Понимая, что вся его предыдущая жизнь в течение последнего года, так или иначе, шла под диктовку Лады и ее соратников, историк почувствовал себя обманутым. Если подумать, то так оно и было — волхвы подставили его, использовали в собственных интересах. Но ничего, он им испортит всю малину, не на того напали. Жрецы славянских богов на протяжении многих веков оставались в роли сторонних наблюдателей, лишь иногда вмешиваясь в жизнь простых людей. Так почему бы ему не использовать их же опыт для достижения своей цели? У него уже было достаточно знаний, чтобы в нужный момент понять, к чему может привести то или иное изменение. Ведь для того, чтобы все пошло по совершенно иному пути, достаточно минимального воздействия, на которое даже у него хватит сил.
Представив себя в роли прорицателя, потрясающего посохом в деревнях, Марсель рассмеялся — настолько забавным показался ему этот образ. Эдакий славянский Ной, наставляющий людей на путь истинный. Или, может быть, Нострадамус? Нужно было набросать приблизительный план событий, которые должны были произойти в ближайшее время. Жаль только, что у него не было в запасе пары-тройки сотен лет, чтобы предотвратить татаро-монгольское нашествие. Впрочем, возможно, его и не будет вовсе, если волхвы постараются. Задумавшись, историк уже начал рисовать в голове табличку наиболее значительных исторических мероприятий, в которых он мог бы принять участие, как вдруг по пояс провалился в воду. Выругавшись, он дернулся и тут же погрузился уже по грудь. Состояние эйфории, в котором он пребывал только что, моментально исчезло, и ему на смену пришла паника. Игнат предупреждал его о топи, как же он мог быть таким невнимательным? Какой к чертям Нострадамус? Сейчас засосет его трясина, и не останется от него ничего, кроме историй о странном и смешном Баламошке, которые будет по вечерам рассказывать мужикам Курьян под медовуху.
Стараясь не делать резких движений, Марсель медленно повернулся лицом к твердой земле и попытался дотянуться до нее. Наконец ему удалось ухватиться за траву, спускающуюся к воде, и он начал медленно подтягиваться. Однако давление на растение было слишком сильным, и спасительная соломинка оборвалась. Чувствуя, что медленно, но верно погружается все глубже, Марсель решил, что единственное, что ему оставалось, было попытаться позвать на помощь. Вероятность того, что рядом окажется случайный прохожий, была катастрофически мала, но он все равно начал кричать так громко, как только мог. Наконец, окончательно охрипнув, историк закрыл глаза и прислушался.
Нет, никого. Проклятье, как обидно-то! Сгинуть вот так, после всего того, что ему пришлось пережить. Чувствуя, как вязкая трясина сковывает его ноги, а вода начинает подбираться к шее, он вдруг увидел себя совсем молодым и не готовым умирать. Может быть, позже, но не сейчас! В чем он ошибся? Зря отпустил Мусу и Ку-рьяна? Нет, если бы они остались с ним, то точно погиби бы. Нужно было двигаться дальше в сторону Житомира? Опять нет, там его точно бы сцапали волхвы, в этом можно было даже не сомневаться. Может быть, нужно было с самого начала плюнуть на этого Кирилла и жить себе спокойно? Наверное, так. Но кто мог знать, чем все обернется? Эх, эх…
— Это судьба, — неожиданно раздался голос рядом.
Марсель открыл глаза и увидел, что у самой топи на земле сидит Лада и жует травинку. Не зная, чего ждать от этой встречи, историк только растерянно моргнул.
— Не переживай, я вытащу тебя, но чуть позже. — Девушка ободряюще кивнула.
— Условия будешь ставить? — догадался Марсель. — Торговаться?
— Ты слишком плохого мнения обо мне, — усмехнулась жрица. — Нет, дело в другом. Просто сейчас ты, как мне кажется, больше готов слушать, чем во время нашей прошлой встречи. Да и мне как-то спокойнее. Учитель не знает о том, где я и с кем, так что я действую на свой страх и риск.
— Как ты нашла меня?
— Ну, сделать это было не так сложно…
— То есть ты все это время знала, где я нахожусь? Это ты наслала дружинников на Тараса?
— Я здесь ни при чем, это Владимир сам. — Лада покачала головой. — Я не всегда могу его контролировать, как ты, наверное, уже успел заметить. Впрочем, это не важно. Нет, я не могу тебя чувствовать постоянно, только в определенные моменты. Как сейчас, например. Ты звал на помощь, оказавшись в смертельной опасности. Это сильные эмоции.
— Мне приходилось испытывать их и прежде. Например, совсем недавно, когда твой жених решил избавиться от меня.
— Мне жаль, что он так повел себя. Я хотела вмешаться, но учитель сказал мне, что разберется сам.
— То есть ты хочешь сказать, что это он спас меня? — Эта новость ошеломила Марселя.
— Да, конечно. Или ты думал, что все произошло само собой? Нет, состоялся совет, на котором было принято решение о том, что ты не должен умирать таким образом.
— А как я должен умереть?
— Как — не знаю. Но не сейчас — это точно. Тебе не место здесь, среди нас — ни живому, ни мертвому. Но ты своеволен, так что предугадать, куда тебя заведет твое собственное упрямство, не под силу ни одному мудрецу. Вот сейчас, например, ты здесь. Доволен?
Девушка говорила уверенно, и Марсель подумал, что, возможно, они мыслят настолько по-разному, что между ними просто не может быть диалога. Зря он пытался объяснить ей свою позицию. Впрочем, может быть, она изначально была ошибочной? Ведь это не Лада сейчас находится по уши в грязи, в конце концов.
— Вытащи меня, — попросил он.
— Потерпи еще немного. Я хочу, чтобы ты выслушал и понял, что у меня нет выбора — я должна сделать то, что собираюсь.
— О чем ты?
— Я знаю, что человек не идеален. Волхвы — тоже люди, и они также могут ошибаться. Поэтому я не дам тебе утонуть здесь, хотя это стало бы решением всех наших проблем. Ты угодил сюда не в результате наших действий, а по собственной глупости. Можешь назвать это платой за твою самоуверенность. То есть если бы я не оказалась рядом, ты бы закончил дни здесь. Надеюсь, это ты понимаешь?
— Конечно, я же не дурак.
— Вот и хорошо. Представь, что тебя больше нет. Значит, ты в любом случае не смог бы повлиять на тот ход истории, который тебя не устраивает. Верно?
— Да, — проворчал Марсель, которому не понравилось, какой оборот принимал разговор.
— Выходит, будет честно, если я распоряжусь твоей дальнейшей судьбой так, как посчитаю нужным. Не согласен?
Он ничего не сказал и только исподлобья взглянул на Ладу. Не дождавшись ответа, девушка кивнула и продолжила:
— Будем считать, что это «да». Вот мы и подошли к тому, что я хотела сообщить. Я перемещу тебя в твое время. Это, конечно, будет противоречить приказу наставника, но мне кажется, что имею право принять такое решение самостоятельно. В конце концов, не он услышал тебя, а я. Для тебя ничего не изменится, ты продолжишь ту жизнь, которая у тебя была прежде.
— А если я не хочу той жизни? — тихо спросил Марсель. — Если она мне противна?
— Тогда ты останешься здесь и утонешь. Все просто.
— Кажется, ты только что говорила, что не собираешься ставить условий?
— Да, а еще я говорила, что человек не идеален, — усмехнулась жрица.
— Понятно.
— Итак, теперь ты услышал почти все. И можешь не беспокоиться о своих друзьях — я позабочусь о том, чтобы с ними все было в порядке. Они проживут долгую и счастливую жизнь, но без тебя.
Ученому хотелось многое сказать Ладе, но при этом он понимал, что любой его довод не имел для нее никакого веса. Поэтому он лишь вздохнул и закрыл глаза.
— Тогда действуй. Надеюсь, волхв хорошо учил тебя, иначе ты можешь…
* * *
Марсель хотел напомнить жрице о том, что он теперь имел отношение к двум реальностям, однако не успел договорить — тяжесть, внезапно навалившаяся на его грудь, заставила скорчиться от боли. В следующий момент он почувствовал, что лежит на ровной твердой поверхности. Вспомнив, где был перед тем, как совершить скачок во времени, историк медленно открыл глаза, ожидая увидеть над собой потолок продуктового магазина и обеспокоенное лицо продавщицы. Однако картина, представшая перед ним, сильно отличалась от той, что нарисовало его воображение. Помещение, в котором он находился, напоминало подвал — во всяком случае, темный низкий потолок и тусклая лампа, болтавшаяся на одном проводе, придавали комнате именно такой вид. Ничего не понимая, он пошевелил руками и ногами, чтобы убедиться, что ничто не сковывает их движений, и наконец медленно сел.
