На том и порешили.
На следующий день я официально просил Великого Магистра об аудиенции; просьба моя была удовлетворена незамедлительно, даже обычного ритуального получаса в приемной не пришлось сидеть.
Я не стал ходить вокруг да около, а сразу, с порога, объявил, что желаю немедленно стать Мастером Рыбником. Говорил так, словно замыслил великое благодеяние. Ну как же, я – я! – собираюсь работать для общей пользы. Можно начинать кланяться.
Поэтому я искренне удивился, когда Великий Магистр озадаченно покачал головой и, вместо тогочтобы в пляс пуститься на радостях, погрузился в размышления. Но ничего не попишешь, пришлось стоять и терпеливо ждать его решения. Я был так разочарован, что даже забыл рассердиться.
Наконец старик прервал молчание и спросил: “Зачем тебе?”
Я был вынужден констатировать, что восторга в связи с моей внезапной готовностью посвятить себя тяжелому труду на благо ордена он явно не испытывает. Такая неблагодарность меня, можно сказать, подкосила. Но провалить эту часть плана было никак нельзя, поэтому я пустился в объяснения. Дескать, хочу приносить ордену больше практической пользы, поскольку чрезвычайно благодарен за… ну, понятно, что говорят в таких случаях.
Великий Магистр лишь досадливо отмахнулся. Ну еще бы. Усвоенная в детстве привычка считать окружающих доверчивыми идиотами все же не раз меня подводила. Как и следовало ожидать, старик неплохо разбирался в людях и не мог не понимать, что в моих устах речи о благодарности и пользе звучат, мягко говоря, довольно необычно и не слишком правдоподобно.
Я понял, что мне не верят и нужно срочно придумывать новые аргументы – не правду же ему рассказывать. Проблема состояла в том, что лгать я так толком и не выучился: нужды до сих пор не было. Люди обычно прибегают ко лжи, когда хотят избежать наказания или получить желаемое. Меня никогда не наказывали, а желаемое я получал незамедлительно или же брал сам, никого не спрашивая, в зависимостиот обстоятельств. Поэтому я оказался плохо подготовлен к важнейшему, как мне тогда казалось, разговору в моей жизни.
Чтобы не молчать, я принялся говорить, что беспокоюсь о своей карьере – вот, дескать, отец никогда не работал для ордена, поскольку был богат, и проходил в младших магистрах до самой смерти, не хотелось бы повторить его ошибку.
“Это уже больше похоже на правду, – кивнул Великий Магистр. – Но это не вся правда. Почему ты выбрал именно эту должность? У нас в ордене достаточно другой работы, в том числе куда более почетной и интересной”.
Если бы к тому моменту я успел познакомиться с сэром Максом и наслушаться историй о причудливых религиозных верованиях его соотечественников, я бы непременно пожелал дотошному старцу провалиться в преисподнюю. А так пришлось довольствоваться несколькими древними проклятиями, которые вычитал в книгах. Увы, для того чтобы они подействовали, необходимо ругаться вслух, а я пока не мог позволить себе такую роскошь.
Пришлось импровизировать. Я стал многословно объяснять, что продумал все до мельчайших деталей. Дескать, во-первых, работа Рыбника отнимает всего один день из дюжины – это очень важно, поскольку мне по-прежнему требуется много свободного времени для занятий. Во-вторых, эта работа поможет мне развивать и совершенствовать свои способности. А в-третьих, – тут я выложил свой главный козырь, не припасенный заранее, а придуманный на ходу, но оттого не менее убедительный, – я знаю, что на эту должность никогда не назначают младших магистров. А я рожден для того, чтобы стать исключением из всех мыслимых правил, поэтому должность Мастера Рыбника – именно то, что требуется. Для начала.
Вот на этом месте Великий Магистр мне поверил. Такие аргументы прекрасно вписывались в его картину мира, то есть полностью соответствовали его представлениям о моем характере.
Словом, мне удалось выкрутиться, но подписывать приказ о моем немедленном назначении старик вовсе не спешил. Вместо этого он принялся объяснять, что работу Мастера Рыбника нельзя назвать увлекательной, к тому же она требует серьезной предварительной подготовки. Дескать, личное могущество и глубокие теоретические познания – это одно, а умение – совсем другое. Без соответствующих навыков никто не сможет подолгу удерживать воду в дырявом аквариуме, тем более в нескольких. Это вам не с собственной чашкой управляться – ну и все в таком духе.
Но я твердо стоял на своем.
К этому моменту я уже почти забыл о настоящей цели, ради достижения которой нужно было добраться до этих грешных аквариумов. Меня разобрал азарт. Я полагал, что уже вложил в это дело слишком много себя. Я всегда был скуп, если речь заходила о моем времени и внимании, поэтому долгий ужин с Йотти Енки и изматывающая беседа с Великим Магистром казались мне нешуточной жертвой. Отступить было решительно невозможно. Или я получу эту должность, или пусть Мир рухнет вот прямо сейчас, прежде чем я успею узнать, что проиграл, – такова была моя бесхитростная позиция по этому вопросу.
Забегая вперед, скажу, что Мир, насколько мне известно, так толком и не рухнул, зато Великий Магистр сдался, не выдержав моего напора.
Мне, впрочем, пришлось пойти на значительные уступки. Как ни крути, а сперва предстояло потратить кучу времени на обучение. Убедить меня в том, что это не начальственная блажь, а насущная необходимость, оказалось проще простого: Великий Магистр отвел меня в собственную ванную, где продемонстрировал дюжину великолепных бассейнов и одно бездонное, точнее, дырявое корыто, где он обычно плескался по утрам для поддержания здоровья. Наполнил корыто водой и тут же вышел вон, оставив меня наедине с негодным вместилищем влаги, которое немедленно начало протекать. Я опешил. Одно дело – высокомерно полагать, что справишься с любым количеством дырявых лоханок, и совсем другое – удержать воду в одном-единственном огромном корыте. Хуже всего, что я не знал, как подступиться к этому делу. Поэтому почти инстинктивно обхватил корыто руками, как будто оно было огромной, не по росту, но все-таки чашкой, – а что мне еще оставалось? На помощь мне тут же пришли все условные рефлексы, выработавшиеся за долгие годы обращения с дырявой посудой. Вода перестала вытекать, я самодовольно ухмыльнулся. Дескать, так и знал, ничего особенного тут нет, нужно только привыкнуть к новому размеру и форме сосуда.
Четверть часа спустя я переменил мнение. Удерживать воду в проклятом корыте оказалось самой тяжелой работой, какую мне когда-либо доводилось выполнять. Это требовало полной концентрации и самоотдачи, предельного напряжения сознания и мышц – то есть на самом деле мышечные усилия тут, конечно, не требовались, но я чувствовал, что не справляюсь, вот и помогал себе всем телом, как умел. Сказать, что с меня семь потов сошло, – не сказать ничего. Тем не менее я знал, что скорее умру, чем сдамся. И предполагал, что такой исход вполне вероятен, поскольку силы человеческие – даже мои! – небезграничны.
