Ядвига посмотрела на Эрика вопросительно.
— Пустое, — отмахнулся он с легкой улыбкой. — Я же не глупей их вожаков. Как раз им в голову не придет, что их подельников будут гнать без ночевки. А к утру подойдет отряд моих егерей, они движутся навстречу, осматривая лес.
— Откуда же они берутся? — вопрошала Ядвига. — Моя бабушка родом из Мертии, там отродясь не было дьяволопоклонников…
— По акценту мне показалось, что они не аллантцы. Думаю, в Мертию они пришли из Румалата, — заявил Оттар.
Эрик откровенно зевнул, впрочем, вежливо прикрыв рот ладонью:
— Из Арантава они идут.
Оттар удивился, заспорил было, доказывая, что в Арантаве даже на южных границах власть Церкви велика, а вот из Румалата едва ли не до самой Хойры — удобнейшие водные пути. И не о том ли говорит факт, что разбойников становится больше по лету, когда реки свободны ото льда?
— Они через Хрустальный Браслет не пройдут, — категорично возразил Эрик.
— Пролив принадлежит Румалату!
— Прежде всего, этот пролив находится на территории моего румальского имения, Трои-Черевицы. Уж не хочешь ли ты сказать, что они могли свободно пройти через мои владения, и я о том даже не узнал бы?
Оттар опешил. Он не знал про это имение.
— Теперь будешь знать. А идут они из Арантава, — повторил Эрик. — Из Румерика, из Вилана, из Эйфара. Из северных и западных областей. Я это знаю из допросов. А то, что в Арантаве якобы сильна власть Церкви… — он скривился. — Арантав всегда был центром религиозных смут. Сначала беспорядки исходили от того, что в герцогстве жили тарниды и Ладенгиры, исповедующие Хаос, а богословы никак не могли решить, язычество это, ересь или же направление нашей веры. Потом приходили лазутчики из Савора, где вообще никаких богов не знают и знать не хотят, кроме своих языческих демонов. Ну, из восточного Румалата тоже смута частенько выплескивалась. А теперь там хозяйничает его высочество Теодор, который носит Печать, и полагает, что ему можно баловаться магией. Он так увлекся изучением неких древних таинств, что не заметил, как перешел черту между таинствами терпимыми и таинствами запретными. Оттого и плодятся в Арантаве дьяволопоклонники. А там голодно, вот они и идут туда, где посытней.
— Крестовый поход объявить надо, — решил Оттар. — Доколе мы терпеть эту мразь будем?!
— Замечательно, — слегка иронично отозвался Эрик. — Крестовый поход против брата короля? Увольте.
— Ты сам говорил, что твой дядя поднимал мятеж против отца нынешнего короля.
— За что и был казнен, — согласился Эрик.
— А ты, конечно, простил Эстиварам его смерть? — завелся Оттар еще пуще.
Ядвига забеспокоилась всерьез:
— Оттар, какой ты вспыльчивый и бескомпромиссный! Нельзя же так…
— Это по-другому нельзя! Я рыцарь, мне бесчестно заключать договоры и перемирия с теми, кто предает нашу веру!
— Упрек в мой адрес? — уточнил Эрик благодушно. — Оттар, не кипятись. Просто это не мое дело. Мое дело — переловить бандитов и вручить их инквизиции. Поступать иначе — предаваться греху гордыни. А быть крестовому походу или нет — решает Церковь.
— Кстати, — быстро произнесла Ядвига, — вчера отец Сигизмунд заезжал, о тебе спрашивал. Он хочет отправить часть зерна на зимнюю ярмарку в Румале, говорят, там неурожай, и цены весьма хороши.
Эрик тут же забыл про крестовые походы. Оттару сделалось противно: стоило бабе открыть рот, так Эрик уже никого, кроме нее, и не слышит. Все, буквально все предали рыцарство! Отец Сигизмунд, фанатичный аскет и инквизитор, думает, где б продать монастырское зерно подороже. А Эрик обдумывает, как бы не упустить свою выгоду от сделки…
— Он говорит, что хотел бы воспользоваться правом беспошлинного ввоза, которое ты даровал всем валадским монастырям. Но в Румале с него все равно сдерут втридорога, потому что он иностранец.
— И он хочет получить от меня грамоту, в которой числился бы моим вассалом из Трои-Черевицы? — догадался Эрик. — Что ж, я заеду к нему завтра… Он еще в монастыре?
Не дождавшись окончания ужина, Оттар скомканно пожелал хозяйке доброго сна и закрылся в своей комнате. Ему стало грустно и муторно. Эрик, лучший друг, погряз в торгашестве… И дело не в том, что он боится присягу нарушить, нет! Оттар прекрасно понял: Эрик обабился и сама мысль о войне ему претит. О любой войне. Ему бы дома сидеть да денежки считать.
Он вертелся с боку на бок, никак не мог уснуть. За окном давно мерцали полуночные звезды, во дворе даже цепные кобели не тявкали, а сон к Оттару не шел. Встал, бесшумно открыл дверь. В дальнем конце коридора из-за неплотно притворенной двери раздавался детский плач. Оттар поморщился: сопли, слезы, мокрые пеленки. Что прекрасного находит в этом Эрик? Дети хороши, когда они, во-первых, сыновья, во-вторых, уже достаточно взрослые, чтоб ездить верхом и не хныкать, получая синяки да царапины на учебных поединках. А что хорошего в девчонках? Еще три деревни ей отписал. И появляется тут так часто, что даже отец Сигизмунд ищет его у Ядвиги, а не в Найноре.
На веранде было тихо. Позванивали комары, стрекотали кузнечики, доживая свое лето. Оттар постоял, дыша глубоко и медленно. За спиной послышались шаги. Обернулся — Ядвига. Он поморщился, не скрывая неудовольствия, хотя понимал, что ведет себя неучтиво.
Ядвига не заметила. Поискала глазами, потом придвинулась, кутаясь в шаль:
— Эрик тоже вышел?
— Странно, что ты мне задаешь эти вопросы. Я думал, вы вместе спите.
Оттар рассчитывал, что Ядвига обидится. А она тихо рассмеялась:
— Мы не спали вместе с тех пор, как он увлекся Изабелью дель Вагайярд и бросил меня. С тех пор мы — близкие друзья, родственники по общему ребенку, если хочешь. У Эрика есть свои покои в доме, он волен приходить и уходить, когда ему пожелается. Но вместе мы не спим.
— Я ничего не слышал про эту… Изабель, да?
— Говорят, красивая. — Ядвига прислонилась бедром к резным перилам веранды, глядела на звезды. — Когда я понесла, Эрик настоял на свадьбе. А перед тем решил навестить сестру в Хойре. И познакомился там с Изабелью. Мне о том сплетники тут же поведали. Тот роман у него был столь страстным, что Эрик будто с ума сошел. А спустя два месяца пришел ко мне, раскаявшийся, признался в измене. Роман с Изабелью кончился. Не знаю, почему. Умолял простить его, обещал горы золотые, только я смотрела на него и понимала: ко мне он вернулся из чувства долга, потому, что я ношу его ребенка. А любить он меня больше не любит, всю нашу любовь выпила Изабель. Я и сказала ему: свадьбы не будет, ребенка обеспечишь, а больше мне не надо.
