Марсель несколько секунд молча рассматривал собеседника, пытаясь обнаружить попытку обвести его вокруг пальца, но тот казался совершенно искренним. Да и в чем был смысл так обманывать его? Если волхвы до сих пор не выслали его к чертям собачьим первым же рейсом без права повторного въезда, значит, они просто не могли этого сделать. Такое объяснение расставляло все по местам. Избавиться от лже-Кирилла без его согласия они не в силах, а убивать не хотят. Хоть за это спасибо. Однако чего хочет от него жрец? Согласия на депортацию? А как же…
— А как же те люди, которые останутся здесь? — задал он беспокоящий его вопрос. — Мои спутники, друзья, знакомые? Маруся, наконец. Что с ними будет?
— Ничего особенного, — пожал плечами старец. — Они проживут отпущенный им срок и умрут каждый в свое время.
— И все?
— И все.
— Так не пойдет, — неожиданно даже для самого себя заявил Марсель. — Я не согласен.
— Почему? — Волхв озадаченно взглянул на собеседника. — Что тебе до них? Совсем недавно ты и понятия не имел о том, что все они когда-то существовали.
— А теперь имею. — Ученому нужно было выговориться, главным образом для того, чтобы объяснить самому себе, что происходило в его голове. — Так уж получилось, что я оказался здесь. Ты сам только что говорил, жрец, что у каждого из нас свой путь, свои прошлое и будущее. Так почему ты считаешь, будто твои действия не были предопределены заранее? Кем? Да тем же Родом. Ты ведь в него веришь? Впрочем, не важно. Люди, о которых ты говоришь, стали частью моей жизни. Я не стремился к этому, но так случилось. И теперь ты хочешь снова отобрать у меня то, что я имею. По-твоему, это честно? Я так не считаю. И твоя история — она не твоя, а общая. Заставив меня стать ее частью, ты сам дал мне право выбора. И я его сделал.
— То есть ты решил остаться? — Жрец произнес эти слова, задумчиво глядя на собеседника.
— Вот именно.
— Но тебе здесь не место. Почему ты не желаешь этого понять?
— Ты лукавишь. Мне не место в том мире, который ты собираешься построить. Это разные вещи. Ты сейчас рассуждаешь как тиран, нарисовавший в воображении модель идеального общества и не пускающий в него никого постороннего. Человечество проходило это много раз. А если ты ошибаешься? Не думал об этом? За твои недочеты отвечать придется не только тебе, но и всем, кого я успел узнать и полюбить. Ты ведь ничем не отвечаешь перед ними, кроме собственной жизни. Этого явно недостаточно, и ты это прекрасно понимаешь, однако все же предпочитаешь не думать об этом. Ну а я другой. Никогда не прощу себя, если оставлю своих близких на произвол судьбы.
— Это твое окончательное решение? — тихо спросил волхв.
— Думаю, что да.
— Как знаешь.
Сказав это, жрец начертил в воздухе странный символ, и спящий Марсель открыл глаза. Медленно поднявшись, он сел на лавке и оглянулся: рядом с ним никого не было. Неужели ему все это приснилось? Не похоже… Вспомнив о том, что гость говорил о Тарасе и его семье, историк быстро поднялся и, стараясь ступать как можно тише, раздвинув густую зеленую стену, осторожно выглянул наружу. Первое, что он заметил, было грузное тело мужчины, лежавшего лицом вниз прямо перед входом. Достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что он мертв, — вся его спина была изрублена, и он практически плавал в луже собственной крови. Судя по тому, что она еще не успела впитаться в землю, нападение произошло всего несколько минут назад. Первым порывом историка было кинуться внутрь избы, чтобы проверить, остался ли кто-то в живых, однако он сдержался в последний момент. Сложно было предположить, что дружинники, выследившие разбойников, решили бы пощадить кого-то. Тишина, царившая вокруг, только подтверждала его опасения. Удивительно, что он мог проспать такое. Ведь Тарас вряд ли сдался без боя — судя по тому, что он до сих пор сжимал в руке топор, мужик сопротивлялся до последнего. Значит, волхв специально сделал так, чтобы он ничего не услышал. Чем бы он ни руководствовался при этом, Марсель был обязан ему жизнью.
Еще раз оглядевшись, историк окончательно выбрался из укрытия и, стараясь не смотреть на Тараса, обошел его и заглянул в дом. Возможно, он все же надеялся на то, что Федору удалось скрыться, но то, что он увидел, заставило его содрогнуться. Внутри все было перевернуто, словно здесь свирепствовал ураган — разбитая посуда валялась на полу вперемешку с остатками еды, стены были забрызганы кровью. Ольга лежала на спине, раскинув руки и глядя в потолок широко раскрытыми глазами, в которых застыло выражение недоверчивого удивления, а рядом с ней, согнувшись, сидел сын. В первый момент историку даже показалось, что он жив — настолько естественной была его поза. Однако, приглядевшись, он понял, что парень мертв. С трудом переборов подкатывающую тошноту, Марсель уложил его рядом с матерью и закрыл женщине глаза. Больше всего в этот момент ему хотелось бежать из этого страшного места не оглядываясь, но он помнил о том, что его ищут, — и, возможно, именно это стало причиной гибели Тараса и его семьи. Конечно, их и так нашли бы рано или поздно, однако осознание собственной причастности к произошедшему заставило сердце сжаться от жалости. Заставив себя не думать о мертвецах, историк прошел в часть избы, где могли храниться личные вещи покойных. После непродолжительных поисков ему наконец удалось отыскать сундук, и, открыв его, Марсель быстро нашел для себя подходящую одежду. Обличье Кирилла было слишком опасным для того, чтобы расхаживать в нем по Киевской Руси.
Переодевшись, Марсель остался доволен результатом — теперь он мог легко сойти за местного. Единственное, что его волновало, был шрам, который выделял его из толпы. Неожиданно историку в голову пришла удачная мысль, и он, искоса взглянув на хозяйку, попытался представить, где на ее месте держал бы средства гигиены. Несмотря на то что на женщине не было заметно ни белил, ни румян, сложно было представить, чтобы у нее ничего такого не имелось, учитывая род деятельности ее покойных сыновей. Потратив на поиски некоторое время, Марсель радостно вскрикнул — в одном из сундуков оказалась шкатулка, в которой обнаружил несколько небольших коробочек. Задумчиво глядя на белый порошок, он почесал затылок — если замазать этим шрам, будет еще хуже. Если только… Заглянув в остальные коробочки, он добавил в порошок румяна и какую-то коричневатую кашицу, назначение которой было ему неизвестно. В результате получился состав неопределенного цвета, который вполне мог сойти за естественный оттенок. Взяв в руки металлическое блюдо и глядясь в него, как в зеркало, он неуверенными движениями принялся замазывать шрам. Результат неожиданно оказался таким хорошим, что Марсель мысленно похвалил себя за находчивость и довольно улыбнулся, однако тут же, вспомнив о том, где находится, устыдился. Сложив в дорожную сумку все, что могло пригодиться, историк вышел за дверь…
* * *
Когда Игнат, гончар из Житомира, возвращающийся на телеге с рынка, догнал одинокого путника, который бодрым шагом топал в том же направлении, что и он, тот, обернувшись, помахал ему рукой:
— Здравствуй, добрый человек! Подвезешь?
— А что, садись. Вместе небось веселее. Ты куда?
— Да в Житомир.
— Так и я туда же. Только вот я тебя там не видел. По делам идешь или к родне?
— Не то и не другое. Хочу себя показать, на людей посмотреть.
— Странник, что ли?
— Ну да.
— Так бы сразу и сказал. Этого добра у нас достаточно, места-то вон какие красивые.
— А ты — из Киева возвращаешься? Что там нового?
— А ничего. Князь дурит, народ терпит. Сейчас вот нового врага себе придумал — говорят, всех дружинников на уши поставил, ищет повсюду какого-то грека. В остальном все как обычно, даже лучше. Я-то — вон, весь товар сегодня продал, в последнее время такая удача редко выпадает. Я гончар местный. Горшки, кувшины, крынки. Эх, налетай, народ, разбирай! Видать, готовятся к какому-то празднику люди. Может быть, свадьба намечается. Заказали еще, через три дня снова поеду.
