– У тебя притуплен вкус от летающей дичи, – сказал Базил Хвостолом.
Пурпурно-Зеленый не соглашался:
– Помнишь ту лошадь, что мы зажарили? Разве ее можно сравнить с этим?
– Но это действительно совсем разные вещи, – веско произнесла Альсебра, которую все признавали за самую рассудительную и умную. Против ее слов никто не решался возражать. Она могла переспорить любого. Кроме Пурпурно-Зеленого.
– Рыба – совершенно отвратительная еда, а эти моллюски, о которых вы постоянно твердите, абсолютно безвкусны.
Некоторое время драконы слушали брюзжание Пурпурно-Зеленого, и тут Базил не выдержал:
– Я знаю рыбу, которую даже ты признаешь за отличную еду. Я достану ее.
Пурпурно-Зеленый согласился попробовать. Базил же поклялся пламенем Глабадзы достать ее на днях.
И только потом он задумался, как выполнить это обещание. Мальчик уже попробовал и не смог купить нужную рыбу. Напрашивалось решение поймать ее самому, несмотря на строжайший запрет подобных действий.
Вивернам было крепко-накрепко запрещено плавать в океане. Все драконы, служившие в легионе, были абсолютно ограждены от морской воды. Люди боялись, что океан пробудит в них голос предков и они перестанут сотрудничать с людьми, вернувшись к дикой жизни.
«Одичают!» – так говорили с ужасом драконопасы.
Базил задумался.
Пока драконы ели, драконопасы занялись проверкой и чисткой снаряжения. Им предстояло отмыть жуткое количество грязи.
Мальчики молча работали, сгрудившись вокруг мойки с горячей водой, как вдруг дежурный принес записку: командир драконьего эскадрона Уилиджер приглашает Мануэля, Релкина и Моно отобедать с ним в «Волке и Фазане», самом дорогом ресторане Фолуранского холма.
– Что все это значит? – раздраженно бросил Свейн, явно обиженный тем, что его обошли.
Релкин и сам не мог понять, в чем дело. Когда они виделись с Уилиджером в последний раз, у них состоялась короткая неприятная беседа, в которой новый начальник обвинил Релкина в мятеже. Уилиджер открыто объявил, что даст десять плетей каждому, кто посмеет смеяться над ним и выставлять его дураком.
Теперь же, всего несколько часов спустя, последовало приглашение на обед в самых любезных тонах.
– Он приглашает трех самых старших из нас, – заметил Мануэль.
– Не понимаю, – пробормотал Моно, – он был чертовски зол утром. Велел мне переделать ручку щита у Чека.
– Думаю, скоро все узнаем, – вздохнул Релкин, покончив с чисткой панциря и налокотников Базила.
Час спустя они втроем вышли из Драконьего дома. На мальчиках были их лучшие синие плащи, красные брюки марнерийской саржи{3} и высокие, до колен, сапоги, начищенные до блеска. Их лучшие фуражки были надеты совершенно ровно, так что сверкающая латунная кокарда находилась точно посередине лба. Они поднялись на Фолуранский холм и остановились перед «Волком и Фазаном», чтобы полюбоваться им: он был весь сияющий, с красиво выгибающимися зелеными навесами над окнами.
Несомненно, первым должен был идти Мануэль. Релкин и Моно были сиротами, а Мануэль нет – что было, вообще говоря, редкостью в Драконьих Корпусах. И потом, он получил образование. То есть он каким-то боком был все же поближе к обществу, собирающемуся в «Волке и Фазане».
Мануэль отыскал распорядителя. Имя «Уилиджер» оказалось заветным словом, обеспечившим мальчикам предупредительное внимание. Им показали прелестный круглый столик в дальнем углу главного зала рядом с жарко пылающим очагом, в котором жарился целый кабан.
Через несколько секунд появился командир Уилиджер. Его самолично изобретенная форма на этот раз несколько изменилась. На нем по-прежнему был длинный синий плащ с фалдами, а вот бриджи сменились на панталоны уставного красного цвета. Фуражку заменила широкополая шляпа, как у кавалериста, и на околыше золотом сияла латунная кокарда с цифрами «109».
Они изо всех сил старались не смотреть на это вульгарное одеяние. Проведя столько лет под строгим взглядом командира эскадрона Таррента, они прекрасно понимали, насколько оно неуместно.
Уилиджер не обращал внимания на их смятение. Он уселся за стол, заказал всем эля и целиком ушел в игру в «своего парня», откровенно пытаясь выудить у них информацию об отряде. Его ничуть не беспокоила собственная непоследовательность – утром он был орущим начальником, требующим от каждого невозможных работ по снаряжению, включая полировку тех вещей, которые нельзя отполировать; теперь же он изображал задушевного приятеля.
Такие переходы было довольно трудно принять. Но за первой кружкой последовала вторая, и беспокойство мальчиков отступило перед шипящими пивными пузырьками и сочными ломтями жареной свинины. Они почувствовали себя легче. В основном говорил Мануэль. Моно старался не отставать. Релкин же был не слишком разговорчив, он все еще не мог отделаться от удивления перед таким поворотом событий.
Уилиджер пожелал узнать подробности великой битвы при Сприанском кряже. Он внимательно слушал рассказ Мануэля, восклицая изредка «право слово!» или «Ее Рукой».
Выслушав, он довольно мило поблагодарил их и, в свою очередь, рассказал им о сражении на Кадбернских мелях, в котором принял участие. Он, похоже, не слишком понимал, что говорил:
– Враг бросил кучу бесов через мель, и мой полк оказался в опасности окружения. Там была такая группа камней на берегу реки. Это было, конечно, очень важно, но мы не могли скинуть их оттуда. Я поднял упавшее знамя и увлек за собой нескольких людей, и мы отобрали эти скалы и сбросили бесов в реку. Спасли исход всего дня, я думаю. Конечно, это нельзя даже сравнивать с тем, что было у вас на Сприанском кряже, но для того дня вполне хватило.
Ребята недоуменно переглядывались. Все это пахло откровенными усилиями завоевать их доверие. Им предлагалось считать Уилиджера настоящим солдатом, а не сынком богатого папеньки, хотя все, что они видели, свидетельствовало об обратном.
И тут Уилиджер попросил их рассказать свои биографии:
– Ну, вот ты, скажем, где ты родился, Релкин?
– Деревня Куош, сэр, в провинции Голубой Камень.
– А, Голубой Камень. Такое симпатичное место, я всегда с удовольствием его посещаю. У моего дяди там поместье, лен барона Боргана.
Глаза Релкина удивленно расширились. Они с Базилом когда-то работали на барона Боргана. Ужасный для них обоих период.
– А где ты закончил школу? – спросил Уилиджер.
Для мальчиков-сирот предполагался сокращенный курс школьных занятий, и Релкин провел в куошской школе всего пару лет. Уилиджер нахмурился:
