– Тут написано по-английски – ЛОВУШКА, Олег.
У нее по этому языку было «отлично».
Мы будем жить с тобой в маленькой хижине
На берегу очень быстрой реки.
Никто и никогда, поверь, не будет обиженным
На то, что когда-то покинул пески.
На берегу очень быстрой реки,
На берегу этой тихой реки,
В дебрях чужих у священной воды,
В теплых лесах безымянной реки.
Движенья твои очень скоро станут плавными,
Походка и жесты – осторожны и легки.
Никто и никогда не вспомнит самого главного
У безмятежной и медленной реки.
На берегу очень дикой реки,
На берегу этой тихой реки,
В дебрях чужих у священной воды,
В теплых лесах безымянной реки.
И если когда-нибудь случится беда —
Найди верный камень там, где скалы у реки.
Прочти то, что высекла холодная вода, —
Но ты эту тайну навсегда сбереги.
На берегу очень дикой реки,
На берегу этой тихой реки…
«Nautilus Pompilius»
Впервые за несколько дней мы были по-настоящему сыты. Впервые – сидели у огня в помещении. Впервые – на одеялах, которые еще немного попахивали сыростью.
Прежние хозяева (или захватчики?) этой башни запасли огромную поленницу сухих, звонких березовых и ольховых дров на втором этаже, куда уводила винтовая лестница (она же вела и к люку, выходившему, наверное, на крышу, на сторожевую площадку, но мы туда не полезли). На поленнице лежали тонкие, но прочные и легкие серые одеяла – Танюшка, осмотрев и подергав их, сказала, что это настоящая верблюжья шерсть. Одеял было десятка три, все не новые, но чистые. А за поленницей – в промежутке между ней и стеной – нашлись совершенно неожиданно слегка подмокшие сухари и несколько консервных банок с незнакомыми этикетками на непонятном языке, мне показалось – голландском. Консервы были тронутые ржавчиной, но не вздувшиеся, и Танюшка сварила в найденном тут же котелке суп с мясом, а с сухарями сделали бутерброды. Пока она занималась этим, я перетаскал вниз часть дров и половину одеял, из которых устроил два лежбища. В щель дверного косяка забил пару кинжалов и, удовлетворенно попинав дерево, вернулся к костру как раз в тот момент, когда Танюшка объявила о готовности ужина.
От сытости я осоловел и откинулся на сложенное валиком одеяло. С оружием я чувствовал себя совсем иначе, чем без него. Танюшка, сидя напротив, рассматривала мою куртку.
– Продрал, а у меня ниток нет, – вздохнула она, – расползется…
– Не расползется, – ответил я, – немецкая, надежная.
– На завтра консервы и сухари еще есть, а потом – все, – подвела она итог и засмеялась: – Вот, а? Три часа назад и об этом не мечтала, а теперь недовольна!.. Котелок и одеяла надо взять, а?
– Возьмем, – кивнул я и встрепенулся: – Э, в смысле?
– Ну, мы же не тут останемся, – пожала плечами Танька. – Надо все равно искать людей.
– Надо… надо ли? – И я быстро, но обстоятельно рассказал о том, что было ночью.
Танюшка сидела, не сводя с меня глаз. Молчала. Потом вдруг сказала:
– Поучи меня фехтовать, Олег.
* * *
Ручей тек по склону холма за блокгаузом куда-то вниз, в сырость, где, похоже, была речка – один из притоков Цны. Тут я и нашел их – хозяев этого места.
Шесть скелетов лежали в русле ручья – один на другом, так, что перепутались кости. Не знаю, принесли их сюда уже мертвыми или убили прямо тут. Но что они были убиты – сомнений не возникало. Черепа – рассечены, кости – переломаны во многих местах.
Я набрал воды выше по течению и еще раз всмотрелся.
Да. И эти скелеты принадлежали подросткам…
…На этот раз я заклинил дверь еще прочнее. Танька сидела, закутавшись в одеяло, и внимательно смотрела на меня.
– Еще убитые? – догадалась она с ходу. Я кивнул, ставя котелок у огня и с размаху садясь на одеяла. Содрал с ног туфли и носки – от них воняло. – Завтра постираю, – тут же сказала девчонка, и получилось как-то совершенно не обидно, естественно. – Много?
– Шесть. – Я подергал себя за волосы и тяжело вздохнул: – Тань, я так понимаю. Минимум десять наших ровесников-англичан погибли тут больше двух лет назад. Но и сейчас тут есть какие-то люди… и еще кто-то. Тань! – Я глянул ей в глаза. – Тут опасно. Очень. И я не знаю, сможем ли мы в ближайшее время отсюда выбраться. Вот так.
– Удивил, – задумчиво сказала она. – Я, Олег, давно это поняла, только боялась вслух самой себе признаться… Что будем делать?
– Искать способ возвращения. – Я подбросил в огонь поленце. – Но завтра мы уйдем, Тань. Тут, конечно, хорошо. И тепло, и не капает. Но нас тут могут прибить, как тараканов. Особенно если нас и правда… выследили. Хочется надеяться, конечно, что тут есть и положительные герои… А сейчас давай спать, Тань. – И я начал стягивать футболку, предвкушая, как лягу в почти настоящую постель.
Закутавшись в одеяло, я улегся как можно удобнее – лицом к огню. Танька все еще сидела, потом спросила вдруг:
– Олег, ты меня не бросишь?
Я аж снова сел.
– В каком с-с-смысле?!
– В самом прямом. – Танька не спускала с меня взгляда. – Решишь, что медленно иду… или что хлопотно вообще со мной…
– Тань, – нерешительно сказал я, – ты чего несешь? Ты не заболела? Как это я тебя брошу?
Вместо ответа она тоже начала укладываться. Я еще какое-то время посидел в одеяле, пытаясь «отойти» от заявления девчонки, потом покачал головой и улегся, так и не восстановив душевного равновесия.
– Доберемся до Цны и пойдем берегом на север, – сказал я в потолок.
– Там болота, – из-за огня ответила Таня.
– Может, это и к лучшему. – Я подобрал одеяло, подоткнул плотнее. Потом, вздохнув, дотянулся, выпростав руку, и положил рядом револьвер.
На всякий случай.
* * *
За ночь я закопался в одеяла так, что с трудом отрылся обратно. И пригрелся так, что снаружи показалось холодно. Не высвобождая рук, я высунул нос и один глаз наружу…
…Танюшка стояла в проеме открытой двери голышом. Упершись ладонями в притолоку и чуть наклонившись вперед – так, что лучи восходящего солнца залили золотом ее спину и… то, что ниже. А потом она, словно купаясь в солнечном свете, встала боком и прижмурила глаза…
…Нет, в принципе, я, конечно, знал, что, как и где у существ противоположного пола находится. И не только по теории или там фоткам-порно, попадавшим в нашу компанию, но и вживую. Постельного опыта у меня, конечно, не было, но вы мне покажите мальчишку, который дожил до четырнадцати лет и не «щупался» с девчонками под видом какой-нибудь «игры»? Короче, я великолепно представлял себе, где что у «них» есть и как выглядит.
Но…
Я и раньше, бывало, «дорисовывал» себе то, что скрывает Танюшкин купальник – особенно по вечерам, лежа в постели, на грани бодрствования. Потом приходили те самые, причудливые и головокружительные сны. Фантазии были сладкими и немного пугающими, потому что следующим шагом были мысли о вполне естественном продолжении, о том, что у нас с Танюшкой это когда-нибудь будет наяву… а я не знал, что думает об этом она. Только вот ни сны, ни фантазии не шли ни в какое сравнение с этим обычным зрелищем – обнаженная девчонка, купающаяся в утреннем солнце. Мне вдруг представилось, как я откидываю одеяло… встаю… подхожу к ней… обнимаю…
