— Зверство. И никого нет вокруг — вот, что странно.
— К зверствам быстро привыкаешь. И жить в постоянном страхе скоро кажется нормальным. Карда — вечная приспособленка, это идет из дворца и до самых низов, — муж вдруг быстро глянул на меня: темный тревожный взгляд. — Нехорошим стал город. Не нужно было вам ехать со мной, леди Эмендо.
Я неуверенно улыбнулась:
— Нагнетаете?
Обычно мне удавалось гасить улыбками мрачность супруга, но его новая мрачность была какой-то особенной. Эреус готовился к действительно темным временам.
— Ничуть. Я не удивлюсь, если завтра результат казни выставят на всеобщее обозрение на главной площади, — хмуро и уверенно сказал он и заявил, окончательно испугав: — По крайней мере, я бы на месте Макты сделал так.
— Что… — меня осенила догадка, — …что вам наговорил Гедеон без меня?! -
Но муж молчал, замолчала и я, перебирая похрустыващий под пальцами упругий бархат занавески, успокаивая себя этим прикосновением. По давнему неприятному опыту ссор, я знала, что дальнейшие расспросы лишь убедят Эреуса закрыться за тремя замками. Оставалось надеяться, доверять и не сомневаться в данном судьбой супруге.
Эреус оказался прав. Через несколько дней я увидела тело человка в ошейнике, подвешенное к крестовине на главной площади. Его сердце было вырезано из грудной клетки. Поводом к жестокой расправе послужила частица крови Арденсов, якобы найденная Мактой у него. Родословие в высших сословиях и связи семейств легко проследить, но казненый был из простых. Как Макте удалось установить, что какой-то Арденс согрешил с его матерью, осталось тайной. Я надеялась, что Семель объяснит подоплеку всех странных событий в Карде, но Королева не торопилась звать меня во дворец. Я дождалась приказа явиться лишь через три недели, когда холодные осенние дожди смыли последние воспоминания о черном лете переворота.
Дворец Арденсов забросили сразу после прихода Макты: новый правитель пожелал выстроить себе новое жилище. Клумбы с пожухшими неубранными цветами выглядели жалко, стекла в окнах запылились — подернулись пленкой, как глаза умершего. Залы производили еще более жуткое впечатление. Здесь был оставлен минимум слуг, многие коридоры вовсе пустовали. Темные потолки, гулкие холодные полы — раньше я не замечала, какое тяжелое, давящее впечатление производят они в отсутствие людей. Гобелены и статуи, изящную мебель, лепнину перевезли или сожгли, обнажив аскетичный остов здания, построенного сто лет назад при Лазаре Арденсе. Кажется, пропали даже запахи: и кухня, и бальные залы, и коридоры, ведущие к отхожим местам, теперь пахли одинаково — ничем. Отсутствием жизни. Стали бросаться в глаза заостренные арки и разноцветные витражи, прежде терявшиеся в позолоте и лепнине — как кости скелета. Да, светлая душа покинула это жилище, и оно, как мертвое тело, медленно распадалось на части.
От пыли першило в горле, нос забивал острый запах моего пота, липкого, едкого: то через поры кожи выделялся страх. Но я все равно шла. Как любящее сердце стремится на место упокоения любимого, так меня тянуло в тронный зал, запомнивший мое последнее представление в роли Королевы. Почему-то крадучись, будто темнота вокруг была живой и голодной, я поднялась туда и остановилась у колонны в начале зала. Тронула мрамор холодной ладонью, приветствуя и запоминая это прикосновение навсегда. Я прощалась.
Обостришийся в темноте слух уловил тишайший шелест одежды. Я медленно, с усилием повернула голову, будто двигалась под водой. Разум кричал: не оборачивайся, не смотри! Но взглянуть в глаза страху, дышащему холодом в спину, было нужно, чтобы получить над ним власть.
Оказалось, тронный зал не пустовал. Во тьме, поглотившей тронное возвышение, был Макта. Сидя на троне, он пусто глядел в пол и задумчиво покачивал головой в такт неизвестным мне мыслям. Я поспешно отступила за колонну, но не ушла. Не дыша, я изучала нового Владыку Карды и правителя Терратиморэ.
Эта невысокая, но широкая в плечах фигура производила впечатление скрытой огромной физической силы, грубоватые руки были удивительно ловки в движениях, но не как руки музыканта или художника. Мне пришло на ум сравнение с палачом, знающим, как точно и быстро или наоборот ювелирно долго отнимать жизнь. Простое круглое лицо с некрасивыми чертами… — нам предстоит запомнить его навсегда, отпечатать в памяти, как его профиль — на новых монетах Терратиморэ; холодные глаза из серо-зеленого сплава — сплава бездушия и тайны… «Что принесет этот правитель земле страха? О чем он думает сейчас, о благе ли для своих подданных?» — Я содрогнулась. Страшной и отвратительной казалась забота человека с руками палача и глазами убийцы.
Тихий скрип двери, шорох шагов. В тронный зал через боковую дверь влилось четыре тени. Все были в темной одежде и шли, опустив головы, скрывая лица. В царственной тишине, как идут на исповедь. Я вжалась в колонну, ругая себя, что глупо так прятаться, но в глубине души понимая: это и необходимо. Сейчас представится случай увидеть новый страх земли страха в лицо.
— Дети мои, подойдите, — раздался звучный голос Макты. Я закрыла рот и нос ладонями, смешно надеясь, что получится дышать тише. Сердце заходилось в бешеном стуке, я удивлялась, как этот грохот не раскатывается громовым эхом по залу. Все опять стихло, и через минуту я осмелилась выглянуть из-за колонны.
Четверка выстроилась перед Мактой. Владыка Терратиморэ встал, раскинул руки. Алая мантия затрепыхалась окровавленным полотном.
— Я дам вам еще часть своей силы, — сказал он. — Примите ее без страха.
Живая тьма заклубилась вокруг его фигуры. Она расползалась к четверым и поочередно обнимала их, заключая человека в кокон. Она текла, менялась, переливалась, ища единственно правильную форму для последнего воплощения. Кто-то судорожно вздохнул, эхо подхватило этот звук, превратив в крик страха… удивления… бешеной радости. А Макта вновь взманул руками, и тьма повторила его движение, раскинувшись в стороны двумя широкими крылами. Следом за ним крылья распахнула четверка.
Все тепло ушло из зала, выдыхаемый воздух белел облачками пара. Испугавшись, что по ним меня найдут существа у трона, я скользнула к выходу и по стеночке принялась пробираться к покоям Семель. Предположений, что я только что видела, не было ни одного, разум молчал. Каша из ужаса и тревоги заполняла тело, растекаясь по сосудам от сердца и льдом замерзая в голове. Одного я не чувствовала — удивления. Просто страх, что долгое время был невидим, неведом, обрел форму: черная крылатая тень.
Я расслышала шепот Макты:
