− Всё бывает впервые, − ответ Севира, напротив, звучал почему-то глухо, безразлично даже. Элина, не сдержавшись, обернулась. Тот, скрестив руки, опёрся о стену и смотрел в потолок. Взгляда её так и не заметил. – Продолжим? Время позднее. Девочке завтра рано вставать. Вам и мне, впрочем, тоже.
− Простите, − удивительно, как резко стушевался Артемий Трофимович, − возьмёмся за документы.
Он заново стал копаться в ящиках стола и, в конце концов, достал коричневую папку. Чёрными буквами прямо на лицевой стороне написал «Дело ученика № 433» и чуть поменьше, уточнив у неё, «Левицкая Элина Дмитриевна». А после начался допрос. Как иначе это назвать? Ей пришлось отвечать на самые разные вопросы: от возраста до количества друзей. Было неловко. Ужасно неловко. Одно дело отвечать на стандартные, безличные, ничего не значащие, другое, когда пытаются залезть в сокровенное и болезненное, ещё и с таким лицом. Прямо как у её отца, стоило заговорить о музыке. Как у мамы, если Элина вдруг решалась поделиться тем, как прошёл день. Равнодушным.
А ещё здесь оставался Севир, который тоже мог всё это слышать. И пусть ему, откровенно, было плевать больше всех, перед ним хотелось казаться лучшей версией себя.
Того ли они ждали? Можно ли взять и так просто начать рассказывать незнакомцу: «А вот знаете, друзей у меня никогда не было. Даже знаменитые родители не спасали. Потому что пока остальные общались, гуляли и жили, я зубрила домашку, ходила на секции, прослушивания, олимпиады и мечтала больше никогда не просыпаться. Пыталась заслужить любовь, думала, что если стану идеальной во всём что-то изменится. А потом так привыкла к одиночеству, что совсем разучилась разговаривать. Но в один момент это изменилось, у меня появился первый друг. Только вот я всё испортила, не уберегла. Как иначе? Я проклята одиночеством, и если это спасёт моих близких, значит, так тому и быть». Не лучшее откровение даже для костра и гитары. Поэтому все ответы оставались лаконичными и сухими, лишь бы не показать ненужных эмоций, не сболтнуть лишнего. Но даже так Артемий Трофимович к концу стал неодобрительно покачивать головой.
На вопросе о родителях Элина споткнулась и обернулась за помощью к Севиру, не зная, как правильно рассказать о случившемся. Но тот, будто намеренно избегая скользкой темы, пробормотал лишь: «Кое-что случилось. Подозреваю, их забросило на полунощные земли. Но Хранители Пути уже поставлены в известность и разберутся сами». Элина впервые слышала об этом! Почему не сказал сразу? Почему если и договорился обо всём, не поделился и не успокоил? Неужели хотел, чтобы мучилась подольше?
Подводя к концу, Артемий Трофимович пообещал, что подаст документы в Канцелярию и в ближайшие месяцы для неё будет сделано удостоверение личности и другие бумажки, нужные, чтобы спокойно существовать в их мире, а также заикнулся о неком пособии для таких как она, потерянных. Что бы это могло значить? Тех, кто не знал о магии? Не жил здесь?
− Полагаю, придётся направить кого-то за вещами. Времени на сборы Вам не дали, − он укоризненно глянул в сторону Севира. – Что до прочего…Пропуск и учебники возьмёте в библиотеке, расписание узнаете у старосты. Та будет сопровождать Вас на занятия и, пока не освоитесь, помогать. Так что не стесняйтесь.
Элина приподнялась на затёкших ногах, готовая уходить.
− Ах да, и ещё одно, чуть не забыл, − послушно остановилась, внимательно слушая. − Как же его? Устройство Ваше…Телефон, точно. При Вас?
− Да? – похлопав по карманам, Элина вытащила тот, весь поцарапанный. Как выключился в буране, так больше она и не вспоминала.
− Очень хорошо. Тогда позвольте его изъять. Не переживайте, это временно. Механик поработает над ограничителями и всем прочим. Спросите у него самого, если станет интересно. Я в этом несильно разбираюсь.
Не без труда Элина передала телефон. Пусть не работал, пусть не включался. Там столько всего. Целая жизнь.
− Дорогая директриса ещё у себя? – уточнил Севир.
− Последнее время задерживается даже дольше нашего. Не удивлюсь, если совсем не спит, благо, что бессмертная, но и на её состоянии это может сказаться. Вам ли не знать, Севир Илларионович. Вы бы, может, поговорили с ней, − голос мужчины отчётливо поменялся, сделавшись мягче.
− Вам ли не знать, насколько упряма эта женщина. Боюсь, ей моё «неуместное сование носа не в своё дело» совершенно не понравится.
Так, распрощавшись с Артемием Трофимовичем, они вдвоём покинули кабинет и молча вышли на улицу, где истуканом продолжал стоять и ждать Смотритель.
− Как думаете, на сегодня хватит приключений? – обратился к ней Севир, и то прозвучало даже ласково.
− Точно хватит, – не сдержала усталый смешок. − На всю жизнь хватит.
− Всё ещё впереди. Но сейчас Вам пора отдохнуть. Смотритель отведёт до общежития, комендантша установит комнату. Не о чем волноваться.
− Спасибо, − она кивнула. Пусть и ужасно, но он старался и на самом деле многое сделал для неё.
Смотритель повернул в сторону дороги и покачал лампой, как бы подзывая и намекая, что надо выдвигаться. Элина в последний раз улыбнулась Севиру и поспешила к тропинке. Ещё долго она чувствовала на себе чужой взгляд.
Прошли они совсем немного − минут пять, хотя для усталого разума эти блуждания в темноте показались вечностью. Смотритель остановился напротив коробочного здания − её будущего пристанища. Вход оплело плющом, сквозь окошки в дверях был виден холл. В остальном место казалось совершенно безлюдным и тихим. Смотритель вновь качнул лампой, буквально подначивая: «иди».
− Спасибо, − вышло по привычке, хоть Севир и твердил, что так не надо.
В ответ тот, конечно, ничего не ответил и быстро скрылся в темноте одним большим светлячком.
Не давая себе испугаться и надумать чего, Элина последовала наставлению и отворила тяжёлую дверь. Её сразу обдало теплом. Холл весь был сделан словно из стекла, лестниц и растений. Стены увешены зеркалами, большими и маленькими, а где нет их, там есть лозы и листья папоротников. По бокам две каменные лестницы, а меж ними мини-оранжерея, стеклянная и набитая горшками с гортензиями и кактусами. Через квадратное окошко в двери она различила пожилую женщину, которая сидела, сгорбившись, и читала какую-то книгу. Элина и не поняла сначала, что там живой человек. Старушка ужасно походила на нахохлившуюся сову: толстые стёкла очков увеличивали глаза раза в два, а нагромождение платков, шалей и бусин легко было принять за оперенье. К тому же стоило двери хлопнуть, как та резко повернула голову. Элина побоялась, что сейчас убегать придётся ещё от какой нечисти. Но потом вспомнила: «Наверно, эта та самая комендантша»
− Милочка, ты на время смотрела? Отбой пробил уже третий час как.
− Простите, − Элина замешкалась. − Но я новенькая, меня только отпустили. И сказали, что Вы выделите комнату.
− Ещё одна, − проскрипела она, перебирая бусы. − Думаешь, на меня подействует такая ложь? Придумали бы уже чего поубедительней, всю неделю только это и слышу.
− Но, − едва нашлась, что возразить, − но это правда. Я не вру.
Кажется, пропускать её никто не собирался. Старушка подбоченилась, приняла позу мегеры, собираясь доказывать свою власть и защищать вотчину. И что теперь делать? От усталости и волнения уже ноги подкашивались.
Внезапно на весь холл раздалась противная ушам трель: маленькие молоточки остервенело крутились и били о колокольчик на столе. Элина сморщилась – ещё немного и её душа точно уйдёт в астрал. С глухим хлопком что-то упало прямо старушке в руки, сбив очки с носа. Приподнявшись на носках, Элина незаметно заглянула за прилавок. Там оказался красный бархатный конверт с сургучной печатью. Может предупреждение о ней? Пожалуйста! Было бы очень кстати. Что вообще отправляют поздней ночью?
И, кажется, надежды оправдались. Пухлые пальцы разорвали конверт и заскользили по строчкам. Сложив бумагу вдвое, лицо старушки скривилось. Нахохлившись, та ещё больше стала похожа на сову – осталось ухнуть и повернуть голову на все триста шестьдесят градусов.
