— Спрашивай о чём хочешь, мы здесь одни, лишних ушей нет.
— Какие инструкции тебе даны его величеством? Ломить и дожимать до конца, или всё-таки рассматривается перспектива переговоров?
— А почему ты проявляешь интерес к дипломатическим путям разрешения конфликта? Мне казалось, тебе как раз логичнее было бы желать крови и смертей, чтоб всех захватчиков до единого — в прах. — Он слегка улыбнулся, обозначая долю шутки в сказанном. Улыбка ещё и знак того, что меня тут в предательстве никто не обвиняет. Уже хорошо.
— Ерунда. Мне нужна обратно моя земля, причём желательно наименьшей ценой. Если я верно понимаю и тут действительно находится целый народ, то перед лицом гибели он будет сопротивляться до последнего, яростно, страшно. И действовать за пределами возможного. А если у противника останется какая-никакая лазейка…
— Лазейка — имеешь в виду возможность отступить к своим вратам? Но у нас пока нет необходимости церемониться с чужаками, чтоб выкроить и себе какое-то послабление. У нас достаточно сил…
— Только по этой причине и не рассматривается вариант переговоров? Или есть другие?
— Генштаб занимается тем, что ему поручено. Наше дело война. Переговоры — это дипломатия, пусть об этом чиновники думают. И советники государя.
— Да, ты прав. Конечно. Я просто хотел знать, что об этом сейчас говорят. А ещё меня очень интересует позиция госпожи Солор. Госпожи Аштии Солор.
— Госпожа Аштия Солор больше не командует имперской армией.
— Да я как бы помню!
— Она теперь — всего лишь советник при главе Генштаба. Один из военных советников. Нет, здесь, в Серте, она не появится. Даже как представитель госпожи Джайды. И тем более не следует здесь ждать саму госпожу Джайду. Пока я представляю Генеральный штаб.
— Пока?
— Надеюсь, мы быстро покончим с проблемой. А дальше захватим магические врата и будем ждать решения его величества — имеет ли смысл начинать экспансию в их мир. — Бехтан мотнул головой.
— Идут и такие разговоры?
— И такие. А почему нет?
— Хм… Ясно. Но не дороговато ли может встать захват целого чужого мира?
— Не нам это решать.
— Мда уж…
Зарывшись в бумаги, мы обсудили с Бехтаном все-все те мелочи, которые следовало знать и мне, и ему. Замысел Генштаба был прост и вполне стандартен, а потому не требовал особой подготовки, не подразумевал серьёзных подводных камней. Он сотни раз обкатывался на учениях. Что за ситуация — просто штабная мечта! Враг-то ведь — выходец из другого мира, носитель других традиций и других представлений об обычных схемах ведения военных действий, знать наших стандартов не может, на наших учениях не бывал.
Очевидно, что отдел планирования пошёл по пути наименьшего сопротивления. Однако у этого есть дополнительное преимущество — гарантия, что никто ни на одном этапе осуществления плана не растеряется и не запаникует из-за малопонятного или малоизвестного расклада. Каждый тут знает свою партию, как певец знаменитого хора в знаменитом, годами не теряющем популярности произведении, и может действовать хоть с закрытыми глазами.
Что ж, всё гениальное и должно быть просто. Я даже не стал брать копию документов. Зачем? Жаль, что мои спецназовцы идут как резерв, они пока ещё не прибыли на побережье, а то бы мы тоже показали, как классно нами обкатан стандартный вариант. Но им, конечно, тут пока делать нечего. И, даст бог, всё обойдётся одной масштабной битвой, тем более Бехтан твёрдо на это рассчитывает. У него ведь должны быть какие-то основания быть столь оптимистичным!
Покончив с завтраком, я выбрался на борт флагмана и с удовольствием подышал терпким морским ветром. Корабль был огромный, он свободно брал на борт четыре тысячи бойцов, хоть и не предлагал им особого комфорта. Строили в Империи корабли и покрупнее, погрузоподъёмнее, но не такие красивые и быстроходные, как этот, конечно. И атаковать они б никого не смогли. А этот без труда мог предоставить место и размах для двух-трёх групп магов, способных поддержать морское сражение. И, наверное, поднял бы несколько боевых орудий, если бы Генштаб наконец признал целесообразность вооружения кораблей пушками.
Боевые имперские суда строили люди, не лишённые вкуса. Но, собственно, корабли, призванные нести смерть или хотя бы устрашение, внешне всегда намного эстетичнее судов, предназначенных для мирной жизни. И так же оружие неизменно изящнее и наряднее рабочего инструмента, а самой большей властью и влиянием обладают потомки тех, кто начинал в роли военного вождя. Таков уж закон жизни.
Не самое это приятное занятие — начинать подготовку к боевой операции, пусть даже она и элементарна. Намного удобнее, если тебе сразу дают готовый комплект документов и карт, где прописано всё до шага, и нужно лишь довести информацию до сведения подчинённых. Да, я иной раз не прочь побыть исполнителем — у этой роли есть свои преимущества. Но мне никто такой синекуры не предложил — Генштаб счёл нужным расписать по пунктам только действия императорских войск.
Вообще правильно, что уж там. Откуда столичному отделу планирования знать, что происходит у меня, и какими силами я располагаю? За них должен думать я, такая уж у меня работа. Конечно, в принципе, я могу опереться на материалы здешних учений, они ведь тут тоже проводились.
Да, моим людям, пожалуй, будет что использовать при подготовке. У Тархеба всего один вечер, чтоб сориентироваться и проинструктировать старших командиров. А уж как те будут успевать — их проблемы. И уж менее всего я собираюсь вмешиваться в чужую работу. Но беспокоиться придётся с неизбежностью, ведь в конечном счёте мне за всё отвечать.
Не говорю уж о том, что речь идёт о спасении моей земли, моего положения, моих людей и моей семьи. Моего привычного образа жизни. В сорок шесть трудно начинать жизнь сначала.
Сам Тархеб серьёзно озадачился предложением оставить план действий за пару часов, а вот остальные мои люди наоборот оживились и даже не думали жаловаться. Может быть, они уже видели окончание войны и возврат к привычному для нас всех образу жизни. А может, рассчитывали отличиться. И то, и то одинаково хорошо, а в сочетании — особенно.
— Я наконец хоть свадьбу сыграю, — сказал Аканш, с решительным видом разглядывая закат, будто целился. Мы с ним поднялись на верхнюю галерею оглядеть с пристрастием завтрашнее поле боя, но мысли пошли не по тому пути.
— Ужели так не терпится?
— А ты видел Рохшан? Сказать «красавица» значит ничего не сказать.
— Мда? — промычал я в сомнении и представил себе красавицу на имперский лад. Конечно, весом не меньше чем в центнер, а то и больше, с обширной грудью, соответствующей попой, косами в пол и чудесными глазами, впечатление от которых, на мой вкус, портят чрезмерно пухлые щёчки, идущие с ними в комплекте. Не говоря уж о том, что это всё-таки глаза чужой женщины, не моей жены, и потому самое большее могут стать объектом мимолётного внимания. А много ли стоит женский взор, в котором тонуть не больно-то хочется? — Не боишься, что твои предыдущие жёны за пару дней в хлам затреплют и заскандалят эту красоту?
