— Не нужно, — коротко бросил Ранальд и одним плавным прыжком вскочил на коня. Развернул его и посмотрел сверху на брата. — Ты ждешь, чтобы я тебя поблагодарил? — спросил он. И снова в его голосе прозвучала та самая нота, которую Таун не мог понять.
Блэз поднял глаза. И покачал головой.
— Я только думал, что ты спросишь о своем сыне. — Жестокие слова, хотя, возможно, не были задуманы такими. Таун не мог сказать наверняка; младшего сына он тоже не понимал. Он увидел, как Ранальд стиснул зубы. Блэз прибавил ровным голосом: — Я собираюсь назначить его моим наследником в Горауте, а Фалька сделать регентом, если погибну в этой войне. Тебя это хоть немного интересует?
У него очень быстрый ум, подумал Таун, очень быстрый, если уже обдумал это. Он повернулся и посмотрел на Фалька де Саварика, но на лице у того ничего нельзя было прочесть, как и на лице стоящего рядом с Фальком Бертрана де Талаира. Это были люди, привыкшие к играм власти и привыкшие скрывать свои чувства в этих играх.
Ранальд де Гарсенк не так хорошо умел маскировать свои чувства.
— Как трогательно, — резко ответил он, словно выстрелил из арбалета. — Как чудесно видеть, что все мои родственники имеют виды на моего сына. Это освобождает меня от отцовской тревоги, должен сказать.
Блэз сказал по-прежнему мрачно:
— Учитывая то, что ты даже не потрудился спросить о его здоровье или о его имени, тебе не пристало говорить подобным тоном, брат.
Воцарилось молчание. Сам спокойный тон сказанных слов делал их резкими, ранящими сильнее. Таун чувствовал, как он сам и другие на мосту стали лишними, всего лишь наблюдателями за этой давней, горькой борьбой в семье де Гарсенков.
— Ну? — в конце концов произнес Ранальд, словно это единственное слово стоило ему больших усилий. — Скажи мне.
Таун увидел, как Блэз снова на долгое мгновение склонил голову, потом опять поднял ее.
— С ним все в порядке. Красивый, здоровый ребенок. Он похож на Гарсенка. Его зовут Кадар в честь его деда де Саварика.
Тут Ранальд рассмеялся тем же самым быстрым, горьким смехом, что и раньше, когда убежал его отец.
— Конечно, — произнес он. — Она должна была так поступить.
— Можно ли ее винить?
К его удивлению, Ранальд де Гарсенк перестал смеяться. Он покачал головой и сказал:
— Ты мне не поверишь, но я сказал и отцу, и королю, что готов отпустить ее, если она пришлет обратно ребенка. Ни один из них не согласился, да и она бы этого не сделала. — Он помолчал. — Если бы я прошлой осенью не поехал с Адемаром в Аубри, мне грозила немедленная казнь. Спроси у герцога де Саварика, твоего храброго нового союзника. Он тоже присутствовал на том сожжении по той же причине.
Настал черед Блэза промолчать.
— Я знаю, что он там был, — наконец ответил он. — Знаю, почему ты был там, Ранальд. Но Фальк де Саварик сегодня ночью дал свой ответ на это. Теперь он с нами. А ты собираешься вернуться в Кортиль. К кошмару той жизни. Я не понимаю. Не могу понять. Ранальд, ты не объяснишь мне, почему? — В его голосе прозвучала боль. Все стоящие на мосту ее услышали.
Ранальд де Гарсенк снова медленно покачал головой.
— Нет, — в конце концов ответил он. — Я тебе не настолько многим обязан. — Он помолчал, теперь он выглядел более спокойным, чем его младший брат. — И я не стану благодарить тебя за то, что не стал пытать меня, чтобы узнать местонахождение туннеля. Но вот что я скажу. — Он повернулся к герцогу Талаирскому. — Я не собираюсь возвращаться в Кортиль. Не забывайте, в своем стремлении высмеивать и недооценивать противника, с кем и с чем имеете дело. Я никогда этого не забываю, никогда, ни в один из дней или ночей моей жизни. — Он опять повернулся к брату: — Прощай, малыш Блэз, который станет нашим королем. Я помню, как учил тебя владеть мечом. Интересно, помнишь ли ты?
После этих слов он повернулся и исчез в ночи и в тумане, и только стук копыт его коня указывал, что он едет на восток.
— Конечно, я помню, — ответил Блэз, ни к кому не обращаясь.
Потом он повернулся и зашагал через мост к замку, мимо двух герцогов и всех коранов, которые быстро расступились перед ним. Постоял молча перед опускной решеткой, пока ее снова не подняли, давая ему проход внутрь, в дом его предков.
Ошеломленный быстротой событий, Таун Гарсенкский почувствовал большое облегчение, увидев порозовевшие щеки и веселый вид других людей, когда они все собрались в большом зале.
В конечном счете, никакого сопротивления не было. Объявление о прибытии Блэза де Гарсенка, подкрепленное еще более весомым присутствием почти тысячи вооруженных воинов герцога де Саварика, заставили тех коранов Гарсенка, которые могли иметь подобные намерения, смириться с ситуацией.
Проблема была не в этом. Проблема возникла, когда начались объяснения, пока слуги замка торопливо раздавали вино и еду и устраивали на ночлег не только тех, кто собрался в зале, но и воинов с севера, фермеров, которые также пришли вместе с Фальком, вооруженные самым разнообразным оружием.
Именно присутствие фермеров, которых велели взять с собой Фальку, вызвало затруднения. В конце концов, стояла зима. Кораны часто следовали за своим сеньором, куда бы он ни ехал, и для герцога не было ничего необычного в том, чтобы взять с собой часть своих домашних, если он отправлялся в Кортиль на холодные зимние месяцы, чтобы пить и затевать потасовки с придворными короля. Такая традиция установилась давно. Вот почему предполагали, что замок Гарсенк не слишком хорошо защищен. Но если Адемар приказал обычным земледельцам взяться за оружие в разгар зимы — значит, затевалось нечто необычное.
Фальк де Саварик это понимал. Однако он не знал, что именно затевается, так как еще не добрался до Кортиля, когда получил другой приказ. Его рассказ был прост. Он получил указания привести как можно больше людей. Учитывая то, в каком настроении пребывал король с осени, Фальк полагал, что не сможет просто проигнорировать эти указания. Он пришел к выводу, что король собирает войско перед весенним наступлением; это всегда было наиболее вероятным развитием событий.
На полпути к Кортилю его встретил гонец от верховного старейшины и передал другой приказ, требующий повернуть на запад, к замку Гарсенк, и встретиться там с Гальбертом. Гонец доложил, что надвигается угроза с юга и в самом сердце зимнего Гораута зреет предательство. Фальк знал, как и большая часть Гораута к этому времени, что Блэз де Гарсенк прошлой осенью заявил о своих притязаниях на трон.
Герцог Фальк привык жить своим умом, пусть ему недоставало жизнерадостности отца или уверенности монарха, которой обладал Кадар де Саварик. Он развернул свою тысячу, как и было приказано, и поехал по дороге, засыпанной снегом, в долине, но остановил войско у русла замерзшей реки два дня спустя, откуда до замка Гарсенк было полдня езды. И там, под серым небом, произнес речь.
