Я наклонился, чтобы взять ее прежние покупки. Горшок как-то редкого мягкого сыра, особенно ею любимого, мешочек листьев калкей для ароматизации свечек и тщательно завернутый пакет с ярко-красными перцами, которых, предупредила она, лучше не касаться голыми руками. Они были для бабушки нашего садовника: она утверждала, что знает рецепт зелья, которое поможет избавиться от шишек на старых суставах. Молли хотела попробовать его. В последнее время она страдала от ноющей боли в пояснице. Рядом с ним лежал закрытый пробкой горшок, в котором был чай для укрепления крови.
Я взял все и, обернувшись, наткнулся на девушку в красных туфельках.
— Прошу прощения, — сказал я, отступая от нее, но она с веселой улыбкой посмотрела на меня.
— Ничего страшного, — заверила она, склонив голову. Потом ее хитрая улыбка стала еще шире, и она добавила: — Но если вы хотите извиниться за то, что почти наступили на мои очень новенькие туфли, можете купить мне кружку сидра.
Я ошеломленно смотрел на нее. Она думала, что я наблюдал за ней, когда связывался Скиллом с Неттл. Да, на самом деле, я смотрел на нее, но она ошиблась, приняв это за интерес мужчины к хорошенькой девушке. Хотя она была и впрямь довольно симпатичной и молодой, намного моложе, чем показалось с первого взгляда. Так же, как и я оказался намного старше, чем предполагал ее заинтересованный взгляд. Ее просьба была одновременно лестной и тревожной.
— Вам придется ограничиться моими извинениями. Я иду встречать жену, — я кивнул в сторону Молли.
Девушка повернулась, посмотрела прямо на Молли и снова обратилась ко мне.
— Жену? Или все-таки мать?
Я смотрел на девушку. Все очарование ее молодости и привлекательности исчезли из моей души.
— Простите, — холодно сказал я и отошел от нее к моей Молли.
Знакомая боль сжала сердце. Это был страх, с которым я боролся каждый день. Молли старела быстрее меня, годы медленным и неумолимым потоком уносили ее все дальше и дальше. Я приближался к пятидесятилетию, но мое тело упрямо сохраняло состояние человека тридцати пяти лет. Усиленное Скиллом исцеление годы назад до сих пор имело способность пробуждать ярость тела при малейшей ране. Под его контролем я редко болел, порезы и синяки быстро заживали. Прошлой весной я упал с сеновала и сломал предплечье. Той ночью я лег спать с крепко примотанным лубком, а проснулся голодным и слабым, как волк зимой. Рука болела, но я мог ею пользоваться. Ненужная магия держала меня здоровым и молодым. Ужасное благословение. И все это время я наблюдал, как Молли медленно сгибается под тяжестью прожитых лет. С момента обморока в Зимний праздник ее увядание, казалось, ускорилось. Она стала быстрее уставать, время от времени случались головокружения и помутнение зрения. Это печалило меня, она же выбрасывала эти случаи из головы и отказывалась их обсуждать.
Когда я пошел навстречу Молли, то заметил, как ее улыбка стала натянутой. Она не пропустила моего разговора с девушкой. Я заговорил первым, стараясь перекричать шум рынка.
— Неттл связалась со мной Скиллом. Это Чейд. Он тяжело ранен. Они хотят, чтобы я приехал в Баккип.
— Ты должен уехать сегодня вечером?
— Нет. Сейчас же.
Она посмотрела на меня. Эмоции скользили по ее лицу, одна за другой. Досада. Гнев. А потом, к моему ужасу, смирение.
— Ты должен, — сказала она.
— Боюсь, что да.
Она коротко кивнула и взяла несколько пакетов из моих перегруженных рук. Вместе мы пошли через рынок в сторону гостиницы. Наша маленькая двухколесная повозка стояла на улице. Я оставил лошадь в конюшне, надеясь провести ночь в гостинице. Я уложил остальные ее покупки под сиденье и сказал:
— Знаешь, ты не спеши домой. Оставайся и насладись отдыхом в базарный день.
Она вздохнула.
— Нет. Я позову конюха, чтобы он привел лошадь прямо сейчас. Я приехала не на рынок, Фитц. Я приехала, чтобы провести день с тобой. И он закончился. Если мы сейчас поедем домой, ты сможешь выехать еще до вечера.
Я откашлялся и сообщил ей:
— Это слишком срочно. Я пойду через камень на холме Виселиц.
Она смотрела на меня, приоткрыв рот. Я встретил ее взгляд, пытаясь скрыть свой собственный страх.
— Я не хочу, чтобы ты это делал, — выдохнула она.
— Я тоже не хочу.
Она долго вглядывалась в мое лицо. На мгновение сжала выцветшие губы, и я решил, что она начнет спорить. Затем она сухо сказала:
— Приведи лошадь. Я отвезу тебя туда.
Это была легкая прогулка, но я не стал спорить. Она хотела быть там. Она хотела посмотреть, как я войду в камень и исчезну. Она никогда не видела, как я это делал, и никогда не желала увидеть. Но если я должен это сделать, она хотела быть рядом. Я знал, что она думает. Если подведет Скилл, это может стать нашей последней встречей. Я оставил ей это утешение.
— Я попрошу Неттл отправить птицу из Баккипа, как только окажусь в полной безопасности. Так что ты не должна волноваться.
— О, я буду волноваться. Все эти день-полтора, пока не прилетит птица. Это то, что я умею лучше всего.
Тени только начали удлиняться, когда я снял ее с повозки на холме Виселиц. Пока мы шли по крутой тропинке к вершине холма, она держала меня за руку. Приречные дубы не могли похвастаться кругом стоячих камней, как замок Баккип. Здесь были только старые виселицы, занозистое серое дерево, иссушенное летним солнцем, с ромашками, весело и нелепо растущими у подножия. А за ними, на самом гребне холма, одиноко торчал черный с серебряными прожилками камень, камень памяти. Высотой с трех мужчин, он имел пять сторон, и на каждой был высечен один глиф. Когда мы открыли истинное назначение камней памяти, король Дьютифул разослал группы людей, чтобы очистить каждый камень, переписать глифы и их расположение. Каждый глиф символизировал пункт назначения. Некоторые теперь мы знали, но большинство остались загадкой. Даже после десяти лет изучения свитков о забытой магии Скилла, большинство практиков расценивали переходы с помощью каменного портала как опасные и изнурительные.
Мы с Молли обошли камень, оглядывая его. Солнце светило мне в глаза, когда я заметил символ, который перенесет меня к Камням-Свидетелям возле Баккипа. Я смотрел на него, чувствуя холодный ком страха в животе. Я не хотел этого делать. Мне придется.
Камень стоял, черный и тихий, завораживающий, как пруд в жаркий летний день. И, как бездонный омут, он способен затащить меня в свои глубины и утопить навсегда.
— Вернись ко мне, как только сможешь, — прошептала Молли. А потом она пылко обняла меня и заговорила в мою грудь: — Ненавижу дни, когда нам приходится расставаться. Ненавижу эти обязанности, которые до сих пор висят на тебе, эти попытки разорвать тебя на кусочки. Ненавижу, когда ты мчишься по первому их зову.
Она жестоко бросала слова, и каждое маленьким кинжалом вонзалось в меня. Потом она добавила:
— Но мне нравится, что ты человек долга. Наша дочь зовет, и ты идешь к ней. И мы оба знаем, что это твой долг, — она глубоко вздохнула и покачала головой, отходя от вспышки гнева. — Фитц, Фитц, я до сих пор так ревную к каждой минуте твоего времени. И чем больше я старею, тем, кажется, еще ближе хочу прижаться к тебе. Но иди. Иди, сделай, что должен, и возвращайся так быстро, как только сможешь. Но не через камни. Вернись ко мне безопасным путем, дорогой.
Простые слова, а я по сей день не знаю, почему они укрепили мое мужество. Выпрямившись, я прижал ее еще сильнее.
— Со мной все будет в порядке, — заверил я ее. — Тот раз, когда я заблудился в камнях, случился только потому, что я слишком часто использовал их в течение нескольких дней. Сейчас это будет просто. Я зайду сюда и выберусь из Камней-Свидетелей у Баккипа. И первое, что я сделаю, это отправлю птицу, чтобы дать тебе знать, что все хорошо.
— Ей понадобится по крайней мере день, чтобы добраться сюда. Но я буду ждать ее.
Я снова поцеловал ее, а затем разжал руки. Мои колени дрожали, и вдруг я пожалел, что не напился. Столкновение с внезапной и неведомой опасностью отличается от сознательного погружения в известную и опасную для жизни задачу. Представьте себе сознательный шаг в костер. Или через фальшборт корабля в шторм. Я мог умереть. Или того хуже, не умереть, а остаться навеки в холодной черной тишине.
Всего четыре шага. Я не мог упасть в обморок. Я не мог позволить увидеть ей мой ужас. Я должен был сделать это. Камень был всего в нескольких шагах… Я поднял руку и помахал Молли, но не смог посмотреть на нее. Горло сдавило от страха. Ту же руку я приложил к черному камню, под символ, который доставит меня в Баккип.
Поверхность камня была прохладной. Неописуемым образом Скилл влился в меня. Я не шагнул в камень — он поглотил меня. Момент черного сверкающего небытия. Неопределимое чувство спокойствия ласкало и искушало. Я почти понял что-то прекрасное, я готов был схватить его. Я не просто понимал, я сам был им. Полностью. Забывая про все… про всех… навсегда…
