Анна Котова - Небо бескрылых

Здравствуй, тихий минагисский отшельник!

Давненько я тебе не писал, да и ты не баловал меня посланиями, так что мы друг друга стоим. Как продвигаются твои дела? Уверен, что маэстро и тебе придумал задание к вящей славе рода Бассианусов и грядущему исправлению мироустройства. Не буду задавать вопросов — ты все равно не ответишь.

И все же один вопрос у меня к тебе есть. Поскольку он совершенно частный, думаю, ты мог бы просветить меня.

Вышло так, что я принимаю участие в одном юноше, по происхождению дизитце, ныне, как и все мы, анатольском подданном. Его фамилия Роу. Отец и старшие братья молодого человека поддерживали Эраклеа в той заварушке четыре года назад и, насколько известно, не вернулись из Грандстрима. Ты всегда помнил множество ненужных вещей, Ольтиус. Может быть, тебе известно что-нибудь об этой семье, потому что я-то ничего не знаю, и меня снедает любопытство. Уж очень ярок мальчик, о котором я говорю. Не было ли в его роду столь же ярких личностей?

Рессиус Дагобел

Господину Рессиусу Дагобелу

Здравствуй, гений рейсшины и штангенциркуля!

Сразу видно инженера. Только человек, состоящий из рычагов и клавдиевых трубок, способен не знать вещей, известных всему миру… ну или, по крайней мере, всей Гильдии — не поручусь за познания анатольского монарха и его окружения. Филипп Роу, адмирал дизитского флота, сын Георгия Роу, маршала дизитской армии, внук Александра Роу, тоже маршала, и правнук Константина, того самого, который отрекся от престола в пользу младшего брата Аристарха и потерял вместе с правом на трон право на имя. Таким образом, Роу — прямые потомки Драконидов, в отличие от нынешних монархов, ибо Аристарху наследовал не родной сын, а приемный. Если бы не отречение Константина, они и сейчас бы имели права на трон.

Где маэстро откопал это чудо? А, впрочем, не буду задавать тебе вопросов, как и ты мне: ты не ответишь, как и я тебе.

Ольтиус Гамильтон

— 51-

Четвертый курс — последний. Юные офицеры расслабляются и бузят больше обычного, потому что с последнего курса практически никого и никогда не выгоняют. Алзей переживает личную драму: Дита Сивейн влюбилась в рыжего веснушчатого Кармака из пятой группы. По этой причине ни Дита, ни тем более Винс не делают домашних заданий и скатываются к нижней грани допустимых отметок. Плевать! Какая учеба, когда в личной жизни кавардак? Но и те, у кого нет любовных проблем, пропускают мимо ушей то одну лекцию, то другую. И только Алекс Роу, отощавший, еще более черный, чем всегда, учится как проклятый. Раз в неделю по выходным, сверкающий, как золотой полуклавдий, он отправляется в резиденцию премьер-министра. Глаза его лихорадочно блестят, руки дрожат, заговаривать с ним бесполезно: если и ответит, так невпопад. Там, за невыносимо официальным столом, в присутствии невыносимо официального господина Бассиануса, он сидит напротив грустной бледной Юрис и ничего не способен проглотить — только ковыряет изысканные блюда. Иногда — о боги, как редко! — им удается исчезнуть на несколько минут от бдительного папы. Тогда рука находит руку, губы находят губы, в глазах темнеет — и только между сумасшедшими поцелуями: "Люблю, Юрис!" — "Люблю, Алекс!"

Он возвращается в казарму, падает на койку и молчит. Соседи по комнате ходят на цыпочках, боясь чихнуть. Все чувствуют, что пружина перетянута сверх всякой меры, и если сорвется — страшно подумать, что тогда будет.

Во втором семестре в академии появляется Гальтейн. Все, кто помнят второй курс Алекса Роу, готовы рвать волосы на голове и пуговицы на кителях. Но ректор взял Гальтейна на работу. Ассистентом на кафедру аэродинамики. Кто бы спорил — Гальтейн хорошо учился, полтора года оттрубил в военном исследовательском центре и свой предмет знает. К несчастью, характер его не изменился.

Вся двенадцатая группа с беспокойством и нарастающим страхом следит, как Гальтейн с наслажденем планомерно задирает Роу. Как и прежде, он начинает с упражнений в остроумии по поводу подлого Дизита. Алекс молчит. Гальтейн придирается к каждой закорючке в работах Роу. Алекс стискивает зубы и доводит работы по аэродинамике до немыслимого совершенства. Гальтейн берет за правило встать возле стола Роу на семинаре и тихо, вполголоса, — так, что окружающие, отчаянно напрягающие слух, улавливают лишь отдельные слова, — говорить пакости. Роу бледнеет, иной раз даже зеленеет, и молчит. Однажды после злосчастной аэродинамики он убегает на летное поле, и Тайберт, помчавшийся следом, находит его на складе металлолома, в котором иногда удается раскопать подходящие запчасти для казенных ваншипов. Алекс методично швыряет ржавыми железками в бетонную стену ангара и сквозь зубы чудовищно матерится.

До окончания академии осталось всего несколько дней, завтра начнутся экзамены — и в этот день чуткое ухо Диты улавливает в потоке Гальтейнова яда: "развратна, как все гильдейки". Роу вскакивает; кажется, сейчас он убьет Гальтейна. Но он судорожно вздыхает, молчит (до десяти считает, что ли?) — а потом произносит громко и четко, так, что слышит каждый:

— Вы мерзавец.

— Вы отдаете себе отчет?.. — начинает Гальтейн.

— Вы мерзавец, — повторяет Роу. — Если вы еще и трус…

— Когда и где? — раздувая ноздри, спрашивает Гальтейн.

Алекс не думает ни секунды. "Давно решил", — понимает Винс.

— После вручения дипломов на следующее утро, в пять. За вторым ангаром.

Там, где он целовался с Юрис.

— Пистолеты, — деловито уточняет Гальтейн.

— С двадцати шагов, — добавляет Роу.

— Чудесно, — говорит Гальтейн. Впервые у этих двоих полное согласие. — Секунданты?

— Алзей, — Роу не смотрит на Винса, но тот кивает.

— Терренс, — называет Гальтейн инструктора по строевой подготовке.

Это плохо. Это очень плохо. Терренс непременно доложит начальству. Алекс так бешено учился, и все погубить. Впрочем… После вручения дипломов, значит, формально — вне академии. А до того — не за что карать. Может быть, обойдется.

— 52-

Хотел быть счастливым. Был.

Хотел все решать сам. Решал.

Хотел, чтобы ты была со мной. Была.

Все, чего я хотел, я добился. Все, чего я не добился, я не хотел.

Наверное, я должен быть благодарен судьбе.

Почему же так тошно?

— 53-

Лучшие работы по всем предметам. Даже по аэродинамике, потому что сдавали комиссии, и Гальтейн ничем не смог напакостить. Диплом с отличием. Первый в выпуске.

Бал.

Юрис Бассианус в кремовом с золотом, длинные волосы по плечам, глаза светятся. Папы нет. Не соизволил? Пожалел? Рассчитал? Они кружатся, кружатся, кружатся, Алекс счастлив впервые за весь этот безумный год.