— Это ваш друг?
А я не отвечаю. Его лицо белое, как снег. Очков нет. Я касаюсь пальцами его темных волос, заправляю их за уши и замираю. Я убила Хэрри… Слезы скатываются по щекам, и я сгибаюсь, как после удара в живот. Я его убила, боже мой, я его убила.
Перед глазами вспыхивает яркий свет. Под неизвестной тяжесть я падаю. Валюсь на колени, хрипло втягиваю воздух и вижу перед собой Норин. Я вижу ее спину. Что за…
Женщина оборачивается, и я понимаю, что из ее груди торчит стрела.
— Нет, нет… — Я в ужасе распахиваю глаза. — Нет.
Мотыляю головой, и ничего не могу изменить.
Она падает передо мной. Кровь растекается по ее толстому свитеру ярким пластом, и я смотрю на нее и чувствую, как внутри меня что-то ломается. Что-то сдавливает глотку и перетягивает веревкой легкие. Я смотрю на нее. Смотрю. А потом кричу. Этот крик похож на невообразимое рычание. Этот крик — моя боль. Мое разбитое сердце. Я потеряла Норин и потеряла все, что придавало мне сил, что не позволяло сдаваться. Погибла моя воля, моя путеводная звезда. Всегда сильная, смелая, отчаянная моя тетя лежит передо мной.
И не дышит.
— Нет! — Кричу я, раздирая горло. — Нет! — Я хватаюсь руками за волосы. Боже мой, я не верю, этого не может быть. — Норин, — слезы застилают глаза, но я зову ее. — Норин! Не поступай так со мной. Не поступай!
Искры вспыхивают на ладонях. Я хочу обнять ее, но не могу. Я чудовище. Я больше не имею права прикасаться к тем, кто мне дорог, я должна умереть. Я должна. Должна. Не хочу служить Дьяволу, не хочу причинять больше боль. Не хочу быть той, кем я являюсь.
Я даю отпор. Бросаю вызов! Если мои близкие страдают из-за меня, лучше умереть.
Я зажмуриваюсь, а, когда открываю глаза, понимаю, что вновь нахожусь в спальне и сил у меня больше не осталось. Что-то покидает мое тело. Что-то темное и колючее. Я так и смотрю вверх, на светлый потолок, а по щекам медленно скатываются слезы.
— Пожалуйста, — шепчу я хриплым голосом.
Оковы спадают, дымка рассеивается. Я оказываюсь наедине со своими демонами, но они не нападают, они просто смотрят на меня. Пожирают взглядами. Эти демоны — люди, которых я убила. Люди из ордена, люди из школы. Родители. Лора. Эбигейл. Норин.
— Мне больно. Мне…
Я чувствую, как плечи поникают, как руки валятся вниз. Я чувствую. Я ощущаю. Не думала, что вновь испытанию горячую, неистовую боль. И она возвращает меня к жизни.
Она напоминает мне, кто я есть. Я — человек.
* * *
Ноа Морт отстраняется, и я неуклюже прижимаюсь к стене. Часто дышу, а он глядит на меня и кивает, будто соглашается с чем-то. Но с чем? Не понимаю.
— Ты — человек. Я соглашаюсь с этим.
— Зачем? — Руки безвольно валятся вниз. Я подхожу к Смерти, а он хмурит брови. — Я не понимаю, зачем ты мне это показал, зачем?
— Чтобы ты знала.
— Знала, скольких людей больше нет рядом? Знала, какую боль я причинила?
— Ты должна была вспомнить, что ты боролась, Ариадна. Ты — не чудовище.
— Хватит, — я прикрываю глаза, — хватит повторять это. Прошу.
— Я видел монстров. Они становились ими по собственной воле. — Ноа Морт нависает надо мной, и его тень падает мне на лицо. — И именно это отличает тебя от них.
Неожиданно в комнате кто-то появляется; только сейчас я понимаю, что Мэттью уже нет в спальне. Мое тело лежит посреди магического круга. И к нему приближается Хэрри. У парня кровавые полосы на лице. Он отшатывается назад, увидев мое тело, и застывает.
— Ари? — Его голос едва слышен. — Что ты…
Он замолкает. А я стискиваю зубы. Слезы вновь скатываются по щекам, я порывисто отворачиваюсь и шепчу:
— Ноа, прошу тебя, это невыносимо. Я не хочу смотреть, я не могу… Ты ведь говорил, что смерть — это пустота. Почему я здесь? Почему я все еще говорю с тобой?
Морт не отвечает. Что-то в его взгляде становится взволнованным, человеческим. Не понимаю. Я хмурю брови, а он растерянно поводит плечами.
— Я не думаю, что у меня есть возможность… — Он запинается, наблюдая за тем, как в смятении дрожат его руки. Мнет их и сглатывает. — Не думаю, что могу объяснить.
— Что именно? Почему я здесь?
— Почему я здесь. Почему не могу уйти. Почему… почему жжет.
Мужчина прикладывает длинные пальцы к сердцу, нелепо дергает уголками губ и на меня переводит странный взгляд. Я неуклюже стираю со щек слезы.
— Что же в этом необычного? Тебе больно.
— Мне не может быть больно.
— Потому что ты Смерть?
— Потому что я мертв. — Ноа сводит брови и сходит с места, едва не задев Хэйдана. А тот, конечно, ничего не замечает. Присаживается рядом с моим телом и закрывает глаза.
— Но когда умирала мама… — нахожусь я, смотря на мужчину, — тебе не было больно?
— Пожалуй… знаешь, я давно потерял Джин. Я любил ее. Но давно потерял.
Я сплетаю на груди руки и сканирую Смерть настороженным взглядом. Он говорит в странной для себя манере. Нерешительно. Отрывисто. Что его так мучает?
— Меня мучает мысль, что я должен забрать тебя. Свою дочь.
Растерянно смотрю на Ноа Морта и часто моргаю. Он… он выглядит таким грустным и несчастным, сбитым с толку человеком. Это цепляет меня. Я ощущаю связь между мной и этим существом. Незримую, тонкую связь, которая возникает только между близкими.
Между отцом и дочерью.
Я не могу сдержать улыбки. Правда, она получается кривой. Да и слезы тут же вновь скатываются по щекам, будто еще глупее я не могу выглядеть. Я приближаюсь к Морту. Я не могу себя остановить. Я поднимаю руки и прижимаю его к себе. Крепко-крепко, словно он моя поддержка и опора. Словно я доверяю ему и принимаю его.
— Ари…
Он неуклюже кладет ладони поверх моих плеч, стоит обездвижено, наверно, понятия не имея, что делать, как реагировать, а я утыкаюсь носом ему в грудь. Он тяжело дышит, я чувствую, как внутри него что-то трепещет и дрожит. Жмурюсь и содрогаюсь от плача.
— Истории должны заканчиваться, Ноа. — Слезы катятся все сильнее и сильнее.
— Истории живут вечно, Ариадна.
— В отличие от людей.
Он молчит. Нерешительно обнимает меня и кладет подбородок мне на макушку.
— Я увижу… увижу маму? — Запинаясь, спрашиваю я и захлопываю ладонью рот. Мне нельзя плакать, нельзя, нельзя. — Она будет со мной?
— Она всегда с тобой.
Я плачу. Умирать сложно. Не помню, чтобы люди говорили об этом. Обычно все так уверенно кричат, что умирать легко и просто, что жить сложнее и так далее, но это полная чушь.
Люди должны жить. Люди должны наслаждаться жизнью. Раньше я думала, что все мы родились, чтобы умереть: эдакая странная издевка, мол, всем нам все равно придется с миром попрощаться рано или поздно. Но теперь я понимаю: мы родились, чтобы жить.
