Граф Септиманский засмеялся. Очень многих сеньоров империи такое положение дел устроило бы как нельзя более. Но эти сеньоры в любом случае не будут сидеть сложа руки. Они сделают все возможное, чтобы окончательно рассорить сыновей покойного Людовика, и с какой же стати граф Бернард станет им мешать.
– Я поднесу твоему знакомому голову варяга на золотом блюде, Пипин, но не раньше, чем Воислав Рерик укажет Лотарю его место. Разве тебе не нужна твоя Аквитания?
– Ты думаешь, я получу ее от Карла? – криво усмехнулся Пипин.
– У Карла ты возьмешь Аквитанию сам. Понимаешь, дорогой племянник, сам! И никто уже не посмеет у тебя ее отнять.
– Я ловлю тебя на слове, дядя. Мой хороший знакомый готов подождать, но и ты уж постарайся не промахнуться, ибо мы рискуем получить на свою голову сильного викинга вместо слабого Карла.
В данном случае Пипин был прав. Воислав Рерик станет лишним сразу же, как только младший сын императора получит свою долю наследства. Надо полагать, это понимают сеньоры не только Аквитании, но и Нейстрии. Меровингов следует устранить сразу же, как только юный Карл водрузит на свою голову корону, если не императорскую, то хотя бы королевскую.
Этот небольшой домик на окраине Парижа, притулившийся едва ли не у самой городской стены, Юдифь посещала уже далеко не в первый раз и всегда испытывала при этом чувство беспокойства. Обычно она делала это ночью, дабы не вызвать пересудов как собственной дворни, так и святых отцов, невзлюбивших дочь графа Вельпона с первого же дня ее появления подле императора Людовика. Пока был жив император, Юдифь почти не обращала внимания на шипение завистников и недоброжелателей, но сейчас положение изменилось, слово церкви могло очень многое решить и в ее судьбе, и в судьбе ее сына Карла. Пока епископ Драгон держит слово, данное единокровному брату, но если он узнает о том, к кому порой взывает вдова императора, то ей не поздоровится. Об этой стороне ее жизни не знает даже отец, не говоря уже о прочих сеньорах, которые спят и видят, как бы заключить Юдифь в монастырь и вырвать короля Карла из-под влияния матери.
Если бы Юдифь была уверена в том, что Карл устоит без ее поддержки, то она с радостью уступила бы сеньорам и укрылась бы где-нибудь в укромном месте, вдали от ненавидящих глаз. Увы, у Карла были слишком ненадежные союзники и слишком могущественные враги. И едва ли не главным из этих врагов считался папа Евгений, без колебаний вставший на сторону клятвопреступника Лотаря. Словно это и не он именем своего бога благословил договор, втоптанный ныне в грязь. И христианский бог не покарал отступника, проявив при этом непонятную и непростительную слабость.
В Париже пошаливали по ночам, но Юдифь боялась не разбойников, а соглядатаев, и потому довольно долго стояла под кроной большого дерева, каким-то чудом проросшего через каменную мостовую. Верный Геррик вместе с полудюжиной мечников стерег ее покой, но под крышу этого дома она должна была войти одна, ибо вход сюда мужчинам был строго запрещен.
В окне дома вспыхнул светильник. Сигнал предназначался ей, и Юдифь наконец решилась. Неслышной тенью она скользнула под кров, который сулил ей спасение или погибель. За дверью было темно, как в склепе, но она все-таки нащупала руку, протянутую из мрака, и шагнула вперед. Ее провели темным коридором в комнату, где мерцал слабый огонек. Юдифь с трудом разглядела фигуру женщины, стоящей у окна.
– Ты принесла? – раздался из темноты встревоженный голос.
– Да, – едва слышно отозвалась Юдифь.
– Тогда идем.
Светильник вспыхнул ярче, осветив лицо женщины, в которой вдова императора без труда узнала благородную даму Хирменгарду, дочь коннетабля Виллельма и супругу графа Гонселина Анжерского. Впрочем, Хирменгарда была лишь проводницей в тот мир, куда Юдифь стремилась попасть.
Чьи-то невидимые руки отодвинули в сторону сундук, и взору императрицы открылся провал, ведущий вниз, возможно, даже в преисподнюю. Впрочем, из открытого люка пахнуло сыростью, а отнюдь не серой, наверное, поэтому Юдифь последовала за Хирменгардой почти без страха. Спустившись по крутым ступенькам вниз, они двинулись по узкому тоннелю. Юдифь шла по этому пути не в первый раз, но, пожалуй, никогда еще ее сердце не билось так гулко и часто. По ее расчетам, они уже миновали стену и ров и находились сейчас вне пределов Парижа.
Кто и когда прорыл этот потайной ход, Юдифь не знала, но если судить по внутренней кладке, то сделано это было очень давно. Тоннель закончился большим залом, в средине которого стояла статуя Великой Матери, той самой, у которой они сегодня пришли испрашивать совета. У ног статуи в огромной медной чаше пылал огонь, а подле этой чаши кружилась в танце обнаженная женщина. Кажется, она была в трансе, и Юдифь не осмелилась окликнуть ее.
Внезапно ведунья остановилась, дрожь прошла по ее телу, и она открыла глаза, почти осмысленно глянув при этом на вошедших.
– Белый Жеребец и Белая Кобыла, – произнесла она довольно громко. – Я видела их.
– Свершилось? – с надеждой спросила Юдифь.
– Нет, – покачала головой ведунья. – Все еще только предстоит.
Юдифь и Хирменгарда сбросили с себя одежду и подошли к чаше. В двух шагах от полыхающего огня стоял столик из дерева и кости, а на столике – золотое блюдо, украшенное тонкой резьбой. Юдифь положила на это блюдо локон светлых волос.
– Это его волосы? – строго спросила ведунья. – Ошибки не может быть?
– Я посылала к нему в ложницу свою служанку. Она все сделала, как я ей приказала.
Ведунья опустила в горящую чашу руку и плеснула на золотое блюдо огнем. Локон вспыхнул, и через мгновение на блюде осталась лишь щепотка пепла.
– Нужна кровь, – тихо сказала Хирменгарда, протягивая Юдифи острый жертвенный нож.
– Из руки? – спросила та, оборачиваясь к жрице.
– Рана должна быть как можно ближе к сердцу.
Юдифь приподняла левую грудь и провела ножом по упругой коже. Капли крови пролились на золотой поднос, образовывая причудливый узор.
– Крест? – испуганно спросила Хирменгарда.
– Лилия, – строго поправила ее ведунья. – Точно такая же должна быть у него на груди или на спине.
– И что тогда? – спросила Юдифь хриплым голосом.
– Белая Кобыла отдастся Белому Жеребцу, и золотой дождь удачи прольется на всех, кто кровно с ней связан, – ответила ведунья.
Огонь в чаше при словах ведуньи вспыхнул так ярко, что Юдифь невольно отшатнулась, и на ее тень, отброшенную на стену, вдруг пал силуэт большой хищной птицы.
– Сокол, – тихо сказала ведунья. – Я была права.
Юдифь вошла в большой зал королевского замка, когда там уже находились графы и капитаны. Карла пока не было. Видимо, он проспал начало совещания, которое сам же и назначил вчера вечером ближним людям. Возможно, его задержала Тинберга, но тогда следовало бы признать, что дочь графа Герарда Вьенского делает успехи.
