Корящая себя за слабость я, собиралась последовать мудрому совету того, кого так любило мое сердце, и велел опасаться разум, но судьба решила иначе.
Закат встретил меня в моей комнате, в одиночестве сидящей у окна.
Подчиняясь внезапному порыву, я зажгла все свечи, найденные в моей комнате и, некоторое время молчаливо всматривалась в прозрачное, чуть заметно дрожащее пламя, отражающееся в темном стекле, будто ища в нем, тени прошедшего дня.
Я не знала, что за тайну хранили стены моего дома, но отдавала себе отчёт, что этим днем оказалась посвящена в едва ли не больший секрет, нежели она. Впервые я почувствовала, как в словно вымороженной беспамятством груди, шевельнулся, распуская первые по-весеннему мягкие листочки росток чувств, сейчас столь же хрупких и неокрепших, как и весна за окном.
И чувства эти пробудили не ночные кошмары и даже не забота родных, но — они. Дерзкие графы восточных лесов, незваные гости, прячущиеся от непогоды в нашем замке. Коварные вымогатели и люди, смотрящие на меня так, как не смотрел никто до них и едва ли, как нашептывало мне сердце, посмотрит после. Мои лорды…
Я всё ещё сидела у окна, ссутулившись, будто на плечах моих покоилась не воздушная белоснежная шаль, а непосильное бремя, клонящее меня к полу, когда дверь моих покоев с шумом распахнулась, пропуская чем-то встревоженную мать.
— Где вы были? — С порога воскликнула она. — Я требую объяснений, Эльвира!
— Что? — Тряхнув головой, недоуменно спросила я, все ещё не очнувшаяся от тягостных размышлений, буквально разрывающих мою душу на две неряшливые половины. — Простите маменька, вы…
— Я хочу узнать, где пропадали мои дочери более шести часов. — Не дав мне договорить, отрезала баронесса, карающим посланцем[2] застыв у дверей, словно не решаясь войти в круг света, созданный горящими где только можно свечами.
— В библиотеке… Граф Светоч и граф Зак рассказывали историю своего путешествия на восток и, боюсь, их рассказы столь увлекли нас с Элоизой, что мы совсем потеряли счет времени, — в душе удивляясь тому, как быстро пробежали эти шесть невыносимых и вместе с тем упоительных часов, повинилась я, и примолкла, заметив как побледнела мать:
— Пусть так. — Наконец, медленно кивнула она. — Но это не причина забывать о правилах приличия. Не говоря уже о том, что не пристало незамужней девице целыми днями пропадать в обществе мужчин с крайне сомнительной репутацией.
— Молодые графы поражают своей эрудицией и прекрасными манерами. — Отгоняя видение оглаживающего мою щеку лорда Светоча, сказала я, силясь защитить первых дорогих мне существ, в подлости которых меня не мог уверить и подслушанный разговор. Но мать была неумолима в своем неприятии и как никогда категорична в суждениях.
— Неужели? Все, что я видела ранее, равно как и их сегодняшнее пренебрежение к традициям принимающего их дома, прежде всего, говорит о дурном воспитании, как юных графов, так и вас, сударыни. Долг гостя быть благодарным принявшему его хозяину, пусть и благодарность эта заключается в небылицах, рассказываемых им. Но долг хозяина, следить, чтобы дань уважению не превращалась в повинность! Особенно, когда гостями являются столь неблагонадежные особы, как эти… юнцы.
Все это время молча наблюдавшая за её неподвижным отражением в исчерченном дождевыми потоками стекле я, вздрогнула.
Правила нашего времени показались бы стороннему наблюдателю дикими и не оправдано строгими. Жизнь женщины, от рождения и до самой кончины принадлежала мужчинам. Сперва отцу или опекуну, затем — семье мужа. У приличной женщины не могло быть ничего своего и, тем более, она не должна была идти против воли родителей и перечить им, высказывая суждения, отличные их. Однако слова отзывались тупой болью в сердце, заставив меня говорить, сделав неожиданно дерзкой:
— Но, матушка, — резко обернувшись, воскликнула я, сквозь пряди волос, давно рассыпавшихся по поникшим плечам, наблюдая за негодующей матерью. — Мы не делали ничего заслуживающего порицания. Графы сочли возможным развлечь нас беседой, не выходившей, однако за рамки приличий. Уверяю вас, маменька, за все часы, проведенные рядом с нами, графы не продемонстрировали ни одной заслуживающей порицания черты, способной оправдать ваши слова, недостойные истиной леди! — Проиграв собственному сердцу, воскликнула я, вспоминая глаза моих лордов.
Стоит признать, я боялась их. Боялась их тайн, почти так же сильно, как боялась того, что делали со мной такие похожие и одновременно одинаковые глаза, смотрящие на меня сейчас с неизменной нежностью и едва уловимым трепетом, как смотрят родители на единственное своё возлюбленное дитя. Каждое и самое неуловимое прикосновение заставляло застывать, в ожидании единожды испытанной боли, воспоминания о которой ещё хранило мое тело. И вместе с тем безумное сердце неизменно предавало свою хозяйку, едва ли не разрываясь от боли, стоило мне вспомнить, что предо мной враги, возможно первые настоящие враги за мою, слишком короткую жизнь. Но, сколько бы я отдала, за возможность прекратить борьбу сердца и долга.
Я не верила им, пришедшим, чтобы разрушить мою прежде такую размеренную жизнь, и… не могла представить, как буду дышать в день, когда за их спинами захлопнуться ворота замка и они уедут в новое невыносимо долгое путешествие, а я останусь здесь, среди тьмы холодных коридоров и неясных теней ночных кошмаров.
Мать закаменела, несколько мгновений пристально рассматривая дрожащую от переполняющих чувств меня, не сводящую с неё тяжелого взгляда затравленных глаз.
Я не знала зачем бросилась на их защиту, и что хотела доказать матери, знавший их куда лучше меня. Но в моей груди смешались страх и нежность, желание защитить и безумный страх потерять. И я, уже не таясь, смотрела в кажущиеся почти черными глаза той, что подарила мне мир, казалось, навек погубив приоткрытой тайной.
Несколько невыносимо долгих мгновения мы смотрели друг на друга. Она желающая огородить нас с сестрой от возможной опасности, и я, сама не до конца понимающая, что заставляет меня забыть и страх, и покорность, приличествующие благородной леди, но понимающая, что ещё несколько часов неизвестности и терзания разорвут моё сердце.
— И всё же, Эльвира, я настаиваю на том, чтобы впредь ты проявляла большую ответственность, надлежащую старшей сестре. — Наконец вымолвила мать, опустив голову, и развернувшись на каблуках, зашагала к двери.
— Матушка, — осознавая, что пройдет не больше мгновения и она уйдет, оставив меня наедине со всеми своими сомнениями и всё более невероятными предположениями, не выдержав, робко окликнула я, боясь ещё не заданного вопроса, едва ли не сильнее возможного ответа. — Матушка, скажите, зачем приехали лорд Светоч и лорд Зак?
