Самийа подошел и, после приглашающего жеста вазира, вежливо сел у края ковра. Невольники тут же кинулись подкладывать под него подушки и подсовывать под локти валики с нашитыми ради визита во дворец дорогими кистями. Нерегиль покорно переносил проявления ашшаритской вежливости, прикрыв прозрачные веки и лишь едва раздувая ноздри. На самом-то деле ему явно не нравились ни приглашение ибн Хальдуна, ни само его пристутствие во дворе.
Ветер смял гребнистой высокой рябью зеленую воду пруда. Дождь забарабанил с удвоенной силой. Старый вазир поплотнее запахнул верхний ватный халат. И перешел к делу:
— Хасан ибн Ахмад не пошел на Шамаху.
— Почему?..
По тому, как нерегиль нахмурился, Исхак с удовлетворением понял, что тот еще ничего не знает.
— У стен Самарры он встретился с Джумхуром ибн Шейхом, полководцем Бану Курайш. Те затаили на тебя злобу еще с Беникассима. Ты помнишь, за что, не правда ли, Тарик?
Нерегиль молча кивнул. Курайшиты были одним из трех ашшаритских родов, чьих каидов Тарик казнил за ослушание.
— Курайши отказались присягать юному халифу. Среди них всегда было много зайядитов, а в нынешние смутные времена их стало особенно много. И они говорят, что халиф должен быть избран — и избран собранием праведных мужей аш-Шарийа. Ринувшись прочь из Нисибина в столицу, ты забыл о собравшихся там законниках. А вот Хасан ибн Ахмад прихватил их с собой, когда двинулся к Шамахе. Теперь они с Джумхуром везут их в столицу Курайшитов, в Фаленсийа. По дороге трубя, что в древнем городе святых и мучеников ашшаритам предстоит избрать праведного халифа, наделенного божественным правом и пророческим огнем.
Выслушав его, Тарик закрыл глаза и явственно покачнулся. Ибн Хальдун на мгновение испугался и подумал о том, чтобы придержать нерегиля за плечо. Впрочем, самийа быстро овладел собой, глубоко вдохнул и выдохнул — и спокойно поправил складки рукава своей белой фараджийи. И усмехнулся:
— Скоро я заведу два листа бумаги. На одном я напишу: наши вчерашние друзья. А на другом — наши сегодняшние друзья. И буду начинать утро с вычеркивания одних имен и вписывания других.
— Я бы на твоем месте вычеркивал один раз — и более никуда не вписывал раз вычеркнутое имя, — жестко ответил ибн Хальдун.
Тарик зло прищурился.
— Ты дважды поспешил, — твердо сказал вазир. — Сначала ты поверил тому, кто тебя уже единожды предал. А потом очертя голову кинулся в столицу, хотя здесь могли справиться и без тебя. Кто знает, возможно, Хасан ибн Ахмад не соблазнился бы предложениями Курайшитов, если бы ты был рядом, Тарик. Мы, ашшариты, как наши женщины: только муж отвернется — глядь, а она уже кувыркается с гулямом. Так и мы: нам нужна крепкая рука, удерживающая от проступков.
— Меч правоверного, — прошелестел нерегиль, криво усмехаясь.
— Да, — засмеялся ибн Хальдун старой поговорке. — Точно.
— А что Хасану предложили Бану Курайш? — поинтересовался Тарик.
— Титул главнокомандующего, — спокойно отозвался вазир и улыбнулся.
Фаленсийа,
год и два месяца спустя
…На площади Баррани царило оживление. Грохот подкованных сапог по камню прорезало пронзительное ржание лошадей, которых тянули за повод, — ханаттани строились в два ряда, готовясь пропустить посольство осажденных.
Поддавая задом, звеня подвесками на ремнях сбруи, кони пятились и били копытами, вытягивая передние ноги. Кто-то из гвардейцев поправлял складки чалмы на шлеме, кто-то успокаивающе поглаживал скакуна по морде под начищенным налобником. Кто-то прыгал одной ногой в стремени, встряхивая зеленым шелком рубахи и звеня пластинами оплечий. Под весенним солнцем сверкали бережно надраенные кругляши и узорные бляхи на полах кафтанов, блестели позолоченные оконечья ножен и рукояти мечей, пылали длинные лезвия нацеленных в небо копий.
Прибывающие для переговоров должны были выйти из-под высокой полукруглой арки внушительных Караванных ворот. Их громадный куб, увенчанный низенькой треугольной крышей, хорошо просматривался с любого места у южных стен города. За хранимой воротами толстой стеной высилась непокоренная алькассаба Фаленсийи: гигантский сплошной каменный прямоугольник дворца глядел тремя рядами крохотных окошек-бойниц, протянувшимися от одной громадной замковой башни до другой. К мощному телу здания примыкало сплошное море крыш и зубчатых вершин башен — дома фаленсийцев строились так, что каждое жилище являло собой крепость в крепости. Впрочем, сейчас большинство из них пустовало — жители воспользовались предложением Тарика покинуть город со всем имуществом еще в начале осады.
Чтобы доехать до Баррани, посольству было нужно пересечь несколько разделенных зубчатыми стенами гигантских дворов и площадей-альбакар, ныне тоже пустующих — некогда стоявшие там дома и казармы были разрушены после третьего штурма. Впрочем, на ближайшей к площади Баррани альбакаре квартировали недавно прибывшие южане Саида аль-Амина. Тарик разбил свою ставку на давно уже отбитой площади Альминара, поселившись в разоренной масджид с расколоченным в пыль михрабом. Господин Ястреб любил проводить время на плоской вершине минарета, созерцая параллельные ряды зубчатых стен и пустующие, заваленными обломками площади между ними, — они отделяли его от Караванных ворот и дворца.
С альминара и с высокой арки над третьей стеной закричали:
— Едут!
Действительно, ворота распахнулись и оттуда выехал отряд всадников под зеленым знаменем зайядитов. Воины Бану Курайш горячили гнедых коней под парчовыми попонами, красовались в белоснежных чалмах и длинных изузоренных накидках ярко-кораллового цвета. Каплевидные щиты курайшитов покрывали надписи с изречениями из Книги Али, а лезвия двух дротиков, которые сжимал в руке каждый воин, ярко горели на солнце.
Когда на площадь Альминара прискакал гонец с известием, что посольство вышло за ворота, Тарик уже стоял на ступенях входа в масджид. Ветер трепал полы его тяжелого белого кафтана. Самуха бережно держал поводья Гюлькара, то и дело дуя на блестящие золотые бляхи и протирая их рукавом. Серый сиглави раздувал бархатные черные ноздри и хрупал половинкой яблока, которую ему счастливо скармливал мальчишка. Рядом стоял и чуть ли не прыгал от возбуждения Гассан, пытаясь разломить еще одно большое зеленое яблоко.
— Они на Баррани!
Господин Ястреб кивнул и пошел вниз по ступеням. Самуха, засуетившись, быстро обтер Гюлькару слюни и развернул мотающего мордой коня боком к лестнице. Тарик легко закинул себя в седло и подобрал поводья:
