— Можешь, уверяю, можешь. Иначе я прямо сейчас встаю и направляюсь домой, в горы. А короля пусть развлекает кто-нибудь другой.
И как я раньше до этого не додумался, старый пень? Шантаж — это же самое милое дело!
Вито попытался встать, но я ухватил его за рукав.
— Вас хватятся в замке, мессир, время…
— Ничего страшного. Они привыкли, что я исчезаю иногда. Говори.
На лице его была написана борьба. Яркими такими, масляными красками. М-м-м… художник, наверное, я.
— Джоселиан… — он редко называл меня по имени, но разве это повод ослабить хватку? Я потянул его за руку и он, сдавшись, сел.
— Выкладывай, Никлас. Я никому не скажу, честно-честно.
Он хохотнул.
— Эта информация не из тех, что кому-то рассказывается. Секрет высшей пробы… — кажется, он взял себя в руки. — Вы мне можете и не поверить, предупреждаю. Дело в том, что… с древнейших времен наша страна… была связана с правящей династией сильными узами. И, насколько я знаю, в Хавире точно так же.
— Да везде так, — успокоил я его.
— Нет. Вы не понимаете. Я имею в виду не преданность народа или заботу королей о стране, я имею в виду самую непосредственную, жизненную, вещественную связь. Состояние короля напрямую отражается на стране.
— И наоборот?
— Нет. Король… это как бы стержень. Центр всего, где бы он ни находился в пределах своей страны. Основа благополучия. Он болеет — и стране нездоровится, он счастлив, здоров — и страна процветает. Эта связь нерушима и постоянна. Когда правитель умирает, эта связь переходит его сыну… или дочери. Кровь. Наследственность. Преемственность.
Он поднял на меня глаза. Я итак уже начал догадываться, но этот мстительный юноша с силой произнес, вгоняя мне в сердце и без того терзавшую его догадку:
— Когда вы оставили трон, эта связь оборвалась.
— О, Боги… — только и сказал я.
Мысли неслись вскачь. Неверие, подозрительность, понимание, уверенность, осознание… Весь спектр эмоций человека, которому только что сказали, что он — причина упадка целого государства. Многолетнего, векового упадка. Сильнее я был раздавлен только тогда, когда Асурро и Ньелль рассказали мне о багровом солнце…
— Погоди… — я снова сжал его руку, но теперь — в бессловесном жесте, просящем о поддержке. — Солнце…
— Что? — не понял он.
— Асурро говорил мне. Что я причина всех тех… что началось это, когда я покинул пределы Невиана…
Я вкратце пересказал ему разговор в лечебнице при Академии Магии в Дор-Надире. Рассказал, потому что скрывать это смысла не было, и еще потому, что в этот момент мне необходимо было говорить. Все что угодно, только не молчать.
— Так значит, я воздействовал так на судьбы людей просто потому, что был… чужеродным королем не в своей стране. Какой же я был идиот… — простонал я.
— Вы не знали, — сделал попытку утешить меня Вито. — Я нарушил многовековую традицию, рассказав вам.
— А ты? Оливер?
— Советники всегда знали.
Я откинулся на спинку стула. И вгляделся в его лицо, словно ища там признаки чего-то…
— Никлас, скажи мне… ты — человек?
Не знаю, почему я спросил об этом. Какая-то смутная догадка, намек, промелькнувший перед глазами образ. Вито посмотрел на меня в упор, и, с горькой усмешкой, будто бы признавая очевидность того, что одним откровением больше, одним меньше, невелика разница, ответил:
— Нет.
Я не знал, что сказать. Он мягко погладил меня по руке, слабо улыбнулся:
— Теперь вы знаете, почему я пытаюсь всеми силами затащить вас на трон.
— А тогда… после тюрьмы — ты знал, что я это я…
— Мне сообщили из Хавира о том, что вы покинули его и предположительно вернулись в Невиан.
Я дал себе зарок никогда не недооценивать крепость связей между этими двумя странами. Асурро вон тоже узнал обо мне слишком много и слишком быстро. На мгновение мелькнула мысль — а смог ли я спрятаться от всевидящего взгляда Советников хоть на день?
— Я надеялся, что само ваше присутствие поможет стране, но… и вот, появились вы собственной персоной — король Джоселиан, невероятно удачно проживший настолько долго, чтобы вернуться на трон. И я сделал попытку. Мы с Оливером сделали.
— А я отказался.
— Вы не знали. — Повторил он. — А Оливер тогда уговорил меня не рассказывать вам того, что я поведал сейчас. Он предложил подождать, надеялся, что, раз вы в пределах Невиана, связь восстановится — не так быстро, как если бы на вашей голове была корона, но все же… Он ошибся. Все стало хуже.
— А потом умер Гедеон… И Оливер… — пробормотал я. Первый шок начал проходить, и голова наконец-то взялась за положенное ей дело — стала размышлять, сопоставлять.
— Да… И мое предложение, вся эта затея с шутом при дворе короля — в первую очередь попытка приблизить вас к трону насколько возможно.
— Это подействовало? — спросил я.
— Пока понять нельзя. Должно пройти несколько лет, прежде чем появится результат. Я надеюсь.
— Надеешься? А что, если я умру? Даже долгожители умирают!
Ну, положим, я нагло врал ему. Если верить старому герцогу, такое удовольствие, как смерть, мне не светит, но все же — о чем думал этот юный интриган? А если посмотреть на это дело с другой стороны — герцог мог ведь и ошибиться… есть все же способ мне расстаться с жизнью, и когда-нибудь я найду его — или он меня.
— Я думал… И сейчас думаю… Если вы достаточно долго пробудете при ребенке, или хотя бы при его рождении передадите ему власть, пусть формально — всего пара слов, — может, это подействует, и он станет стержнем нашей страны…
— Ты слишком много думаешь, — отрезал я, но, увидев, как лицо его потускнело, добавил: — Хотя это даже комплимент в твоем случае. Но что… что мне делать? Ждать, пока родится ребенок?
— Да, мессир.
— А потом что? Возложить на него руки и — 'Я, истинный король Невиана, нарекаю тебя… Брацлипуцлем и провозглашаю своим наследником'?
— Да, именно так, за исключением имени.
Он пошутил. Мне сразу стало легче.
— Ладно. Мне действительно пора, — сказал я, поднимаясь. — И, Вито… в следующий раз приходи без бороды вообще. От нее за версту разит шпионством.
***
Я вернулся к замку без проблем. Дождался, пока стражник на стене отойдет подальше и проникнул во внутренний двор через ту же калитку, что и тогда, на коронации. Перед этим я, естественно, вернул себе молодой облик, хотя и ожидал в ближайшем будущем ломоту в костях и головную боль — плату за два преображения в день.
Сложившуюся ситуацию следовало обдумать. Занималось утро, бледная луна клонилась к горизонту, и я неслышной, как мне хотелось надеяться, тенью скользнул к задней двери кухни. Осторожно прокрался мимо спящих на полу поварят и пошел по коридору, ведущему к Главной зале.
