До того как он добрался до причала, малва удалось повернуть одно из полевых орудий и дважды выстрелить по «Победительнице». Первый раз они промазали. Второй раз попали по тяжелому щиту, закрывающему нос, и снаряд отскочил, в результате чего в реку упало несколько щепок, не более того.
После этого вражеские артиллеристы прекратили всяческие потуги и быстро понеслись прочь с незаконченного боевого кораблика, который уже через несколько минут превратился в великолепный фейерверк, согревающий души римлян, когда они продолжали тащиться вверх по реке по направлению к Велисарию.
Теперь они были недалеко, если Менандр правильно прочитал скупые карты (переставшие, впрочем, быть скупыми по мере продвижения флотилии вверх по реке. Будущим экспедициям не придется гадать и двигаться на ощупь среди скрытых отмелей и наносных песчаных островов). А Эйсебий совсем не сомневался, что Велисарий добрался до места ответвления Чинаба и захватил треугольник между рек. Все в поведении малва панически кричало об этом.
А чего еще ожидать от стаи шакалов после того, как лев зашел в свое логово?
Что бы еще ни говорили о Ситтасе, но он был самым агрессивным командующим кавалерией, которого когда-либо знал Велисарий. Как только полководец отдал приказ, вскоре после рассвета, знатный греческий господин вывел все восемь тысяч катафрактов из четырех лагерей. Четырьмя колоннами тяжеловооруженные всадники врезались в двоекратно превышавшую их массу солдат малва, которые за последние сутки собрались кучами на территориях между крепостями.
Несмотря на разницу в количестве, сражение больше походило на бойню. Малва были смятенны и дезорганизованы. Часто вражеские солдаты больше не являлись членами определенных организованных подразделений, во многих случаях были просто отдельными людьми, искавшими укрытия под стенами крепостей.
Они лишились укрытия с восходом солнца. С рассветом катафракты приступили к резне. Если бы малва должным образом руководили своими войсками и те были бы правильно организованы — мушкетеров поддерживали бы пикинеры, — то они смогли бы отразить любую кавалерийскую атаку. Но огромная толпа пехотинцев, хоть многие из них и оставались вооружены ружьями и гранатами, не могла сдержать напор тяжелой конницы.
И тем более катафрактов. Римские тяжеловооруженные наездники совсем не походили на неаккуратные орды, которые в более позднее Средневековье назовут «кавалерией». Они были дисциплинированны, сражались в строгом строю и подчинялись приказам. Приказам, отдаваемым офицерами — Ситтасом, по большей части, — которые, несмотря на тщеславие и любовь все преувеличивать, были такими хладнокровными и безжалостными, как любые командующие в истории.
Хотя катафракты скакали галопом, чтобы достичь врага как можно быстрее, бросок не угрожал перерасти в неуправляемую резню. Как только протрубили приказ, катафракты остановили коней и достали луки. Затем, выпуская стрелы залп за залпом, разбили все импровизированные отряды, которые быстро собрали офицеры малва.
С близкого расстояния — меньше ста ярдов — стрелы ударили с гораздо большей силой и точностью, чем мушкетные пули. И даже римские катафракты, хотя и не были такими высококлассными лучниками, как персидские дехганы, могли легко поддерживать скорость стрельбы, превышающую скорость любых мушкетеров того времени.
Они стреляли даже быстрее, чем могли бы любые римские снайперы из ружей, заряжавшихся с дула и делающих по одному выстрелу. Недостатком лука, как боевого оружия, никогда не было более низкое качество стрельбы, чем у ружья — по крайней мере, до девятнадцатого столетия, когда кардинально усовершенствовали огнестрельное оружие. Опытный воин мог стрелять из лука быстрее и точнее, чем из мушкета, не говоря уже про аркебузу. И луки, которые предпочитали катафракты, с натяжением в сто фунтов, не уступали стрелковому оружию в силе удара.
Настоящее преимущество огнестрельного оружия — это легкость в использовании. Компетентного мушкетера можно подготовить за несколько недель, опытного лучника — за долгие годы. На самом деле, человек должен расти с луком в руках. Более того, мощные луки требуют гораздо большей физической силы, чем огнестрельное оружие. Только люди, много лет тренировавшиеся в его использовании, могут стрелять из лука на протяжении часов, которые требуются, чтобы выиграть сражение. Усталость от держания мушкета не идет ни в какое сравнение.
Итак, лук был обречен. Но в условиях, которые превалировали на том поле брани в тот день, лук наслаждался одной из своих последних великих побед. В течение нескольких минут передовая линия малва просто перестала существовать.
Когда это было сделано, вновь затрубили приказ. Катафракты убрали луки и достали копья. Затем, направляясь вперед галопом, в плотном строю, накатились на тысячи солдат малва, пытавшихся отступить.
Через нескольких минут эти попытки превратились в беспорядочное бегство, где единственной мечтой было спастись. Снова прозвучали трубы, и катафракты достали длинные сабли, сделанные в персидском стиле. А затем, в течение следующего часа, превратили беспорядочное бегство малва в бойню.
Как и всегда, пехота, в панике убегающая от конницы, была подобна антилопам, которых преследуют львы, — за исключением того, что эти львы искали скорее победу, чем пищу, и не удовлетворялись одной дичью. Они не прекращали преследование, пока пространство между крепостями не стало красным от крови, как до этого — крепостные рвы. На поле лежали тысячи тел врагов.
Когда прозвучал приказ вернуться, катафракты поскакали назад в свои лагеря. Они были полны яростного удовлетворения и спорили между собой, как правильно назвать еще одну победу на поле брани.
В итоге, хотя сама деревня не находилась в кольце наружных укреплений Велисария, они остановились на названии «Ситпур». Может, из-за того, что название было коротким и приятно звучало. Но скорее всего потому, что катафрактам полюбился чоупатти, который там пекли. Даже Маврикий теперь заявлял, что распробовал этот иностранный хлеб, и он ему понравился.
— Битва при Ситпуре! — победно заорал Ситтас, широкими шагами входя в штаб полководца, находившийся во многих милях к югу. — Ты можешь добавить это название к своему списку, о могучий Велисарий!
Велисарий улыбнулся. Энтузиазм Ситтаса был таким заразительным, что главнокомандующий почти сразу же расплылся в улыбке.
— И звучит неплохо, не так ли?
— Определенно, — объявил Ситтас. Слова прозвучали не очень четко, потому что командующий катафрактами уже набивал живот чоупатти, которые грудой лежали на небольшом столике, как раз у входа в штаб. — Великолепная вещь, — сказал он с полным ртом.
