«Нет, — с трудом отозвался Иеро. — Я должен перевязать (лечить) ногу. Пока я занят этим, слушай, наблюдай и стереги».
Медведь кивнул и отошел от него.
Преодолевая боль, священник стянул свой кожаный сапог, полный крови, и осмотрел рану. Она казалась чистой. Дрожащими руками он ощупывал сумки, преодолевая волну беспамятства, грозившую затопить сознание. Наконец он нашел мешочек с медицинскими принадлежностями, осторожно нанес тонкий слой мази на кровоточивший порез и туго забинтовал ногу. Затем он принял таблетку лукинаги. Этот препарат, расширяющий ментальные силы, был к тому же сильным снотворным и снимал боль. Последним ощущением Иеро была тревога, что кто-то может взять верх над его разумом, пока он находится в бессознательном состоянии. Больше он ничего не помнил.
Иеро очнулся в сумерках. Тишина раннего вечера легла на страну деревьев; перистые листья пальмы неподвижно висели над его головой в безветренном воздухе. Очевидно, он проспал целый день. Оглядевшись, священник заметил, что лежит на куче пальмовых листьев и что его второй сапог снят. Инстинктивно его рука метнулась к поясу, где должен был находиться тяжелый нож. Оружие было на месте.
Он сел, ощущая небольшое головокружение. В нескольких футах от его постели лежал Горм, всхрапывая во сне. От ручья, из зарослей кустарника, доносился хруст. Иеро послал мысленный сигнал, и Клоц мгновенно очутился рядом; челюсти лорса ритмично двигались, перетирая траву и ветки. Клоц встряхнул головой, и фонтан брызг от его длинной мокрой шерсти ударил в лицо священнику.
— Прочь, прочь, невежа, ты утопишь меня! — отплевываясь, вскричал человек, но его сильные руки нежно гладили огромную голову и рога животного.
— Твои рога твердеют, мой мальчик, и это хорошо. Там, куда мы идем, никакое оружие не будет лишним… — Иеро перешел с речи на мысленную связь, велев лорсу стоять рядом, пока он попытается встать.
Он выяснил, что может выпрямиться с большим трудом; при каждом движении в ноге начинала пульсировать боль. Однако ему удалось расседлать Клоца и снять с него седельные сумки. Он отпустил лорса, но приказал ему оставаться поблизости от лагеря и продолжать наблюдение. Затем, опустившись на землю, он повернулся к Горму; тот проснулся и сидел в траве, уставившись на человека. Иеро протянул руку и осторожно погладил медвежий нос.
«Спасибо, братец, — передал он вместе с ощущением дружеской теплоты и привязанности. — Как тебе удалось сделать постель из листьев? И почему ты снял мой сапог?»
Последнее было неразрешимой загадкой для священника. Он полагал, что молодой медведь достаточно умен, чтобы соорудить постель — такую же, какую делают медведи в своих зимних берлогах. Но как это создание могло догадаться, что его ногам нужен отдых и что для этого следует снять второй сапог?
«Было в твоей голове, — услышал он поразительный ответ. — Я смотрел, чтобы понять (что) надо делать. Твое сознание не спало, — добавил Горм, — и можно было увидеть все, что в нем есть, если посмотреть. Я смотрел очень немного, но все, что увидел, постарался сделать».
Иеро вновь достал мешочек с бинтами и лекарствами и тщательно осмотрел раненую ногу. Одновременно он размышлял над услышанным от медведя. Невероятно! Но, должно быть, правда! Только он сам знал, что полагается делать, и молодой медведь получил это знание прямо из его мозга. Горм не мог оказать ему хирургической помощи, но сделал удобную постель и ухитрился стащить сапог, чтобы раненому было удобнее спать.
Священник собрал все силы и волю — то, что предстояло ему теперь, являлось неприятной, но нужной процедурой. Сначала он разрезал и содрал набухшую от крови повязку, наложенную утром; далее, подбадривая себя блокирующими боль психологическими приемами и небольшой дозой лукинаги, со сноровкой опытного врача промыл рану и соединил ее края. Сорок стежков легли затем вдоль длинного разреза; наконец рана была продезинфицирована и забинтована. Иеро натянул сапог на правую ногу, а на левую надел чистый чулок и мокасин, взятые из сумки. Покончив с этим, он велел медведю взять окровавленные тряпки и закопать их где-нибудь поглубже.
Сделав все это, он в изнеможении привалился спиной к стволу пальмы; руки его дрожали, крупные капли пота выступили на лбу. Прошло некоторое время, прежде чем у него хватило сил внимательно оглядеться вокруг. Уже темнело, но черные пятна крови, рассеянные тут и там по траве, были еще заметны; однако трупы его утренних противников исчезли.
Из сгущающихся сумерек пришел ответ Горма: «Большой (с рогами на голове) и я спрятали этих. Их тела привлекали других созданий, но только маленькие (животные) приходили. Мы отпугнули их».
Он передал образы шакалов, лис, дикого кота и других мелких хищников.
Итак, медведь и лорс могли работать вместе, даже когда он не руководил ими! Это поразительно, подумал Иеро. Это означает, что медведь способен предвидеть последствия своих действий и дать необходимые команды Клоцу. Обширное поле для размышлений и будущих исследований, решил человек.
«Ты не ощущаешь никакой опасности для нас?» — спросил он Горма.
«На каком расстоянии (как далеко)?» — ответил тот вопросом на вопрос.
Очевидно, медведю было неясно, какое расстояние до опасности имеет в виду человек.
Затем Горм попробовал пояснить свою мысль: «Длинный путь (имеется) много далеких опасностей. Но только одна близкая, и она пришла сверху (с неба)».
И медведь передал ощущение чего-то крылатого и неприятного.
Человек попытался вникнуть в этот образ, но достиг немногого. Ему представилось неясное видение какого-то объекта с крыльями, но явно не птицы. Этот предмет медведь наблюдал днем раньше, и от него исходило острое ощущение зла.
Отметив эту новую важную информацию, которую надо будет со временем уточнить, и решив не появляться на открытом пространстве, Иеро распаковал свое имущество. Хромая, он дотащился до воды и смыл с оружия кровь, после чего наточил копье и меч. Вернувшись обратно, он перезарядил метатель, сунув его обратно в чехол.
Снова усевшись под пальмой, священник поел немного пеммикана и сухарей. Он предложил пищу Горму, но тот отказался, заметив, что весь день ел чернику. Медведь показал Иеро место, где ягоды росли особенно густо, и человек, прихрамывая, набрал несколько горстей. Затем он наполнил водой большую флягу, висевшую у седла, и маленькую, которую обычно носил у пояса. Воспользовавшись последним светом угасавшего дня, обмылся в ручье, стараясь не замочить раненую ногу. Обсохнув и одевшись, Иеро произнес вечернюю молитву и улегся на груде пальмовых листьев. Казалось, ничто в ночи не предвещало опасности; звуки, доносившиеся из леса, не возбуждали тревоги. Предсмертный крик кролика, верещание белок, мяуканье дикого кота и поскрипывание сосновых стволов — естественный привычный голос Тайга. Иеро уснул спокойно.
На следующий день рассвет оказался туманным. Ветра не было, но сизые тучи клубились в небесах, временами закрывая солнце. Иеро вновь надел сбрую на своего скакуна, и после скудного завтрака человек и медведь решили покинуть речное русло. Они двинулись новым путем, который все более отклонялся к югу. Нога священника теперь отзывалась только тупой болью; отдых и могучее здоровье восстановили его силы не хуже, чем целительные средства докторов аббатства.
В течение пяти дней они спокойно путешествовали под кронами великих сосен Тайга, постепенно продвигаясь на юг. Путники несли бдительное наблюдение, останавливаясь на отдых только под прикрытием деревьев, и редко использовали мысленную речь, хотя вокруг не было ничего угрожающего. Дичь тут водилась в изобилии, и Иеро проткнул копьем огромную куропатку, весившую втрое больше индюка прошлых времен. Разложив небольшой костерок, он наскоро прокоптил грудку птицы, весившую около одиннадцати фунтов; этого ему и Горму должно было хватить на несколько дней.
На шестые сутки священник прикинул, что они сделали около восьмидесяти миль; теперь можно было чувствовать себя спокойнее. Кого бы злоба Нечистого ни послала в погоню, они имеют теперь большое преимущество во времени, решил Иеро. Он не мог себе представить силу и возможности своих врагов, не мог угадать, какую ярость в них пробудило совершенное им убийство одного из высших членов их Темного братства.
К полудню почва стала болотистой и сырой. Было ясно, что, двигаясь в этом направлении, они достигнут болота или границы открытой воды. Иеро скомандовал остановку, достал свои карты и принялся изучать их, иногда советуясь с медведем.
Перед ними простирался огромный район, приблизительно изображенный на одной из метсианских карт, — гигантское болото Пайлуд, никем и никогда не пройденное. Опыт и знания медведя мало могли здесь помочь, хотя он и согласился с тем, что за полосой трясин должно лежать Внутреннее море, как это подсказывала карта. Горм инстинктивно чувствовал большую воду на расстоянии многих десятков миль, но никогда в своей жизни он не путешествовал так далеко, как сейчас с Иеро.
