— Здравствуй, инок, — сухо произнёс Ражный. — Я внук Ерофея…
— Да узнал, — откашлявшись, прогудел Гайдамак. — По голосу узнал… Кого звал-то?
— Ты волка не видел?
— Вон там что-то в кустах шевелилось, — инок указал крючковатым пальцем. — Может, волк, а может, человек… Но ты же не за волком сюда пришёл?
Ражный отмолчался, всматриваясь в кусты. Гайдамак напирать не стал, но уязвил с другой стороны.
— Слыхал я, со Скифом сходился на ристалище?
— Было дело…
— Что это боярин молодых араксов с иноками сводить начал? — будто бы осудил Гайдамак. — Воля, конечно, его, да ведь не по правде так… Но главное, ты в кулачном его взял. И он от такого поражения до сих пор отойти не может, пластом лежит.
Показалось, будто обрадовать хотел инок, однако не заметил интереса и будто подломился.
— Ты прости меня, внук Ерофеев, — сказал, не подымая тяжёлых бровей. — Правнучку лишил судьбы женской и тебя — невесты… Сотни раз выходил на ристалища, таких дошлых поединщиков ломал, таких ретивых бойцов в бараний рог гнул. И чем больше видел ярости в сопернике, тем беспощадней становился… И с тобой так же обошёлся… Обездолил правнучку. Посмотрю на неё — болит сердце… Послушай меня, араке, обиды прежней не держи, пойди к ней. Или был уже?
— Мне завтра в Судной Роще стоять, — в ответ на покаяние признался Ражный.
Гайдамак опустил плечи, ссутулился.
— Невесёлая у тебя дорога нынче… А знаешь, за что ответ держать?
— Знаю…
Инок снова показал на кусты.
— Там видел волка… Думал, собака такая, ночью-то все кошки серы… Какой-то человек подманил его, взял на поводок и увёл.
— Не может быть! — вырвалось у Ражного.
— Да как не может?.. Может.
Ражного внезапно осенило: Молчуна приманил Герой! Никто больше не смог бы увести его за собой.
Презрев дороги, Ражный пошёл через леса, напрямую к строящемуся газопроводу, и незаметно перешёл на бег. Он не заботился об ориентации и направлении, зная, что миновать траншею с трубами невозможно, в какую бы сторону ни шёл; она, как граница, окружала любое пространство, где жили люди.
Скоро он и в самом деле остановился на берегу рукотворной реки и увидел ярко-жёлтую технику и вспышки электросварки. Витюля приваривал к трубопроводу плеть, только что опущенную в траншею.
Заслоняясь рукой, Ражный приблизился к нему и похлопал по плечу.
— Герой! Где волк?
Тот варил самозабвенно, ничего не чувствовал и не слышал. Пришлось толкнуть сильнее.
— Верни Молчуна, Витюля!
Сварщик упал на колени, но не выпустил держака, и даже дуга не прервалась, выдавая его высокий профессионализм. Тогда Ражный рванул его за робу, сдёрнул маску с лица.
— Где волк?
На чёрной, закопчённой физиономии возникла смесь ярости и недоумения.
— Да пошёл ты!..
Он был очень похож на Героя…
— Погоди, а где же Витюля?
— Какой Витюля?
— Герой!
— Отвали со своим Героем! Не мешай работать!
И вновь зажёг сварочную дугу.
Ражный отошёл в сторону, проморгался от схваченных «зайцев» и заметил ещё одно зарево. Прыгая по трубам, он добрался до сварщика и без всяких сорвал с него маску. На красной и хорошо подкопчённой роже возникло недоумение.
— Верни Молчуна! Башку оторву! И этот был невыносимо похож на Героя, но разинул чёрный рот и заорал:
— Тебе чего, мужик?! Не видишь, на рекорд иду?! Ходят тут, бездельники!..
— Витя, ты меня узнаешь? — попытался он заглянуть в глаза.
— Кого узнавать-то?!
— Меня!.. Мы же с тобой… сегодня днём встречались!
— Ну, блин! Какие-то полудурки тут ещё ходят! — возмутился тот. — Я варю. Видишь, варю!!
Тогда он отскочил в темноту и огляделся. По всей нитке газопровода сверкали огненные сполохи, напоминая тяжёлый оборонительный бой против незримого противника. К следующему сварщику, соединяющему трубы в плети на бруствере траншеи, Ражный зашёл спереди, вырвал огненное жало и сдёрнул маску.
— Витюля?!
— Ну? — испуганно затрепетал он.
— Где Молчун?!
— Какой молчун?..
Ражный врезал ему слегка, но между глаз. Сварщик рухнул в траншею, заполз под трубы. — Не знаю!.. Не убивайте! Ничего не знаю!..
— Ты же Витюля?
— Ну я Витюля…
— Верни волка! Куда ты спрятал его? Опять в свою каморку?
— Я электроды брал, волка не брал, — уже откровенно заревел сварщик.
Герой даже в самые трудные времена не был таким плаксивым и жалким. Ражный понял, что в очередной раз ошибся, однако почувствовал, как начинает обрастать шерстью.
— Прости, брат, — сказал он в траншею и пошёл вдоль неё.
У остальных он ничего не спрашивал и тем более никого не бил — просто срывал маски и смотрел в лицо. Создавалось ощущение, что Герой размножился и вершит трудовой подвиг.
— Витюля?! Герой?! — напоследок безнадёжно крикнул он, и голос, усиленный трубой, разнёсся на многие версты, однако никто не услышал — не погасла ни одна электрическая дуга. Или не хотел слышать…
Назад Ражный шёл по дороге и все ещё не оставлял надежды найти Молчуна, озирался по сторонам, бросался на каждое движение в траве и кустах, но видел то вспугнутого зайца, то бродячую собаку или жирного, неспособного летать ворона…
Он сразу же направился к холмам, на которых обитали Ослаб и Пересвет. Душа была настолько переполнена острыми, сильными чувствами, что он без всякой подготовки в любое мгновение мог воспарить нетопырём, и приходилось время от времени приземляться, дабы не потерять опоры под ногами. Бывший дом Гайдамака он обогнул стороной, по полю, однако едва приблизился к подножию холма, заметил, как мелькнула в молодом дубовом подросте серая молния, закричал:
— Молчун! Молчун!..
Он достиг леса, и в этот миг из-за крайнего дерева вышла суженая, несмотря на то, что окончательно рассвело, держала в руках зажжённую свечу.
— Здравствуй, — подняла огонь над головой, будто освещая Ражного. — Что же ты вчера постучал и ушёл? А я ждала…
Он вздрогнул при её появлении, и дрожь эта помимо воли оторвала от земли.
Оксана сделала два шажка к нему, посмотрела в лицо.
— Ты все такой же, красивый… А я? Неприглядная стала? Испугался?
Она расцвела и стала прекрасной. И одновременно, недостижимой.
— Почему ты ходишь днём со свечой? — спросил он то, что пришло в голову.
— Все время зябну и греюсь от свечи, — вдруг погрозила пальцем. — Не хитри! Не об этом ведь спросить хотел… Ладно, молчи, не спрашивай, а меня послушай. Не ходи к Ослабу! Он с тобой говорить не станет — сразу слово своё скажет и в руки опричников отдаст. Ждут тебя уже в Судной Роще! И казнь определена!.. Поворачивай назад и ступай бродяжить по миру.
