле слышное потрескивание, похожее на то, что издают при вращении шестеренки часов. Олимус погладил туго натянутую кожу, ощущая под ней твердый остов.
— Поразительно… — пробормотал он себе под нос. И вдруг нанес кукле четыре удара стилетом.
Дважды клинок погружался в женскую грудь по самую рукоять и дважды со звоном натыкался на металлические части скелета. Крови не было, зато на лезвии заблестела какая-то густая маслянистая жидкость.
Ялговадда закричал и подскочил к поврежденной кукле. Олимус смеялся, забавляясь этой сценой. Слепой старик обнял Венгу и принялся покрывать поцелуями ее тело. Его руки жадно гладили обнаженные бедра. Слюна Куки поблескивала на мертвой коже, как след улитки.
Барону вдруг стало не по себе. Он вспомнил свое пребывание в Месте Пересечения и то, как занимался любовью с обезглавленной женщиной. Он до сих пор не был уверен в том, что стал жертвой иллюзии… Сейчас он чувствовал себя едва ли не большим безумцем, чем хранитель подземелья.
Дилгус наблюдал за ними обоими, хитро поблескивая глазками. Олимус понял, что тот ненавидит его по-настоящему и в этой ненависти нет ничего истеричного.
