Слушая Ольгу, историк то и дело поглядывал на Тараса, но тот сидел с хмурым видом и никак не реагировал на слова жены. О том, что происходило у него внутри, можно было догадаться только по тому, с какой яростью он пережевывал пищу. Казалось, что если бы ему на зуб попался камень, то он вряд ли бы это заметил.
— Как вам живется здесь? — спросил он, чтобы как-то сменить тему. — Наверное, тяжело — вот так, в лесу?
— Почему же? — удивилась Ольга. — Напротив, это раньше было трудно, когда мы на равнине жили. Многие завидовали нашему счастью, наговаривали на моих мальчиков, мол, они что-то у кого-то украли. Да они в жизни чужого без спроса не брали, а чтобы украсть — об этом и речи быть не может. Дошло до того, что Федю нашего княжеские дружинники до полусмерти избили, правда, потом выяснилось, что куру, которую он вроде как стащил, собака загрызла… Но разве кому-то есть дело до чужого горя? Даже прощения не попросили. Вот тогда мы и решили подальше от посторонних глаз поселиться. Только после этого я поняла, что такое настоящая вольная жизнь. У меня здесь есть все, чего только можно пожелать. Жаль только, что сыночки уехали — грустно мне без них. Но ничего, я подожду. Вернутся, снова заживем большой дружной семьей.
— А где жили-то? — Ученому показалось, что он начинает понимать причины, по которым Тимохино селище подвергалось постоянным нападениям со стороны тарасовской банды.
— Да в Козино, будь оно неладно, — вздохнула Ольга. — Знаю, что плохо такое говорить о людях, но ни одного слова доброго на ум не приходит. Разве только Меланья, светлая душа, но и она не могла нам ничем помочь. Так и маялись в этом проклятом месте, пока мой муженек не собрал нас всех да не перевез сюда.
— Да, повезло твоей семье, сказать нечего.
Историк обращался к женщине, но смотрел при этом в глаза хозяину дома. Тот некоторое время сидел молча, а потом поднялся из-за стола и отошел в сторону, глядя в окно.
— Ты уже наелся, солнышко мое? — удивилась Ольга.
— Да, милая, спасибо тебе, — ответил Тарас, не оборачиваясь. — Все было так вкусно, что я, кажется, объелся.
— Вот всегда он так, — улыбнулась женщина. — Сначала говорит, что голоден как волк, а потом немножко ложкой поковыряет и говорит, что объелся.
Не зная, что ответить, Марсель лишь улыбнулся, забыв о том, что собеседница его не видит. Заметив, что она все еще ждет его реакции, он запоздало спохватился и вежливо поблагодарил хозяйку за чудесный обед и предложил помочь убрать со стола.
— Что ты, — отмахнулась женщина. — Отдыхай. Ты, наверное, устал с дороги. Мне Федя поможет.
Еще раз похвалив угощенье, историк поднялся и подошел к Тарасу, который продолжал неподвижно стоять у окна. Наконец мужик вздохнул и кивнул ему:
— Выйдем.
Проследовав с ним за дверь, историк увидел, как тот раздвинул заросли ежевики — и за ними оказалась небольшая беседка с двумя лавками. Она была так искусно спрятана, что Марсель, стоя буквально в шаге от нее, ничего не заметил. Присев, Тарас закрыл глаза и о чем-то задумался. Затем он обратился к гостю:
— Ты, наверное, думаешь, будто я чудовище какое-то, да? Мол, людей грабит, убивает. Поделом мне, верно?
— Нет, я так не думаю. — Историк отрицательно покачал головой. — Я ничего о тебе не знаю, Бог тебе судья.
— Слышал, наверное, от Курьяна о нас?
— Да, его кум кое-что мне о тебе рассказывал.
— Это который Тимофей? Представляю, что он там насочинял. Наверное, обвинил меня во всех бедах, верно?
— Не без этого.
— Козинцы получили по заслугам! — неожиданно обозлился Тарас, но тут же успокоился и закрыл лицо руками. — Не хотел я этого, ох не хотел. Не уследил за сыновьями… Один Федя вот остался. Откуда в них это — ума не приложу. Не так я их воспитывал. Но, видно, сильно они обиделись на жизнь, раз разбойничать пошли.
— Разве это не ты их надоумил? — удивился Марсель такому заявлению.
— Нет, я только потом узнал, когда уже поздно было что-то менять и исправлять. А там — что делать? Слухи поползли разные, князь за поимку моих мальчиков награду объявил. Сам понимаешь, земледелием после такого не займешься. Пытались мы охотой прокормиться, да год голодный вышел — чуть не передохли все. Пришлось опять грабежом промышлять. Вот к чему все привело. Не знаю теперь, как сына сохранить.
Услышав эту историю из первых уст, историк сочувствующе покачал головой. Что он мог сказать по этому поводу? Тарас и так все понимал — возможно, даже лучше его. Он попал в ловушку, из которой было практически невозможно выбраться.
— Слушай. — Великан вдруг с надеждой взглянул на собеседника. — Может быть, с собой возьмешь Федора, а? Ты, я вижу, человек непростой, ученый. С тобой-то у него гораздо больше шансов, чем здесь. А уж мы бы со старухой как-нибудь протянули бы. Что скажешь?
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — возразил Марсель, которому эта идея пришлась не по вкусу. — Или забыл, в каком положении меня нашел? За мной сейчас будут охотиться не только княжеские дружинники, но и…
Поняв, что едва не наговорил лишнего, историк закусил губу и безнадежно махнул рукой.
— В общем, я и сам не спасусь, и сына твоего погублю.
— Жаль, — погрустнел Тарас. — Мне казалось, что ты сможешь дать ему новую жизнь.
— Почему ты не отошлешь его куда-нибудь? — спросил историк. — Вряд ли его многие знают в лицо. Может быть, ему и удалось бы добраться до какого-нибудь города, Новгорода, например. А там, глядишь, и делом бы занялся.
— Я думал об этом, — отозвался Тарас. — Но страшно мне отпускать его одного. Червоточина в нем есть какая-то. Боюсь, займется опять грабежами и закончит так же, как братья. А вместе с ним оборвется и мой род. Нет, одного я его не отправлю. Вот с тобой — другое дело. Тебе я верю.
— Чем же это я заслужил твое доверие? — воскликнул Марсель слишком громко и тут же зажал себе рот ладонью. — Ты ведь совсем не знаешь меня.
— Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты можешь себе представить.
— Не понимаю.
— Ну, слушай. Если я что-то скажу не так, исправь меня. Ты иноземец, верно? Об этом говорит и твой говор, и то, что я ни разу тебя не видел в этих местах. С тобой были мавры — мне Федя рассказывал. Значит, приехал ты издалека. Они подчинялись тебе, выходит, ты большой человек. Ну и что с того, что князь на тебя осерчал? Он у нас человек резкий, живет сердцем, а не умом — сегодня любит, завтра убить хочет, и наоборот. Тебе выпала честь беседовать с самим Владимиром. О чем это может говорить?
— О чем?
— Только о том, что ты еще и ученый человек, наделенный знаниями. Возможно, даже приближенный к каким-то таинствам. Но не из наших волхвов, это точно. Для них ты слишком прост в общении.
— А что, они важничают? — заинтересовался Марсель.
— Не то чтобы важничают, но и желанием посвящать кого-то в свои дела не горят. Мы для них — как для нас букашки. И живые вроде, а поговорить не о чем.
— Вот, значит, как…
Историк задумался. С одной стороны, услышанное лишь утвердило его в мысли о том, что с этими людьми шутить не стоит, несмотря на их видимое миролюбие. С другой — ему вдруг пришло в голову, что, возможно, это даже к лучшему. Во всяком случае, он был бы не против, если бы Лада вдруг начала относиться к нему как к таракану: нет личности — нет проблемы. Однако надеяться на это было бы слишком наивно, и Марсель, вздохнув, обратился к собеседнику:
— Скажи, друг, а есть ли способ добраться до Житомира незаметно?
Историк решил, что нет смысла отсиживаться в этой глуши, где его в любой момент могли обнаружить, а следовало затеряться в толпе. Город был молодой, там, скорее всего, много всякого люда ошивалось. А затем можно было бы и вообще покинуть Киевское княжество. Вряд ли его станут искать так далеко. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Пройдет какое-то время, и он сможет вернуться, и — кто знает? — возможно, у них с Марусей еще что-то получится. К его радости, Тарас кивнул в ответ.
