— Его намерения? — Г’Кар пожал плечами. — Ничего определенного не могу сказать о его намерениях. Но в одном я всецело уверен: из всех, кого я знаю, Лондо Моллари — человек самой трагической судьбы.
— Трагической? — фыркнул Гарибальди. — Слушай, Г’Кар, когда-то мне был очень симпатичен этот парень. Но потом он просто помешался на своей жажде власти, и теперь он сидит там на Приме Центавра и играет всеми, стравливая всех между собой. И оп-па, пожалуйста вам, буду уж откровенным: Лу Велч погибает от рук преподобных гребневолосых мерзавцев. Но во всей центаврианской заварушке меня больше всего радует даже не это. Я слышал, как они рассуждают, в своей риторике, в своих хрониках, что император есть живое воплощение самой Примы Центавра. Если они правы, то у меня накопилось слишком много вопросов к этому воплощению, потому что он есть живой символ планеты, которая катится прямиком в тартарары. И потому мне не совсем ясно, Г’Кар, почему я должен проливать слезы над ним и считать его трагической фигурой.
— Проливать слезы или нет, это ваше личное дело, — пожал плечами Г’Кар. — От себя лично могу сказать, что я не пролью ни слезинки. Да и к чему бы? На нем лежит ответственность за применение масс-драйверов против моего народа. За смерть миллионов Нарнов. Знаете, что было бы, если бы не Лондо Моллари?
Все молчали.
— Что? — поинтересовался, наконец, Дэвид.
— Ровным счетом то же самое, — ответил Г’Кар. — Я верю, что Лондо просто затянул водоворот событий, которые он оказался не в состоянии контролировать… а возможно, даже и понять. А когда он, наконец, понял, что происходит, было уже слишком поздно. Я верю, что он лелеял надежды и мечты о будущем своего народа, но все они оказались эфемерными, и не было ни единого шанса воплотить их в жизнь… и нашлись те, кто предложил ему путь к воплощению надежд, но этот путь привел к такому ужасному повороту событий, какого он никогда не видел себе даже в самых страшных снах.
В этом, Мистер Гарибальди, и заключается трагедия Лондо Моллари: в том, что ему так никогда и не представилось возможности стать тем, кем он мог бы стать, если бы не превратности судьбы. Только прошу вас, поймите меня правильно, — поспешно добавил Г’Кар. — Как я уже сказал, я не стану проливать о нем слез. Во многих отношениях, он сам виноват в тех бедах, которые навлек на себя, и в иные времена в его силах было остановить сползание во тьму. Хотя, возможно, и нет. Вряд ли мы сможем узнать наверняка. Но независимо от того, достоин ли он нашего сочувствия или нет, достоин ли он нашего сопереживания или нет, он все равно останется трагической фигурой. Это нельзя оспорить.
Шеридан лишь головой покачал и взглянул на Гарибальди.
— Вот видишь, что ты наделал? А еще говорил, будто он все время молчит. Теперь попробуй-ка заткни его.
— Не хотел бы, чтобы мое частное мнение становилось вашей большой проблемой, Господин Президент, — лукаво ответил Г’Кар.
Шеридан лишь рукой махнул.
— Так что же мы будем делать, Джон? — спросила Деленн. — Мы так и не нашли способа воспрепятствовать центаврианам.
— Будем держать прежний курс, вот и все, — неохотно ответил Шеридан. — Я не собираюсь отдавать единоличный приказ флоту Белых Звезд атаковать Приму Центавра. Я должен являть собой пример для Альянса, и Альянс точно не нуждается в примере того, как руководитель действует, ни в грош не ставя мнения и желания своих избирателей. Альянс отказывается нажать на спусковой крючок. Я не могу двигаться дальше в одиночку, без их поддержки. И значит, мы все вместе застынем в той же позиции. И будем лишь надеяться, что когда, наконец, к Альянсу вернется здравомыслие, не окажется уже слишком поздно.
— Похоже, это действительно единственный выход, — неохотно согласился Гарибальди. Г’Кар молча кивнул.
Шеридан многозначительно взглянул на Деленн, и она мгновенно поняла, что ему требуется.
— Дэвид, — сказала она, — почему бы тебе не пойти погулять со мной?
— Папе нужно поговорить без меня, правильно. — Несмотря на построение фразы, это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.
— От тебя ничего не укроешь, — усмехнулся Шеридан, но в его усмешке таилось раздражение.
— Отлично, — Дэвид пожал плечами с притворным безразличием, и позволил Деленн увести себя.
— У него острый ум, и он слишком быстро взрослеет, — сказал Гарибальди. — Возможно, стоило бы продолжить разговор в его присутствии.
— Пусть он хоть немного еще побудет просто ребенком.
— Мне кажется, Господин Президент, он никогда не был «просто ребенком», — сказал Г’Кар.
— Возможно, ты и прав, — Шеридан сел за свой стол. После пикировки с Дэвидом эмоций в его голосе поубавилось, но он явно ни на йоту не изменил своего отношения к ситуации. — Что меня сейчас больше всего беспокоит, так это история с Дрази. Их дипломата убили на Приме Центавра, а они спустили это дело на тормозах.
— В «Межзвездных новостях» сообщили, что убийство — дело рук психопата-одиночки, и правительство не имело к этому отношения, — сказал Гарибальди. — Прозвучало даже предположение, что это действовала некая группа заговорщиков, которые намеревались свергнуть правительство Центавра, организуя террористические акты, призванные втянуть Центавр в войну с Альянсом. Новый посол Дрази не стал нагнетать обстановку. Не могу сказать, что я полностью во все это верю…
— И это правильно, — сказал Г’Кар. — Убийство — результат организованных действий толпы, а дирижировали ими тамошние власти при посредстве Пионеров Центавра, цепных псов Министра Лионэ. Толпа просто разорвала беднягу на части. А вот его помощнику удалось убежать. Я тоже смотрел выпуск «Межзвездных новостей»; этого самого помощника уже назначили на место убитого посланника. Похоже, несчастье его предшественника обернулось удачей для него.
Гарибальди с подозрением уставился на Г’Кара.
— Ты рассказываешь так, будто видел все своими глазами.
Г’Кар ничего не ответил.
Гарибальди перевел взгляд с Г’Кара на Шеридана.
— Никто не хочет поведать мне, что происходит? То есть, Г’Кар ведь не мог это видеть. Нарн на Приме Центавра? Невозможно. Они запретили въезд всем инопланетникам… Да даже если бы и разрешили другим, то Нарнам — никогда.
— Для меня путь открыт, — с чрезвычайно загадочным видом сказал Г’Кар.
— И могу я узнать, какой?
— По чистой совести, я не вправе рассказывать об этом.
— А ты? — Гарибальди с надеждой повернулся к Шеридану.
Но тот лишь покачал головой в ответ.
— Я знаю не больше твоего. Г’Кар не смог ничего сказать даже мне.
