«Откажись от своей воли, Дженнсен. Откажись от своей плоти».
– Оставь меня в покое, – огрызнулась Дженнсен, раздосадованная тем, что голос вновь и вновь твердит свое именно тогда, когда следует поразмыслить над столькими важными вещами.
Себастьян неодобрительно взглянул на нее:
– Что?
Раздосадованная непроизвольно вырвавшимися словами, Дженнсен кивнула в ответ. Себастьян вернулся к собственным мыслям, глядя на распростертый перед ними город, изучая впечатляющее переплетение здании, улиц и аллей. Там недоставало лишь одного, и это приводило всех в состояние напряжения и беспокойства.
Краем глаза Дженнсен видела, как сестры перешептываются друг с другом. Все они, за исключением Мердинты, были одеты в темно-серые платья, и у всех волосы цвета соли с перцем были собраны в хвост. Когда они встретились глазами, на лице Мердинты заиграла самодовольная улыбка, в которой были знание и удовлетворение и которая, казалось, проникала прямо в душу Дженнсен. Дженнсен совершенно не понимала этого взгляда, но чуть склонила голову в знак признательности и улыбнулась лучшей своей улыбкой.
А потом вновь принялась рассматривать с высоты холма лежащий перед ними город. На него было трудно не смотреть – город стоял, окруженный серыми стенами гор, как пятно нерастаявшего снега на черепичной крыше. Высокие окна на фасадах домов располагались между величественными белыми мраморными колоннами, венчаемыми золотыми капителями. В центре возвышался купол, обрамленный поясом окон, стоящий высоко над мощными стенами. Дженнсен с трудом связывала в своем сознании великолепие этих зданий с порочной натурой Матери-Исповедницы.
Зловещий вид Хранилища Волшебника, расположенного высоко в горах позади дворца, казалось, гораздо больше подходил Матери-Исповеднице. Дженнсен отметила, что все старались не смотреть на это мрачное место, случайно брошенный туда взгляд сразу же возвращался к более спокойным картинам.
Хранилище было величайшим созданием рук человеческих, какие Дженнсен видела за свою жизнь, включая Народный Дворец. Рваные серые облака плыли по небу рядом с темно-серыми величественными стенами, казалось, парящими на поразительной высоте. Само Хранилище, скрытое за стенами, представало нагромождением высоких зубчатых стен, крепостных валов, стен с пробитыми в них бойницами, башен, шпилей, соединительных мостов и переходов. Дженнсен и представить не могла, что нечто, сложенное из камня, могло иметь вид столь живой угрозы.
Кругом царила тишина. Девушка посмотрела на Себастьяна, ища утешения в понимающих глазах. Его мужественный облик придавал Дженнсен уверенности даже тогда, когда он не смотрел в ее сторону. Какая бы женщина не сочла за честь стать возлюбленной такого человека? Какая бы не уступила ему?..
Себастьян чуть расстегнул плащ, проверил свое оружие и вновь с поразительным спокойствием принялся изучать город. Если бы и она, Дженнсен, могла быть такой! Неожиданно она перепугалась, представив, как он будет орудовать своим арсеналом в схватке за собственную жизнь.
– О чем ты думаешь? – склонившись к нему, прошептала она. – Что все это может значить?
Себастьян ответил ей быстрым кивком и резким взглядом. Он не собирался что-либо обсуждать. И она поняла, что ей тоже лучше помолчать. Разумеется, по безмолвию десятков тысяч мужчин позади и так было ясно, что нельзя нарушать тишину, но растущее в душе беспокойство, казалось, скручивало Дженнсен в узел. Ей всего лишь хотелось услышать слово, придающее чуть-чуть уверенности. Он же просто обрезал ее, снова заставив почувствовать себя никчемной.
Она знала, что Себастьян сосредоточен на очень важном, но его грубая отстраненность жгла, как пощечина, особенно после того, как прошлой ночью он хотел ее так отчаянно, так неистово, как никогда прежде. Дженнсен поняла, что совершила ошибку. Она не должна была отталкивать его, несмотря на ужас того, что они были не одни, что снаружи стояла стража, которая могла все услышать.
Конечно, сейчас было не время и не место, и он был не в состоянии успокоить ее – на рубеже битвы. Но боль не проходила.
Сквозь ветер, воющий в ветвях величественных кленов, растущих вдоль дороги, до Дженнсен донесся звук копыт.
Тысячи глаз наблюдали за бородатыми длинноволосыми людьми, скачущими к императору, низко пригнувшись к холкам лошадей. Они приближались с правой стороны. Дженнсен узнала белую в яблоках масть лошади головного всадника. Это возвращалась одна из групп, отправленных императором на разведку несколько часов назад. С западной стороны приближалась еще одна разведгруппа, посланная в противоположном направлении, но пока они казались крошечными точками, скатывающимися со склонов далеких холмов.
Первая группа в вихре пыли подлетела к императору и его советникам, и Дженнсен пришлось прикрыть рот шарфом, чтобы не закашляться.
Рослый всадник на пестрой лошади остановился перед Джеганем. Его жирные длинные патлы мотались из стороны в сторону подобно лошадиному хвосту.
– Никого, ваше превосходительство.
– Никого? – тяжело сказал Джегань, с трудом сохраняя невозмутимость.
– Да, ваше превосходительство, никого. Ни следа с восточной стороны, ни на дальних подступах к городу, ни на склонах гор. Дороги, тропы – везде пусто. Ни людей, ни следов, ни лошадиного помета, ни колеи от фургонов... Ничего. И все указывает на то, что людей здесь нет давно.
Мужчина принялся за подробный доклад, а тем временем с запада на взмыленных лошадях приблизилась другая группа всадников, находящихся в состоянии глубокого волнения.
– Никого! – выкрикнул командир, осадив лошадь. – Ваше превосходительство, к западу от города никого нет.
Джегань посмотрел на Дворец Исповедниц.
– А на дороге к Хранилищу? – тихо прорычал он. – Или вы собираетесь рассказать мне, что все мои исчезнувшие отряды были уничтожены призраками пропавших людей?
Дюжий детина, одетый в шкуры, выглядел весьма свирепо. Раньше Дженнсен никогда таких не видела Передние зубы у детины отсутствовали, что придавало его облику еще большую дикость.
Обернувшись, он посмотрел на широкую ленту дороги, протянувшуюся от города к Хранилищу Волшебника, и доложил:
– Ваше превосходительство, там тоже нет никаких следов.
– Вы проверили всю дорогу до Хранилища? – Взгляд бездонных глаз пробуравил дикаря.
Тот шумно глотнул:
– Мы дошли до каменного моста почти у самой вершины, пересекающего глубокую расселину. Но не увидели ни людей, ни следов. Решетки опущены, ваше превосходительство. Но кроме этого, в Хранилище нет ни единого признака жизни.
– Само по себе это ничего не значит, – насмешливо произнес сзади женский голос.
