– Для чего ты влез в это безумие, Влад?
– Мне нужен твой ответ, Пересмешник, – жестко сказал он.
Я вскинул револьвер и выстрелил ему прямо в лицо. По его поведению я сразу понял, что из этой затеи ничего не выйдет, слишком спокойно он себя вел, но попытаться все же стоило. Пуля, не долетев до него нескольких дюймов, разрушилась и брызнула во все стороны раскаленными капельками.
– Глупо! – сказал Влад и без всякого предупреждения прыгнул на меня, подняв меч.
И к этому я тоже был готов, потому что никогда не заблуждался в проворстве палача. Несмотря на грузную фигуру и кажущуюся неуклюжесть, двигался он легко, плавно и невероятно быстро, словно ртутный шарик, перетекающий из одного состояния в другое, а меч стал продолжением его самого.
Мне пришлось попятиться, разрывая дистанцию. У Влада было преимущество в длине меча и гораздо большем опыте фехтовальных поединков.
– Ты хочешь знать, зачем все это?! – прорычал он, больше не улыбаясь. – Потому что среди истинных лучэров есть те, кто не равнодушен к происходящему в Рапгаре!
Удар! Еще удар! Я едва успевал уклоняться и сбивать направление клинка, рубя по его плоскости тростью.
– Правительство давно пора отправить на свалку истории! Они слишком размякли.
Меч вспыхнул пламенем и теперь с шипением оставлял за собой огненный шлейф. Буквы на клинке горели.
Jus vitae et necis.[47]
– Ты зарвался, Влад! Право на распоряжение жизнью и смертью есть лишь у палача, но не у преступника, попирающего законы собственного основателя!
Я едва избежал прямого тычка в лицо, оказался сбоку, попытался ударить его Стэфаном по плечу, но он проворно развернулся и рубанул по трости снизу вверх. Он явно остался разочарован. Пламенеющий клинок, вопреки его ожиданиям, не перерубил дерево, а отскочил в сторону, пронзительно взвизгнув, а Стэфан в ответ выругался из-за появившейся зарубки.
– Князья приходят и уходят, Пересмешник, превращаются в тлен, перерождаются в нечто новое!
Алые росчерки меча мелькали перед моими глазами и я, решив уйти с открытого пространства, отступил на кладбище, где у Влада было меньше пространства для маневра. Почти сразу же я понял, что особо ничего не выиграл. Рогэ без труда перерубил гранитный столб, словно тот был сделан из свечного воска.
– Остаются лишь те лучэры, кто управляет Князьями! Так было раньше, так будет и теперь! Посмотри, во что мы выродились!
– Если ты о себе, палач, то зрелище, действительно, жалкое.
Возможно, в другое время я мог бы выдерживать его темп, но на меня опять накатила дурацкая слабость, и я едва не оказался разрублен на две половинки. Анхель визжала от ярости, но подойти ближе к врагу и воспользоваться ею, я не мог.
– Nescio quid majus nascitur Rapgare![48] И никто этого не остановит, тем более – ты!
Я подцепил Стэфаном венок и швырнул в него, но неудачно.
– Слишком благосклонная политика к людям и Иным! Интересы первых детей Всеединого забыты! Уравнены в правах с чернью! Вот почему я здесь!
Я попытался перейти в атаку, но он с легкостью ее отразил, и пламя обожгло мне щеку, в такой близости пролетел Рогэ от моего лица.
– Мы высшая раса, глупый дурак, и достойны уважения, а не грязи, в которой теперь этот город! Старые традиции забыты, память предков попрана!
Еще один склеп разлетелся на кусочки под яростной атакой меча. Вот уж где попирается память предков!
Прыгать среди могил было делом нелегким, я боялся оступиться и упасть, а палач пер вперед, словно махор, снося все на своем пути. За ним оставалась широкая просека из разоренного кладбища.
– Магия усохла, подчинилась, упала на колени!
– Какое дело тебе до магии, самовлюбленный фанатик? – я почти достал его ударом по пальцам.
– Она лучше того, что есть сейчас! Этот прогресс низводит нас на уровень других! Потеряв магию, лучэры потеряли власть! Мы больше не правим миром! Мы либо вернемся к былой славе, либо исчезнем, уступив место людям или Иным! I, pe Tertium non datur![49]
– И ради этого вы готовы уничтожить тысячи жизней?! Ради возвращения в старину?! – я принял Облик, но он, широкими взмахами клинка не давал мне приблизиться к себе, даже когда я оставался невидимым.
– Твои уловки не помогут, Пересмешник! Тысячи умрут этой ночью, но их смерти спасут этот мир! Получив власть, мы сможем вести более мудрую политику, чем Князь!
Я вновь стал самим собой и перемахнул через кованую ограду, а затем отшатнулся за стеллу.
– Война была ошибкой! Мы влезем в нее по уши и проиграем! Уже проигрываем! От уважения к лучэрам, от страха перед ними не останется и следа!
Наконец-то мне повезло, я изловчился и попал ему тростью по пальцам левой руки, превратив их в головешки. Он заорал от боли, но меч, вопреки моему ожиданию, не выронил.
– Я убью тебе и одной рукой! – провыл Влад, едва не снеся мне голову.
Стэфан мигнул рубиновым светом, заставив моего противника сбиться с темпа, я вновь отпрыгнул, в который раз за время этого краткосрочного поединка, услышал за спиной тихий вскрик, и едва не наступил на Алисию в облике Эрин.
Она сидела связанная по рукам и ногам, ее плечи укрывало теплое пальто Влада.
– Убей его! – закричала девушка.
Это было гораздо сложнее сделать, чем сказать. Но, как оказалось, она обращалась не ко мне.
Влад, так и не опустив занесенный меч, застыл в виде полупрозрачной статуи розового кварца с искаженным от гнева ртом.
Дышал я тяжело, словно загнанная лошадь, и едва не проявил слабость – хотелось хотя бы на несколько минут лечь на ближайшую могильную плиту и перевести дух. Но вместо этого я подошел к Алисии и перерезал веревки на ее руках и ногах.
– Я думала, что пропала, – сказала она, убрав Облик и превратившись в юную чэру. – Спасибо, что ты меня спас.
– Это еще неизвестно, кто кого спас.
– Даже думать не хочу, что бы он со мной сделал, когда все закончилось.
– Ничего, – тут же ответил Стэфан. – Он бы умер, как и ты, и все те, кто сейчас здесь находится.
– Ты не мог бы вернуть мне Роббера?
Я достал из кармана пиджака золотую булавку, передал девушке, и та превратилась в ее руках в изумруд на золотой цепочке.
– Спасибо. Я услышала, как он меня зовет, и сочла, что стоит осуществить то, что я обещала этому чэру.
– Это было очень своевременное решение с твоей стороны.
Она устало улыбнулась, растерла тонкие запястья и сунула руки в рукава пальто палача, так как никакой своей теплой одежды у нее не было.
В этот момент Рогэ, так и оставшийся мечом, в отличие от своего хозяина, завибрировал и внезапно из него вырвался едва уловимый глазом поток горячего воздуха. Он окатил нас теплой волной, взметнул волосы и с хохотом метнулся в ночное небо, мелькнув и исчезнув среди снежинок.
