“Эге! — сказал себе Курт, сохраняя на лице и в глазах улыбку. — Интересные дела, брат. Куда как интересные”.
Мангуст — Факиру.
Секретно.
18.06. На территории появилось новое лицо. Элис Ластхоп. Единственная дочь американского миллиардера Эндрю Ластхопа. Цель приезда — путешествие ради развлечения. Контакт установлен. Учитывая происхождение девушки, считаю полезным контакт поддерживать и развивать.
18.06 приблизительно в 05:50 девушка вступила в контакт с Объектом. С ее слов, Объект — талантливый артист-гипнотизер, широко использует современнейшую технику и внушение. Она наблюдала сабельный бой Объекта с живыми мертвецами, картины светящегося и переливающегося сказочного замка. Последнее укладывается в легенды, бытующие на территории.
Стоит отдельно заметить, что девушка с четырнадцати до шестнадцати лет проходила лечение в частной психиатрической клинике.
Расшифровано 546350
Эйтлиайн
Я терпеть не могу, когда они собираются вместе. Хотя бы трое Гюнхельдов под одной крышей, и ясновидение делает мне ручкой. А я предпочитаю знать, кто и в каких обстоятельствах поминает мое имя. От смертных в Ауфбе можно ожидать чего угодно, любых неприятностей. Они сумасшедшие — там, внизу — душевнобольные. И иногда они становятся опасны.
О, нет, не для меня. Я — кот, они — мыши, мои игрушки, забавные глупые зверьки. Прячутся в свои норки, когда приходит ночь, а с рассветом начинают сновать туда-сюда по своим делам, полагая солнечный свет достаточной защитой.
…Госпожа Лейбкосунг гоняет по полу шарик из смятой фольги. Когтит его лапами, довольно урча, а хвост у нее от охотничьего азарта становится пушистым, как посудный ершик.
Кошка — великолепное отрезвляющее. Не так уж часто позволяю я себе пренебрежительно относиться к людям внизу. А когда позволяю, достаточно бывает одного взгляда на Госпожу Лейбкосунг и на меня самого, в мягких туфлях и шелковом халате, на диване перед телевизором, чтобы понять, как смешны мои высокомерные рассуждения. Высокомерие пристало принцу — с этим я спорить не буду, но мой титул и мои отношения со смертными лежат в разных плоскостях.
И все же я прямо-таки по-королевски гневаюсь, когда Гюнхельды собираются в стаю.
Есть пророчество, что старший их рода погубит Змея-под-Холмом. Змей — это я. Старший приехал в Ауфбе нынче утром. Не он первый — не он последний, в пророчества я не верю, а этот мальчик, Курт, и вовсе не собирается задерживаться здесь. Наивное и безграмотное дитя: он добровольно назвал мне свои имя — хорошенькое начало карьеры драконоборца! Нынешние смертные совершенно утратили осторожность. Нет, старший Гюнхельд для меня не опасен, его сердце не здесь, его мысли далеки от высоких устремлений, борьбу с мистическим Злом он справедливо полагает суеверием, но — ах! — он уедет и заберет с собой мою Жемчужную Госпожу, мою Элис, не верящую в сказки.
Так будет.
То есть, так может быть. А может и не быть. Все зависит от того, какой выбор сделает она сама. Выберет покой, не отягощенный лишними знаниями, и я сделаю так, чтобы душа ее никогда больше не смущалась, столкнувшись с неведомым, не искала чудес, уверившись, что их не бывает. Элис перестанет быть интересна мне, и юный Гюнхельд увезет маленькую фею в большой человеческий город. Навсегда…
Если же предпочтет она правду, согласится всю жизнь смотреть и видеть больше, чем открыто другим, не имея возможности поделиться увиденным… О, да, это интересно! В этом случае в ее судьбе вырисовывается несколько забавнейших поворотов…
Проклятье! Кого там принесло так не вовремя?!
…Невилл взвился с дивана, отшвырнув в сторону книгу.
Зашипела, мигом убравшись под кресло, пушистая кошка. Полы роскошного халата взметнулись, пробежали блики по шелку, и не халат уже — черный плащ на алой подкладке, высокий воротник с острыми углами. Волосы собраны в сложную, украшенную золотом прическу. Черный камзол, золотое шитье, пуговицы-рубины. Бархат и шелк, драгоценные камни, тихий звон шпор. Подобающая свита позади, лязг доспехов, тусклые блики солнца на вороненой стали.
Нет, не оглядываться, чтобы не рассмеяться, чтобы не улыбнуться даже помпезности и торжественности, и чтобы ни одного зеркала по дороге — закрыть зеркала! — иначе собственный наряд заставит скиснуть от смеха. Стук каблуков по паркету, по мрамору, по граниту двора.
За раскрытыми воротами, подняв к небу пики с серебристыми флажками, твердой рукой сдерживали волнующихся скакунов десять всадников. Их доспехи — белое серебро. Их глаза в прорезях забрал — синее небо. Их плащи — зеленая трава. И лошади подкованы острыми льдинками, чтобы звонче пели под копытами звездные дороги.
— Я не звал вас, — Невилл, не сбавляя шага, шел прямо на сверкающий строй, — я возьму вашу кровь.
Он слышал за спиной шелест — это свита его, его лиилдур[6] потянули из ножен клинки. Он шел вперед. И было уже не смешно: пересечена граница, нет больше человеческого имени, реальностью стали мечи и доспехи, пышные одежды и слова, и ненависть…
Война.
Десятеро спешились, как один. Как один сняли шлемы. И преклонили колена:
— Мы пришли с миром, принц.
Наэйр остановился, двух шагов не дойдя до вздрагивающих лошадей.
— Говорите!
Он сделал знак лиилдур: мечи в ножны.
— Сияющая-в-Небесах шлет послание своему царственному врагу! — звонким голосом, по-прежнему не вставая с колен, отчеканил один из серебряных воинов, — и, несмотря на то, что война между Силами не стихает ни на мгновение, бонрионах[7] настаивает, чтобы Властелин преклонил слух к ее пожеланиям.
— Властелин мертв, — из-за спины Наэйра вышел его собственный герольд, — Принц Темных путей представляет Силу. Он готов принять послание вашей госпожи, и буде пожелания Сияющей-в-Небесах совпадут с его собственными, выполнит то, о чем просит бонрионах.
У принца зубы заболели от едкой и оскорбительной вежливости обеих сторон. Гонец Сияющей-в-Небесах, между тем, снял с пояса деревянный футляр и раскрыл его, протянув темному герольду. Внутри, обвитый серебряными лентами, лежал свиток с посланием.
Не говоря худого слова, Наэйр сделал шаг вперед. Свистнул, вылетев из ножен, вороненый сабельный клинок, застыл у самого горла гонца, над краем доспехов. Серебряный рыцарь не шевельнулся, лишь опустил глаза, да переглотнул совсем по-человечески.
— И на что же рассчитывает ваша госпожа, оскорбляя меня? — спросил Наэйр. Хотел спросить холодно и с достоинством, получилось — с искренним любопытством. — Или она решила таким образом избавиться от нерадивых слуг?
