Восседающий на огромном черном медведе гоблин, заприметив своим единственным глазом приближающееся подкрепление противника, замер.
Надежды Бойря, наблюдающего за ходом сражения со стены частокола рушились в такт приближающемуся войску орков. Тому самому войску, которое двигалось с севера, дабы, объединившись с южной армией, обрушиться на лагерь людей. Тому самому, превосходящему числом южное войско. Тому самому, которое должен был остановить Раэль, отправившийся со своим отрядом на переговоры к друидам.
Тяжело вздохнув и выпустив на волю все припрятанные в глубине души надежды, связанные с нормальным существованием своего народа, Бойрь поднес к губам висящий на шее рог, чтобы дать сигнал к всеобщему отступлению.
И вот, первый залп пущенных прибывшим подкреплением вражеских стрел взмыл ввысь и, просвистев по воздуху, врезался в цель. И не просто в цель! А в спины ведомых Вроргом к стенам лагеря людей орков!
Узур просто не поверил своему глазу!
Бойрь, набрав в легкие воздух, и вовсе онемел, выпустив из рук охотничий рог.
Единственное, в чем были действительно правы предводители гоблинов и людей так это в том, что подкрепление прибыло. Только вот прибыло оно не к противнику, а к ним.
Бегущий впереди всех Гаркзыб, вооруженный двумя нефритовыми молотами, подобно каменный глыбе, скатившейся с вершины горы, несся на врага, ведя за собой своих соплеменников. Казалось, недавнее ранение лишь прибавило ярости распаленному предстоящим сражением орку.
Вот теперь орчье войско прочувствовало эффект деморализации в полной мере. То, что можно было назвать тылом, а именно — несколько разрозенных групп шаманов и стрелков, осознав, к чему идет дело, спешно покидали поле боя, удаляясь на запад к сосновому бору, при этом выкрикивая страшные проклятия в адрес предателей.
Одно дело воевать с людьми и гоблинами, а другое — быть уничтоженным своим же племенем!
— Угрук! — ревел, подобно разъяренному льву, Гаркзыб, расчищающий себе дорогу к стенам лагеря через вражеские ряды.
Вторая встреча двух ненавистных друг другу противников прошла без высокопарных высказываний и была намного короче первой.
Могучий орк хорошенько запомнил полученный от своего врага урок, который теперь отзывался тянущей болью меж лопаток. Заприметив кипящего от ярости Угрука, стремительно несущегося со склона вниз, Гаркзыб, хорошенько размахнувшись левой рукой, сделал вид, что бросает молот в противника. Как того и следовало ожидать, набравший разбег Угрук, отпрыгнул в сторону, сделав кувырок. Тем временем Гарыкзыб пустил молот, зажатый в правой руке прямо в цель. С силой запущенное в воздух нефртиовое оружие настигло поднимающегося с колен Угрука, с хрустом проломив грудную клетку удивленному орку.
Тем временем защитники лагеря, под прикрытием вернувшихся на стены лучников, не только не дали орочьей волне хлынуть на людские берега, но и, более того, покинув поселок, обороняющиеся, воодушевленные нежданным подкреплением, перешли в наступление, вынудив орков покинуть холм и отступить вместе с раненым Вроргом в западные леса.
— Ха-ха! — ликовал перепачканной сажей Кервил, — бегут!
Ведомое Гаркзыбом войско еще некоторое время преследовало отступающих, пока те не рассеялись по южной территории Мирфгейта. Несмотря на решающую роль орчьего подкрепления в окончании войны, Бойрь, дабы не волновать свой народ, предложил оркам-союзникам разместиться на равнине близ лагеря в шатрах, якобы ссылаясь на недостаток мест в поселении. Впрочем, зеленокожие и не настаивали. Для того, чтобы преодолеть пропасть неприязни, возникшую между людьми и орками, потребуется время и, скорее всего, немалое.
Отряд Раэля пришел в поселок последним. Мьяла же, будучи мрачнее тучи, шла порознь от группы и вплыла в лагерь, готовая вот-вот разразиться громовыми раскатами. И даже Кэлли, выбежавшая встречать своих друзей, не смогла вытянуть из нее ничего.
Все расспросы были отложены Бойрем на потом, дабы вновь прибывшие смогли отдохнуть и набраться сил после длительного перехода.
Глава 25. Рассвет, сменившийся закатом
Свирепствующая на Сэндк'хе песчаная буря, наконец, выпустила из своих застенок отряд фашхаранских постанцев, не без труда добредших до окраин пустыни, где брало свое начало обширное горное ущелье. Вместе с возвышающейся над песками горной грядой на горизонте замаячили тусклые звезды, чье сияние с приближенеим вечера лишь усиливалось.
Постепенно оправляясь от действия паралитического яда, Эхмельзара приходила в себя и теперь, хотя и не без помощи Эмиля, ступала по раскинувшимся под ногами барханам. В этот раз, заместо обыденной болтовни двух повстанцев, отряд сопровождала скромная тишина, что было не удивительно, учитывая усталость, свалившуюся после такого нелегкого денька на головы участников рейда.
— Спасибо тебе, Зильриз, — тихонько прошептала Зара, обращаюсь к некроманту.
— Откуда ты узнала, что это дело моих рук? — скромно спросил он.
— Почувствовала. Энергия крови, — ответила она.
— Да. Кровь может многое поведать, — промолвил некромант и, заприметив нарочито отстраненный, самую малость приправленный щепоткой обиды, взгляд воителя, добавил, — было бы интересно узнать, что рассказала бы о ее владельце кровь, прими я предолжение Эмиля пожертвовать собой ради твоего спасения, Зара.
Опирающаяся на плечо Эмиля жрица никак не могла заметить возникшего на холодном лике воителя оттенка удивления, который, без сомнения, попал в поле зрения Зильриза.
— Спасибо и тебе, Эмиль, — с благодарностью произнесла Зара, проведя рукой по плечу воителя, — я никогда не сомневалась в твоем мужестве и скромности.
В свою очередь, последующее легкое покачивание головой Эмиля, могло быть расценено некромантом, как знак признательности, а Эхмельзарой в качестве «не за что». Но вот, что можно было сказать с полной уверенностью, так это то, что теплые слова Зары приятно всколыхнули душу сурового и прямолинейного воителя.
— Да я бы тоже сдал свою кровь! — тут же «исцелился от безмолвия» уязвленный Рахсан, — я просто был занят, проливая чужую!
— Ага, за сборник своих любовных стишков ты сдал бы литров пять, не меньше, — хмыкнул Альхазир.
После такого образующие гармонию струны души вора выдали диссонансный аккорд, и разгневанный Рахсан, засучив рукава, двинулся к негодяю, чтобы преподать ему хороший урок.
На этот раз препятствием для разборки послужил не гневный возглас Эмиля, а, как ни странно, реплика Зильриза, произнесенная совсем по другому поводу.
