Андреа мутило от восторга и запоздалого страха. Он тревожно переводил взгляд с невозмутимого короля на поверженного зверя — и обратно. Грязно-желтые клыки, щетина на загривке, кружевной воротник… Повезло! А ведь опоздай егерь вовремя подать государю копье, почин мог бы и по-другому сложиться. Тревога одолевала колдуна. Неясная, смутная, не имеющая под собой ни малейших оснований — самолично лес «обнюхивал»! — и все-таки…
Не случилось.
Но моглослучиться…
— Нижайшие поздравления!
— Великолепный трофей!
— Повелитель людей над владыкой леса!..
Четверку слуг мигом отрядили тащить добычу в лагерь — двое бы надорвались. Охотники едва успели взгромоздиться и седла, как из чащи валом повалило самое разнообразное зверье. «А ведь загонщики еще далеко», — отметил Мускулюс. Но ему тут же стало не до размышлений, ибо началась форменная неразбериха. Отовсюду в беспорядке летели стрелы, дротики и крепкое словцо; лани, серны, яки и кодьяки бросались прямо под копыта лошадей, смешались в кучу звери, люди; крики, топот, ржанье, визг, молодецкий посвист. Из густого тамаринда, воя по-зимнему, вывернулась чета волков: серо-рыжих с подпалинами. Юный виц-баронет взмахнул метательным серпом, лошадь под азартным молодчиком заплясала…
Мускулюс совершенно отчетливо связал в уме зубчатое острие серпа и монаршью спину, благослови ее Вечный Странник! В животе плеснул ледяной родник, взгляд остекленел, наливаясь дурной силой. Глазить оружие влет — занятие не для слабых сердцем… Ф-фух, успел! Заодно и волчине досталось от сглаза: отрубило лохматый хвост. Зато Эдвард II невредим!
Опять случайность?!
Ноздри до боли, до ожога втягивали острый, пряный аромат леса. Нет, злыми чарами не пахло. В дебрях на северо-востоке тянуло легкой гарью: там творилась некая волшба, но расход маны никак не был направлен на Его Величество. Андреа проверил раз, другой. Пахло защитой, огражденьем; припахивало гнильцой мучений. Возможно, деревенская ведьма обалдень-траву силком добывает. Или бродячий кобник вяжет щеглов-синиц «Сетью Диделя». Отчего же…
В следующий миг «Рябая Зеница» на лбу болезненно дернулась. Взмыв над головой малефика, она вспыхнула малым солнцем, стремительно разрастаясь и делаясь видимой. Из чрева новорожденного светила всплыл радужный пузырь-гигант локтей пяти в поперечнике. Внутри пузыря угадывалась могучая фигура Просперо Кольрауна. Рапид-трансмутация «Рябой Зеницы» в двусторонний обсерватор — о таком Мускулюс до сего дня только слышал, но видеть воочию сподобился впервые!
— Живо! Норд-норд-ост! — для верности боевой маг троив указал рукой направление, что мгновенно убедило колдуна в серьезности положения. Если Просперо лишний раз задвигался, значит, дела хуже некуда. — Порча, сглаз, бледная немочь, «черный день»! Шевелись!
И, видя, как Андреа расправляет плечи, готовясь к громоздкому концепт-заклятью, рявкнул на ученика:
— Некогда! Глазь по площадям!
Выкрикивая указания, Кольраун производил руками необходимые пассы, готовясь обрушить на таинственных злоумышленников всю мощь боевой магии.
Радость понимания сделала разум оглушительно-звонким, будто удар в литавры над ухом спящего. Все разом обрело смысл. Подозрения оправдались: случайности вовсе не случайности! О счастье! Это самое настоящее покушение! И сейчас они с учителем должны отразить вражьи козни. Спасти короля, не дать обезглавить Реттию… В самом низу живота начался весенний ледоход. Наполняя колючим морозцем пустоту рассудка, взламывая запасы маны: сперва в мышцах спины и ягодиц, дальше — в плечах и шее. Взгляд завьюжила пурга, превращая глаза в хрустальные линзы. «Вороний баньши» беззвучно разразился надсадным граем, прежде чем началось извержение порчи.
Консультант лейб-малефициума, что называется, крыл углом, не заботясь о последствиях.
А следом, по сглаженному пространству Филькина Бора, стачивая острие маны на злополучный норд-норд-ост, ударил Просперо. Сейчас учитель с учеником выжимали себя, как босые пятки девиц выжимают виноград в давильных чанах, с веселым остервенением выкладываясь без остатка в считаные мгновенья. Для ценителей, окажись они на свою голову в эпицентре схватки, это было бы праздником Высокой Науки. Даже если ценители потом не смогли бы никому рассказать о впечатлениях.
Вот только виц-барон с сыновьями повели себя странно. Наверное, потому что не были ценителями. Один из баронетов, бормоча вульгарную чушь, каковую, очевидно, полагал заклятьями от сглаза, швырнул в обсерватор булавой. Разумеется, ни рапид-трансмутанту, ни ложному облику Просперо, бушевавшему там, булава вреда не причинила. Зато, пролетев сквозь личину, угодила точнехонько по затылку флаг-доезжачему, обеспечив последнему длительный отдых в кустах чемерицы. Результат привел баронета во гнев, и дородный юнец обнажил вторую булаву, полон решимости поразить-таки «летучую пакость».
Боевого мага он явно не узнал.
Тем временем виц-барон дал шпоры своему гнедому, бросив коня прямиком к Его Величеству. Неизвестно, каковы были намерения Борнеуса, но капитан лейб-стражи Рудольф Штернблад никогда не считал себя докой по части сердечных мотивов и побуждений. Души прекрасные порывы — дело частных психей-наемниц. А капитан считался человеком действия, причем действия узконаправленного. В связи с чем и принял меры.
Короче, до Эдварда II виц-барон не доскакал. И гнедой не доскакал тоже.
Да и баронет-метатель надолго угомонился.
Старший сынок Борнеуса в это время рубил секирой беззащитного Андреа Мускулюса, занятого малефициумом во спасение короны. К счастью, секира увязла в дубовой ветке, а баронета оглушили и связали егеря.
— Руди, забирай величество! В лагерь, все в лагерь! — давясь хрипом, успел крикнуть Просперо. Через секунду радужный пузырь растаял в воздухе. Зрелище, надо заметить, прелестное, но Мускулюс его не видел. Без сил, временно ослепнув, колдун валился с лошади.
Спасибо кому-то: поймали.
В столицу возвращались галопом. На этот раз для Мускулюса нашлось место в карете: Его Величество лично распорядились! Иначе остался бы консультант лейб-малефициума в Филькином Бору на весь испытательный срок. Экстрим-сброс маны даром не проходит. А для адепта школы Нихона Седовласца оборачивается жесточайшим расслаблением членов на сутки и более, которое сменяется периодом упадка сил. Как после народной реттийской игры «колья-на-измолот», где игроки молотят друг дружку кольями, брезгуя защитой: кто, значит, быстрее свалится.
