Травы встают часовыми почти в мой рост, шуршат и шепчутся, навевая подозрения о новом, странном смысловом наполнении словосочетания "мыслящий тростник". Пахнет лугом. Пахнет до одури, до танца теней перед глазами, до растворения в этом запахе. Налетает ветер, пригибает соцветия и колосья, длинные метёлки и растительные хлысты — да, уж ему-то, ветру, привольно здесь и легко, вольному летуну эти запахи, что младенцу его погремушки! А у меня перед глазами от мельтешения трав — искры, всполохи, искры иных цветов… и волны, волны, пологие волны ста тысяч оттенков зелени!
Пчёлы гудят, мухи жужжат, пасутся стада каких-то а-ля сайгаков, но при этом ничего, в сущности, не меняется. И далеко не сразу, лишь с опозданием в целую минуту понимаю я: мне не показалось, идти и впрямь стало малость легче. Градиент напряжённости меж Светом и Мраком здесь уменьшен, а значит, я уже в другом домене.
Но я по-прежнему — букашка на зелёном ковре степи… мыслящая, чувствующая, упорная, но всё равно, неизбежно и очевидно — маленькая, маленькая, маленькая…
Или другая граница.
…Караван подошёл к КПП на границе условной ночи и столь же условного утра. Всё это организованно-хаотичное сборище фургонов, слуг, тяг-тянушек, дурных запахов, суетливых сверх меры купцов (и купцов чуть излишне спокойных), громких выкриков, пыльных колёс, гарцующих на химерах "внешних" охранников и охранников-магов "внутренних", таких, как я — встало. И вот уже довольно долго стоит. Как большая, очень большая… да чего мелочиться — как прямо-такигигантская гусеница наоборот.
Движение гусеницы обычно начинается с, говоря деликатно, кормы и прокатывается волной движения до головы. Основная часть гусеницы неподвижна. Так и караван, протягивающийся по фургону, много — по двум в устье КПП Попутного патруля. Только его движения, подобные перистальтике кишечника или, чтобы ему польстить, напоминающие судороги длинных пробок в час пик, начинаются с головы и доходят до хвоста с задержкой.
Скучно.
Однако время, хвала его поползновениям, не стоит на месте. Вот и наш фургон с грехом пополам добирается до границы, дабы подвергнуться досмотру.
Взмыленный чиновник, мелкое щупальце то ли администрации местного тарра, то ли управы влиятельного клана, мне лень вникать, косится на патрульных, в своей Текучей Броне с закрытыми шлемами подобных не то рыцарям, не то, скорее, робокопам. Оно и понятно: Попутный патруль не вмешивается в дела территорий, но будешь вымогать мзду сверх нормы слишком рьяно — и на твоё место мигом найдётся другое щупальце того же спрута. А не будешь вымогать — так на что семью кормить, господа? Что складывать в кубышку, чем радовать любовницу и платить за мелкие, широко распространённые, почти не осуждаемые грешки?
Но до чиновника мне дела нет, как и ему до меня. Нам с патрульными надо потолковать о своём, о магическом.
— Кто таков?
— Рин Бродяга, временно нанятый охранник. Злобных планов не вынашиваю, контрабанды не везу, путешествую по своим делам.
— Бродяга, значит? Хе. А быстро ты пересёк домен.
"Следили, стало быть. Вписали в базы данных…"
— Он не первый и не последний.
— Ну, тогда двигай дальше, Бродяга.
Ещё пять минут суеты, и фургон, на котором я сижу по правую руку от возницы, тихо перекатывается через невидимую и неощутимую иначе, чем при взгляде в Глубину, границу. Вот и новый домен, название которого я даже не успел запомнить. То есть будет нужно — вспомню, конечно, техники друидов хороши в работе с памятью, но… я ведь не лукавил.
Он не первый и не последний. И пока ещё не заставил себя узнать…
Впрочем, остались позади и границы куда как приметные. Это если формулировать мягко.
Например…
Каменистое плато — как каравай, рассечённый ножом. И дальний, отрезанный ломоть — съеден месивом чёрно-зелёного, ядовито-жёлтого, сине-бурого. Забыта покинутая четверть часа назад Сокойра, всё внимание лишь вперёд, и старший из ботаников нашей партии расслабленно напряжён, как положено ветерану. Мы ещё не вошли в Ваддрикс, но скоро войдём. Это кладёт отпечаток на лица. Как в предчувствии драки, подбираются люди и нелюди. Становятся иными движения. Плавают и скачут, высматривая угрозу, сторожкие взгляды. Руки сами собой пробегают по снаряжению, вслепую и уж в который раз проверяя, всё ли в порядке.
Тревожно.
Плато рассекает щель, мы втягиваемся в неё. Я держусь в середине: я — маг, хотя и не целитель, зато полезная боевая единица на случай чего. Предпоследняя надежда для попавших в беду. Меня берегут, да и я берегусь. Заранее. Щель меж тем опускается вниз, к подножию плато, и мы видим границу, как она есть.
Сходство с зоной боевых действий явно и несомненно. В воздухе носится запах палёного, тяжёлый, химический; не так давно ботаники снова скидывались на мага, и тот постарался, что твой огнемётный танк: выжег всё живое на полтораста шагов от выхода из ущелья, чтобы входящим в Ваддрикс было чуток полегче. Именно на входе — самая агрессивная, самая живучая, самая ядовитая дрянь. Чужой домен воюет с нами, находниками и сталкерами, как иммунная система с вирусами. А мы идём к нему по пеплу павших "макрофагов", как положено жадным и воинственным разумным… и границу меж нашим и чужим ощущаем все, как сеть паука, попавшую на лицо в темноте подземелья. Липко, мерзко, чуждо и опасно! Даже бывалых ботаников передёргивает от этого ощущения.
Но кто предупреждён, тот вооружён.
Что же сказать мне о новой границе доменов? Только одно: ТАКОГО я ещё не видел.
Ах да. Ещё, вдогонку: и очень хотел бы не видеть вовсе.
Мы снова летим вшестером на трёх Бипланах, поэтому у нас есть все возможности оценить открывающуюся панораму, чтоб её. А я, вспоминая, могу засвидетельствовать: граница Ваддрикса с его хищной флорой — бледная тень, вялый шёпот, давно выдохшееся пиво по сравнению с тем, что творится у перехода территории Теффора в "территорию" Квитага. Эти риллу, если определить очень мягко, не дружат… и наглядное подтверждение — вот оно.
Начну с домена Теффор.
Джунгли, уже привычные мне, меняются быстро и необратимо. Проявляются новые, какие-то не вполне естественные цвета, режущие глаз, как палитра сюрреалиста. Тут и к гадалке не ходи: Сьолвэн Мать сделала всё, что могла, для создания непробиваемой буферной зоны. Магия двух её главных оттенков, "зелёного" и "красного", буквально вскипает. Внизу это было бы — как "Девятый вал" Айвазовского, а сверху кажется всего лишь дрожащим мениском над краем переполненного бассейна. Под сенью считай что безлистных ветвей, своими тихими шевелениями неприятно напоминающими всё о том же Ваддриксе, вьются крупные насекомые-наблюдатели системы раннего обнаружения, а чуть глубже то перебегают, то замирают на месте изломанные быстрые тени более крупных тварей.
